Ганс Рудольф Берндорф "Шпионаж"

[Моргенштерн]

Ганс Рудольф Берндорф

Шпионаж

Издание Г. Р. Берндорф. Шпионаж. Перевод с немецкого. М. «Советский писа¬тель» — «Олимп», 1991. — 128 стр.

Книга рассказывает о работе разведки и контрразведки европейских госу¬дарств накануне первой мировой войны и в период военных действий.

Оригинал: Hans Rudolf Berndorff, «Spionage!» Dieck & Co Stuttgart. 1929.
От издателя: Книга немецкого автора Г. Р. Берндорфа, напи¬санная в конце 20-х годов, рассказывает о работе разведки и контрразведки европейских держав. События ее происходят накануне первой мировой войны и в пери¬од военных действий. Имена героев «Шпионажа» из¬вестны — Мата Хари, полковник Редль, Аннемари Лессер («мадемуазель доктор») и другие.
Каждый из рассказов Берндорфа строится на до¬кументальном материале. В годы, когда писалась кни¬га, материал этот был ограничен. Автор многое до¬мысливал сам. Со временем в печати появлялись новые публикации, новые свидетельства и документы. Пере¬издавая ныне в новой редакции книгу Г. Р. Берндорфа, мы сочли возможным в некоторых случаях уточнить и дополнить авторское повествование. Эти места в тексте выделены курсивом.
Книга написана живо и увлекательно. И хоть со времени ее рождения на свет прошло более шести де¬сятилетий, мы уверены, что к ней с интересом отне¬сется и сегодняшний читатель.
Об авторе: Ганс Рудольф Берндорф (1895-1963) был немецким писателем, журналистом и киносценаристом. Участник Первой мировой войны, затем боец фрайкора. В 20-е годы работал актером, учился на режиссера, с 1925 года главный репортер издательства «Ульштайн», прославился сериями репортажей на темы криминалистики, путешествий, происшествий и т.д. В 1933 году вступил в СС. Пользовался большой популярностью в Третьем Рейхе, опубликовал с 1933 по 1940 год под своим именем и под псевдонимами Рудольф Ван Верт и Ганс Рудольф 19 романов и документальных книг, во время Второй мировой войны активный сотрудник министерства пропаганды у Геббельса, пользовался его поддержкой как писатель и киносценарист. После падения нацизма Берндорф спокойно продолжил свою журналистскую и писательскую карьеру, трудясь сначала на англичан (Немецкая служба новостей), а в 50-е годы написал как «писатель-призрак» псевдоавтобиографии выдающегося хирурга д-ра Фердинанда Зауербруха и немецкого банкира Хьяльмара Шахта.
До конца жизни Берндорф оставался самым популярным автором издательской группы «H?R ZU», книги его переиздаются в Германии и в 2000-е годы.
«Шпионаж» был первой книгой Берндорфа, выдержавшей только в первые несколько лет более тридцати переизданий, несмотря на ужасающее множество содержащихся в ней ошибок и неточностей.
ОГЛАВЛЕНИЕ

Вступление
Тайны Вильгельмсхафена
Генерального штаба полковник Редль
Мата Хари
«Идеальный шпион»
«Мадемуазель доктор»
Смерть Эдит Кавель
Шпионаж, решивший войну
Марта Морейль – шпионаж с парашютом

(Две последние главы взяты из сборника «Сети шпионажа», Л., 1989)

ВСТУПЛЕНИЕ
Год 1913-й... По стальным путям Европы мчатся железнодорожные составы, груженные углем, железом, лесом, нарядные экспрессы с роскошными салонами международных ва¬гонов. Из Парижа через Варшаву в Петербург. Из Ко¬пенгагена через Берлин в Мюнхен. Из Амстердама че¬рез Базель в Италию...
Поезда минуют границы, проносятся мимо горо¬дов и селений, где люди рождаются, любят, работают, умирают...
Многое связывает этих людей, эти народы. Об¬щий труд, общие заботы о существовании.
Кинотеатры европейских столиц показывали удивленным зрителям бешеные автомобильные гон¬ки, строительство морских колоссов на верфях, торже¬ственные парады армий разных стран.
Народы Европы были хорошо знакомы с этими армиями, их обмундированием, вооружением.
Но главного они не знали. Главное происходило за закрытыми дверьми генеральных штабов и воен¬ных министерств. Там тщательно изучались карты и секретные планы соседних стран, туда стекались све¬дения, полученные с помощью тайных шифров.
Так было в Германии, Англии, Франции, Рос¬сии...
До начала мировой войны оставался год...
В мае 1913 года по Унтер ден Линден в Берлине шел молодой человек в форме майора генерального штаба.
Два офицера, шагавшие навстречу, дружески ему кивнули:
— Поздравляем.
То был Вальтер Николаи, только что назначен¬ный начальником военной разведки.
Вступив в исполнение своих обязанностей, он подобрал группу умелых, надежных людей. Благодаря им деятельность германской разведки, работавшей до того без всякой системы, стала более организованной.
Да, агентов у Николаи немного, но зато они пре¬красно подготовлены и умеют собирать лишь самые существенные сведения.
Огромные трудности представляет их работа. Особенно во Франции. Это страна классического недо¬верия к малейшим попыткам проникнуть в ее тайны. Забронированы они необычайно крепко. Секреты французской армии хранятся столь тщательно, что выведать их можно лишь с помощью исключительно ловкого маневра.
Другие сложности — в России. Конечно, среди гражданского населения приграничной полосы можно найти людей, поставляющих за германские марки не¬обходимые сведения. Но бесконечные пространства этой страны, удаленность ее гарнизонов друг от друга не дают возможности развернуть шпионаж с полной силой. Поэтому германской разведке волей-неволей приходится ограничить свою деятельность зоной, близкой к границам.
А в Англии? Здесь вообще много неясностей.
За год до начала войны, когда положение этой страны в политической коалиции было весьма неоп¬ределенным, германская разведка содержала там лишь нескольких агентов. Николаи настаивал на рас¬ширении агентуры в Англии, но убедить в этом вы¬сшее командование ему так и не удалось.
Так обстоит дело с германской разведкой.
Франция относится к этому делу иначе.
Достаточно сказать, что в 1913 году по подозре¬нию в шпионаже германскими властями было аресто¬вано 345 человек, и большинство из них работало на Францию.
Сама эта цифра внушительно свидетельствует о размахе шпионской деятельности французов.
Вот, к примеру, история с французским развед¬чиком Томсом.
Он был родом из Мюнхена, где его отец торговал винами — главным образом бургундским и бордо¬ским. Томс постоянно ездил во Францию, и никому это не казалось подозрительным: все думали, что он привозит оттуда вино.
В действительности же все обстояло не так.
В Мюнхене у Томса был целый штат подруг, во всем ему преданных. То были по большей части скромные танцовщицы, хористки, воспитанницы те¬атральных школ. Он рассылал их по всей Германии с определенными заданиями.
Обязанностью этих девиц было заводить знаком¬ства с молодыми офицерами и стараться выведать от них как можно больше.
Полученную информацию Томс аккуратно выво¬зил во Францию.
Методы, которыми действовал Томс, вообще бы¬ли характерны для работы французской разведки. Не случайно на службе у нее состояло так много женщин.
Шпионская деятельность французов отличалась еще и тем, что свои разведывательные бюро они перед войной разбросали по многим странам Европы. Так в Женеве, в Швейцарии, устроился полковник-лейтенант Паршет, со штатом в 90 человек. Бюро Паршета рабо¬тало под вывеской какой-то торговой фирмы, и его служащие свободно шныряли по всей германской тер¬ритории. Отделение этой «фирмы» было открыто и в Базеле для наблюдения исключительно за баварской армией.
Так работала французская разведка.
Что касается англичан, то они проявляли порой чудеса изобретательности.
Всем известно, к примеру, что в Бельгии широко используется голубиная почта.
Английская разведка, одна из штаб-квартир ко¬торой располагалась в Брюсселе, в начале 1914 года усовершенствовала эту почту оригинальным нововве¬дением.
Англичане выяснили, что почтовые голуби летят обычно либо вдоль Рейна, либо над большими желез¬нодорожными линиями от Амстердама до Торна. И им пришла в голову смелая мысль: что, если снабдить голубей микроскопическими фотокамерами?
Камеры эти имели часовой механизм, приводя¬щий в движение катушку с пленкой. Так как голуби обычно выпускались целыми стаями, то на крохот¬ных снимках, которые потом увеличивали, получался целый ряд изображений тех мест, над которыми про¬летали птицы.
Это было похоже на фильмовую ленту.
В случае войны такие съемки становились бес¬ценными: они позволяли иметь полную картину пере¬движения войсковых частей и обозов.
Главное руководство российской разведкой было сосредоточено в руках офицера генерального штаба Батюшкова (Н. Батюшина, разумеется, – прим. В.К.) и находилось в Варшаве.
Основное свое внимание разведка обращала на германские военные силы в приграничных районах. В распоряжении Батюшкова были сотни тысяч рублей, предназначавшихся на подкуп добровольных шпио¬нов из местного населения. То были по преимуществу мелкие торговцы, согласно пограничным обычаям, имевшие право беспрепятственного перехода грани¬цы. Многие из них состояли на постоянном жалованьи у разведки.

Интересные сведения о работе российской развед¬ки накануне первой мировой войны приводит в своей книге «Разведка и контрразведка» Макс Роте, офицер австрийского генерального штаба, занимавший тогда пост начальника разведбюро.
Ронге пишет, что варшавский центр работал с массой людей — вербовщиков, руководителей групп, ря¬довых агентов. Среди них было немало женщин.
«Эти последние, — пишет Ронге, — особенно охотно использовались в качестве посредниц и вербов¬щиков, причем те, которые попадали в наши руки, как, например, Мария Тромпчинская, Ева Войчик и др., осо¬бенной красотой не отличались. По установившейся у нас традиции мы, по крайней мере, в мирное время, не использовали для работы женщин, возможно, из-за недостатка денежных средств, а также из опасения разного рода неизбежных женских историй...
Возможно, что русские женщины, вследствие внутриполитических условий, обладают особой склон¬ностью к агентуре, и я до сих пор помню о многолет¬ней докучливой деятельности жены русского ротми¬стра Иванова в Сосновицах».

Но как ни широко была поставлена эта разведка, результаты ее работы были все же ограниченными.
Расширяя сеть шпионов, русские думали больше об их количестве, нежели о качестве каждого. И полу¬чалось, что иные агенты, на которых тратились колос¬сальные суммы, будучи людьми, весьма слабо подго¬товленными в военном смысле, приносили множест¬во сведений, не имевших никакой цены, или даже ложных.

«Это массовое использование сил, — добавляет Ронге, — имело тот недостаток, что слишком много народа было знакомо с работой, и они могли, в случае нужды, выболтать все за деньги...
Чересчур одинаковое снаряжение агентов также вредило русской разведывательной службе.
Все собиравшие сведения о крепостях, например, получали американский карманный фотографический аппарат «Экспо».

Лишь перед самой войной русский шпионаж был преобразован и избрал другие пути.
Все свои усилия он направил теперь на подкуп лиц, состоящих на германской военной службе, и в особенности — в генеральном штабе.
Приемы шпионажа, засылка агентов, обработка перебежчиков и пр. есть не что иное, как элементы во¬енной техники, у них свои особенности, свои законы.
Общий же интерес, не лишенный своеобразной романтики, представляют судьбы и поступки людей, мужчин и женщин, рискующих жизнью ради проник¬новения в тайны чужой страны.
Некоторым из этих судеб мы и посвящаем наши рассказы, основанные на подлинных фактах.


ТАЙНЫ ВИЛЬГЕЛЬМСХАФЕНА

Своим существованием город Вильгельмсхафен был обязан расположенной возле него военной гавани. Непривлекательный этот горо¬дишко был особенно тосклив во время дождей, которые здесь, на побережье, льют порой целы¬ми неделями.
Трудно себе представить, чтобы кто-нибудь по доброй воле захотел поселиться в Вильгельмсхафене надолго...
Ничего нет унылее его ночей: мокрые улицы тус¬кло освещены, кругом ни души, разве лишь какой-ни¬будь подвыпивший матрос одиноко бредет из кабачка в казарму.
В такую вот дождливую летнюю ночь 1910 года вдоль забора на самом краю города прохаживался че¬ловек в поношенном плаще. За забором был запущен¬ный сад, в глубине которого виднелся силуэт неболь¬шого дома. Ближайшее строение — богатая, нарядная дача — находилось метрах в ста от этого дома. И его укрывали густые заросли сада.
Человек в плаще уже не первую ночь бродил по этой улочке, тайком заглядывая за забор. Он знал, что в этом скромном домике живут очень состоятельные люди. Сюда приезжали великолепно одетые мужчи¬ны, а с ними — дамы с дорогими кольцами на паль¬цах. Порой его удивляло, как мог этот дом вместить такое количество людей.
В последнее время — он это отметил — здесь жи¬ли четверо: трое мужчин и одна дама.
Час назад, притаившись в темноте, человек ви¬дел, как все они вышли из дома, закрыли садовую ка¬литку и направились в город.
Выждав еще немного, человек, озираясь, подо¬шел к калитке. Она поддалась без труда. Осторожно ступая по мокрому газону, человек проскользнул к до¬му. Ставни его были наглухо закрыты.
Человек обогнул дом, прижимаясь к стене. Одно окно наверху оказалось без ставен. Добраться до него по стене было невозможно. Чуть правее окна находи¬лась крыша сарая. Затянув потуже пояс плаща, чело¬век взобрался на бочку с водой и, ухватившись за край крыши, влез на нее. Отсюда ему уже ничего не стоило дотянуться до окна.
Рама оказалась незапертой. Человек распахнул ее и через секунду оказался внутри дома.
Под ногами его было что-то мягкое, очевидно, ковер. В непроницаемой тьме он ничего не мог раз¬глядеть. Вытащив из кармана электрический фонарь, он нажал на его пружину.
Но едва узкий луч прорезал темноту, сильный удар по голове свалил человека наземь.
Сколько времени он был без сознания? Человек едва ли мог ответить на этот вопрос.
Когда он пришел в себя, вокруг по-прежнему сто¬яла тишина. С трудом открыв глаза, он увидел себя лежащим на полу небольшой, уютно обставленной комнаты, — по-видимому, спальни. Горел свет.
Возле него с папиросой в руке сидела в кресле молодая женщина.
Он хотел приподняться, но с ужасом обнаружил, что его руки и ноги связаны.
Еще больший страх сковал его, когда он увидел что женщина внимательно рассматривает содержимое его собственного бумажника.
— Как вы себя чувствуете, господин... Глаус? — спросила женщина.
Человек промычал нечто несвязное.
— На этой фотографии вы очень на себя похо¬жи.— Женщина разглядывала его служебный про¬пуск. — Но признаюсь, полицейский мундир идет вам куда больше, чем этот заношенный дождевик.
Глаус закрыл глаза. Нестерпимо болела голова, ему казалось, что сознание вновь покидает его.
— Вам еще многому нужно учиться, Глаус. Я уже не одну ночь наблюдаю, как вы шныряете возле дома. Видела, и как вы крались по саду. Когда вы лезли по стене, я стояла у окна. Надеюсь, мой удар не отшиб у вас память? Ведь я могла просто выбросить вас в ок¬но, чтобы вы сломали себе шею. И поверьте, я сделаю это, если вы не скажете мне, кто вас сюда послал...
Глауса била дрожь, он с трудом воспринимал слова женщины. А она продолжала:
— По вашим документам я вижу, что вы вах¬мистр Вильгельмсхафенской полиции. Я не знала, что у местных полицейских есть обычай залезать в чужие дома, да еще ночью. Видимо, вас направили сюда с ка¬ким-то особым заданием. Что вам здесь нужно, от¬ветьте мне...
Еле-еле ворочая языком, Глаус выговорил:
— Меня никто не посылал... Я сам...
— Сам? Зачем же?
— Просто... просто хотел поживиться. Нужда за¬ставила. Прошу вас,— в глазах его появились сле¬зы, — прошу, не доносите на меня. Если вы сообщите в полицию, я погиб. Ради бога, отпустите меня. Кля¬нусь, я сделаюсь честным человеком...
Женщина улыбнулась, небрежно сбросила пепел с папиросы.
— Значит, вы считаете, что я должна вам пове¬рить? Иными словами, вы простой воришка? И ниче¬го больше?
— А что может быть... больше? — мольба в глазах Глауса сменилась недоумением.
— Вы хотите сказать, что забрались в этот дом совершенно случайно?
Глаус не понимал, на что намекает женщина. Он по-прежнему лежал связанный на полу, руки и ноги ныли, голова раскалывалась пополам. Все происхо¬дившее виделось ему словно в тумане.
— Интересно, интересно, — задумчиво прогово¬рила женщина, снова перебирая документы Глауса. — Старший полицейский занимается заурядным грабе¬жом. Странная история. Скажите, Глаус, давно ли вы живете в этом городе?
И Глаус, собрав силы, стал рассказывать о себе. О трудностях жизни, о долгах, о растрате в кассе, кото¬рую ему необходимо немедленно погасить.
Искренний и жалобный рассказ Глауса сделал свое дело. Женщина поверила ему;
Снизу послышался звук отпираемой двери. Оби¬татели дома возвратились из города. Глаус занервни¬чал.
— Умоляю, отпустите меня. Я больше никогда, никогда не буду... Клянусь памятью матери...
— Ну хорошо, — вздохнула женщина. — Я выпу¬щу вас. Надеюсь, мы больше не встретимся.
Она развязала веревки, распахнула окно.
— Возьмите свой бумажник и ступайте тем же путем, как вы сюда пришли. И смотрите, следующий раз вы меня уже не разжалобите.
Глаус схватил документы, улыбнулся с робкой благодарностью и бросился к окну. Через несколько секунд он был уже внизу. Миновав сад, он выскочил на улицу и быстрыми шагами двинулся к городу.
Обрадованный счастливым исходом, он не заме¬тил, что вслед за ним из калитки вышли двое, и, при¬жимаясь к забору, зашагали в том же направлении.
Пробежав метров четыреста, Глаус остановился у Дерева, чтобы перевести дух.
В дальнем конце улицы послышались шаги. Глаус свистнул. Шаги участились. Оглядевшись, Глаус
снова двинулся вперед.
Навстречу ему быстро шел полицейский в пол¬ной форме.
— Тсс, — Глаус прижал палец к губам. — Говори тихо.
— Что случилось?
— Глупая история. Оказывается, там был чело¬век. Женщина. Едва я влез, она так шарахнула меня по башке, что я до сих пор не могу прийти в себя.
— И что же дальше?
— Она меня связала и стала мучить допросом. Самое скверное, что она вытащила мой бумажник и теперь знает обо мне все.
— Да ведь она донесет, черт возьми!
— Надеюсь, что нет. Я так долго объяснял ей, ка¬кой я несчастный, что она едва не прослезилась.
— А потом?
— Потом? Как ты видишь, я здесь. Она отпустила меня. Считай, что нам повезло.
— Дай-то бог. Ты молодец, Глаус.
Увлеченные разговором, полицейские не замети¬ли, как один из преследователей перелез через забор, возле которого они стояли, и притаился в нескольких метрах от них.
— Хорошо, что все окончилось благополучно. Но что нам делать, Глаус? До утра нужно достать денег. Если в кассе обнаружат пропажу, нас посадят как рас¬тратчиков.
Из дальнейшей беседы двух полицейских пресле¬дователь все понял.
Оказывается, Глаусу и Енике (так звали второго полицейского) была доверена касса, в которую они за¬пустили лапу. Утром должен был явиться ревизор. Из разговора выяснилось, что Глаус и Енике не раз уже занимались грабежами.
На эту ночь у них был намечен «запасной» вари¬ант. Это была контора ближайшего пивоваренного за¬вода. После недолгого обсуждения они договорились сперва на предварительную «рекогносцировку» отпра¬вится Енике, а затем... затем они быстро провернут это дело.
Наутро в городе стало известно: контора пивова¬ренного завода обворована. Исчезло несколько сотен марок. Все прочее осталось в целости и сохранности.
Объявленный тут же полицейский розыск не дал никаких результатов. Преступники действовали смело и аккуратно, не оставив малейших следов.
Примерно через неделю Глаус и Енике в полной форме шли по улице, выходящей на ту, что вела к зло¬получному дому.
Была суббота, и гарнизонное начальство распо¬рядилось, чтобы в этот день полицейские дежурили парами. В субботние вечера пьяные матросы нередко позволяли себе нарушать уличный порядок.
Глаус и Енике дошли до конца улицы и уже раз¬вернулись, чтобы идти обратно, когда на их пути воз¬ник высокий широкоплечий мужчина.
Глаус вздрогнул: он узнал в нем одного из обита¬телей знакомого ему дома.
Добрый вечер, господа, — проговорил мужчи¬на. — Не хотите ли заглянуть ко мне?
Простите, с какой целью? — недоуменно спро¬сил Енике.
Глаус незаметно дернул его за рукав, и Енике по¬нял, что дело неладно. Одолев растерянность, он напу¬стил на себя строгий тон.
— У вас что-то случилось? Вы хотите сделать официальное заявление?
Высокий мужчина улыбнулся.
— Вот именно, господа. Я желал бы указать вам имена и местожительство тех взломщиков, что очи¬стили кассу пивоваренного завода. Об этом писали в газете, а у меня есть довольно точные сведения.
Глаус побледнел.
Енике, не теряя самообладания, вытащил из-за борта своего мундира записную книжку.
— Если вы действительно знаете преступников, ваша обязанность заявить об этом, — деловито прого¬ворил он. — Мы будем вам крайне признательны, ес¬ли вы назовете их.
Лицо высокого мужчины стало очень серьезным. Он пристально посмотрел в глаза Енике, оглядел Глауса и четко произнес:
— Пожалуйста, пишите. Ограбление совершили вахмистр полиции Глаус и его сообщник, вахмистр Енике.
Ошеломленные полицейские вытянулись, как на параде. Рука Енике с записной книжкой судорожно опустилась вниз.
— Так зайдемте же ко мне, — спокойно продол¬жил незнакомец,— потолкуем об этом неприятном для вас деле. Может быть, мы о чем-нибудь и догово¬римся...
И, круто повернувшись, он направился в сторону дома, с которым у Глауса были связаны столь непри¬ятные воспоминания. Оба полицейских понуро после¬довали за ним.
Миновав калитку и сад, они вошли в дом. Дверь из прихожей вела в большую, богато обставленную комнату.
Глаус сжался: в комнате сидела с книгой в руках та самая женщина. Она кивнула ему, как старому зна¬комцу, и Глаусу пришлось ответить ей робким покло¬ном.
Мужчина пододвинул полицейским кресла, на¬лил пива и предложил по сигаре.
Дрожащими руками Глаус долго разминал свою сигару. Енике пытался держаться достойно, но наруж¬ное спокойствие дорого ему давалось.
Долгая пауза выматывала силы. Незнакомец не спешил с разговором. Наконец он произнес:
— Прежде всего, господа, разрешите предста¬виться. Я — инженер Петерсен, а эта дама — моя сест¬ра. В списках здешних жителей вы нас не найдете: своих паспортов мы не сдавали, поскольку в Вильгельмсхафене¬ находимся временно: у нас транзитные визы. Говорю это с тем, чтобы вы не рылись в своих полицейских досье. Через неделю мы уедем. Моя сес¬тра, господин Глаус, рассказала мне, как недавно вы пытались нас ограбить. Когда она вас отпустила, я по¬шел вслед за вами и прекрасно слышал весь разговор, который вы вели со своим коллегой на улице. Таким образом, я знаю, какие грабежи вы вдвоем с ним со¬вершили в городе. И уже этих сведений мне вполне достаточно, чтобы упрятать вас в тюрьму на весьма продолжительное время.
Глаус, ни жив, ни мертв, в отчаянии закрыл рукой глаза.
Но Енике, вспыхнув при последних словах Петерсена, вскочил и, заикаясь от волнения, громко за¬говорил;
— У вас нет никаких улик, вы ничего не докажете! С Глаусом нас ничего не связывает, кроме общей службы. Никаких грабежей мы не совершали, это ложь! А говорили мы о взломах на улице единственно потому, что наша обязанность — выслеживать преступников. И к ограблению пивоваренного завода, ко¬торое вы нам приписываете, мы не имеем ни малей¬шего отношения! Знаете ли вы, что за оскорбление полиции вам придется отвечать?
Петерсен встал, спокойно положил руку на плечо разбушевавшегося вахмистра и, вздохнув, прогово¬рил:
— Что ж, хорошо. Тогда я сейчас же иду к телефо¬ну и вызываю уголовную полицию. Но, — он понизил голос почти до шепота, — вместе со своими показани¬ями я предъявлю вот эту штучку...
Он сунул руку в карман и вытащил оттуда не¬большую фотографию.
— Посмотрите, вам это будет интересно... Енике схватил карточку.
Это был снимок двора, где помещалась взломан¬ная контора пивоваренного завода. Изображение было не очень четким, и все же на нем ясно были видны две фигуры — одна в штатском, другая в полицейской форме. Лица можно было узнать безошибочно — это были Енике и Глаус. Глаус вылезал из окна, Енике протягивал ему руку.
— Ну как, неплох мой аппарат, а? — усмехнулся Петерсен. — Ведь это ночная съемка. К счастью, по¬могла луна, а то бы ничего не получилось.
Енике бросил карточку на стол. Глаус ее разгля¬дывать не стал.
— Итак, господа, я предлагаю продолжить наш разговор...
...Полицейские вышли от Петерсена лишь под ут¬ро. Они получили гарантию, что об их ночных похож¬дениях никто не узнает. В кармане у каждого было по пяти тысяч марок. За это они обязались выполнить поручение, последствия которого в тот момент были им еще не очень ясны.
На следующий день, в воскресенье, одевшись в штатское, Енике отправился в гавань. Ему нужно бы¬ло повидать старшего сигнальщика Элерса, служив¬шего на крейсере «Фон дер Танк».
С Элерсом Енике был знаком уже несколько лет и считал его как бы родственником, поскольку тот был женихом его свояченицы. Не могли они до сих пор пожениться лишь потому, что ни у Элерса, ни у неве¬сты не было за душой ни гроша.
Прежде чем идти на корабль, Енике заглянул к свояченице. Обо всем с ней договорившись, он явился к Элерсу. Условились к вечеру встретиться в городе.
Когда все трое собрались, Енике объявил, что у него есть три билета в варьете. Признаться, это нема¬ло удивило его будущего родственника — откуда у вах¬мистра появились деньги?
Это удивление возросло еще больше, когда после представления Енике потащил всех в дорогой ресто¬ран. Здесь он совсем разошелся, заказал роскошные закуски и вина, — словом, устроил настоящий кутеж.
К кутежу вскоре присоединился оказавшийся тут же его приятель, вахмистр Глаус.
Когда все были навеселе, Енике завел разговор о будущем своей свояченицы и Элерса. Ему хочется, чтобы они скорее поженились, а ведь это не такая уж несбыточная мечта.
Элерс не соображал, куда клонит Енике. И лишь когда тот небрежно положил перед ним тысячемарковый билет, Элерс понял, что разговор принимает серьезный оборот.
— Дарю тебе на счастье! — заявил разгулявшийся Енике.— Пусть эти деньги станут, как говорится, фундаментом твоего благополучия.
Старший сигнальщик со страхом смотрел на ку¬пюру. Он отлично знал, что Енике вечно нуждался в деньгах. Что произошло?
В душе у Элерса шевельнулось дурное предчувст¬вие. Но вино сделало свое дело: долго не раздумывая, матрос сунул деньги в карман и весело обнял за плечи свою невесту.
С того дня Енике ежевечерне являлся за Элерсом к кораблю, и, едва кончалась вахта, они направлялись в очередное кафе или ресторан. В попойках неизменно участвовал Глаус.
Элерс несколько раз пытался выяснить, откуда у приятелей столько денег, но те только посмеивались и отшучивались. Тогда Элерс махнул на все рукой и ре¬шил больше не приставать к ним с расспросами.
Тысячи марок, которую вручил ему Енике, хва¬тило на то, чтобы снять квартиру, обставить ее ме¬белью. Расплачивались по счетам, и это очень нрави¬лось невесте. У нее появился азарт к приобретению ве¬щей, она уже не могла пройти мимо красивой посуды, заказывала себе модные шляпки, шила платья у доро¬гих портных.
Пришел, однако, день, когда Элерс, подсчитав свои расходы, с ужасом увидел, что потратили они с невестой значительно больше, чем у них было. В тот же вечер он признался в этом своим приятелям. Ени¬ке на мгновение помрачнел.
— Гляди-ка, так ты меня разоришь. Впрочем, не скрою: ведь я получил большое наследство. Правда, наличных у меня мало, но я попрошу того, кто этим наследством распоряжается, чтобы он дал тебе еще па¬ру тысяч. Ладно, не огорчайся, все будет в порядке.
Элерс вздохнул с облегчением.
На корабль он вернулся в ту ночь счастливым и пьяным.
..Раз в неделю Енике и Глаус под покровом ночи являлись на свидание к Петерсену. Естественно, он знал об их кутежах с Элерсом, но в дальнейшие свои планы их не посвящал.
Вскоре Глаус получил отдельное задание.
Был у него приятель, чиновник, служивший на водопроводе. Глаус пригласил его в трактир и, между прочим, спросил: не может ли тот достать планы го¬родской водопроводной сети?
Приятель вытаращил на него глаза:
— Ты что, с ума сошел? Ведь они за семью печа¬тями. Забыл, что у нас военная гавань? Кто мне их даст? А зачем они тебе нужны?
Глаус объяснил: об этом просит его один знако¬мый инженер. Он придумал какое-то изобретение, значительно уменьшающее расходы по водоснабже¬нию, и хочет продать свою идею Вильгельмсхафену. Вот ему и требуются эти планы, чтобы быть, так ска¬зать, во всеоружии перед городским управлением в случае каких-нибудь сомнений с его стороны. И нуж¬ны-то они ему ненадолго — всего на каких-нибудь полчаса. Между прочим, он обещал за это две тысячи марок. Их можно разделить пополам.
Водопроводный служащий задумался. При его жалкой зарплате тысяча марок — сумма крупная. Мо¬жет быть, стоит рискнуть? Тем более — всего на пол¬часа. Нужно только сообразить, как это сделать.
И настал вечер, когда чиновник, применив всю хитрость, на какую был способен, уговорил сторожей и проник в кладовую, где хранились планы. Запрятав их под сюртук, он выскочил на улицу, где его уже под¬жидал Глаус. Когда они подошли к дому Петерсена, Глаус взял у своего приятеля папку с планами и попросил его по¬дождать.
Он вернулся минут через пятнадцать.
Прости, но твои планы оказались не нужны. Инженер в них даже не глянул. Свой патент он уже ку¬да-то продал.
Так что же, я зря рисковал? — чиновник уныло потянулся за папкой. — Давай сюда. Настоящие това¬рищи, Глаус, так не поступают. Как я теперь буду рас¬плачиваться со сторожами?
Об этом не волнуйся. Вот обещанная тысяча. Мой инженер — человек порядочный, свое слово он, как видишь, сдержал.
Водопроводный служащий взял деньги, засунул папку под сюртук и заспешил в управление. По дороге он на мгновение остановился, проверил сохранность документов и побежал дальше.
Через час похищенные планы вновь лежали на своем месте в кладовой.
А полицейский Глаус на следующий день полу¬чил отпуск, попрощался со своими товарищами и со¬общил им, что собирается в Гамбург, навестить род¬ную сестру.
О настоящих своих планах Глаус никому не рас¬сказывал. А были они самыми радужными: после нер¬вных и неприятных недель он решил как следует от¬дохнуть.
Путь его лежал в Париж. В Гамбурге Глаус впер¬вые в жизни обзавелся модным костюмом, явился в бюро путешествий и заказал себе плацкарту первого класса до французской столицы.
Своим шумом, блеском, красивыми женщинами Париж ошеломил Глауса.
Вечера он проводил в барах и дансингах Монмар¬тра, щедро сорил деньгами, угощал мало знакомых людей. Наблюдательная ресторанная прислуга гадала, кем мог быть этот немецкий господин. Одни выска¬зывали предположение, что это прогоревший управляющий какого-то имения, другие утверждали, что это проворовавшийся банковский кассир. Впрочем, такие подробности не имели для них никакого значе¬ния: раз немец хорошо платит, значит, у него есть для этого возможности.
В последние дни рядом с Глаусом постоянно бы¬ла черноволосая красотка Ивонна, которую здесь хорошо знали. Она глядела на щедрого немца влюблен¬ными глазами, и это еще больше распаляло его.

Енике сдержал свое обещание. Встретившись с Элерсом в очередной раз, он полез в карман и выта¬щил оттуда пачку денег,
— Вот тебе три тысячи. Думаю, этого тебе хватит и на свадьбу.
Элерс благодарно сжал руку своего спасителя.
В тот вечер они, как всегда, крепко выпили. Когда пришло время уходить из ресторана, Енике спохва¬тился:
— Да, чуть не забыл. Ведь мне нужна расписка. Я тебе говорил: наследство еще до конца не оформлено. Им распоряжается один дотошный тип, он каждый раз требует бумажку. На, подпиши это...
И он протянул Элерсу какой-то длинный бланк.
Вдребезги пьяный сигнальщик механически по¬ставил свою подпись в указанном месте и, качаясь, пошел к выходу.
Енике аккуратно сложил бланк, спрятал его в бу¬мажник и поспешил вслед за ним.
В жизни Элерса и его возлюбленной снова насту¬пили счастливые дни.
Они окончательно обосновались на новой квар¬тире, невеста купила роскошные занавеси.
Свадьба была назначена через два месяца.
В один из дней в дверь их квартиры раздался ак¬куратный стук.
Элерс открыл: на пороге стоял хорошо одетый широкоплечий господин, которого он видел впервые.
— Я к вам по делу, и весьма неприятному. По¬смотрите, пожалуйста: это ваша подпись?
Незнакомец протянул Элерсу длинный бланк. В самом низу сигнальщик узнал знакомые каракули.
— Да, это подписал я.
—Дело в том, что срок данного векселя истек. Вы обязаны немедленно уплатить три тысячи марок.
При слове «вексель» Элерсу стало дурно.
Незнакомец обстоятельно объяснил ему, что произойдет, если он не сможет в ближайшие дни вы¬платить всю сумму. Сперва судебный пристав опишет его имущество, а затем из его жалованья будут вычи¬тать весьма значительную часть.
— Интересно, о чем вы думали, когда занимали эти деньги? Как собирались расплачиваться? Знаете, чем это пахнет? Подлогом, мой друг, подлогом. Тут немудрено и в тюрьму угодить...
Элерс потерял дар речи. Смутное чувство тревоги все эти недели не покидало его, но как человек, не привыкший особенно вникать в вопросы нравствен¬ного порядка, он слепо полагался на судьбу.
Усевшись в кресло, незнакомец рассказал, что вексель этот он купил у одного знакомого, поскольку тому нужны были деньги. Купил потому, что вах¬мистр Глаус рекомендовал Элерса как чрезвычайно порядочного человека.
— Но при чем тут Глаус? — забормотал сигналь¬щик. — Ведь я имел дело с Енике. Он же должен полу¬чить наследство.
Незнакомец рассмеялся.
— Ах, как вы доверчивы, мой друг! Наследство Енике вовсе не так велико. Да и получит ли он его — большой вопрос... Честно говоря, я могу не настаивать на немедленной уплате, поскольку в деньгах не нужда¬юсь. Однако и терять своего, как вы понимаете, мне не хотелось бы. Надо найти какой-то выход.
В душе Элерса затеплилась надежда.
— Но какой... какой же тут может быть выход? У меня ничего нет... кроме этого... — Элерс обвел глазами комнату, которую они с невестой так любовно об¬ставляли.
— Позвольте, я все же осмотрю вашу мебель: мне хотелось бы оценить ее хоть приблизительно.
Незнакомец прошелся по комнатам, делая корот¬кие записи. Потом вернулся на свое место. Глянув в окно, он произнес:
— Кстати, вон идет вахмистр Глаус. Пригласите его сюда.
Элерс выскочил на улицу и вернулся вместе с Глаусом.
— Ну, Глаус, и в милое же дело вы меня впутали! Вы мне говорили, что господин Элерс вполне плате¬жеспособный и порядочный человек, а между тем все обстоит вовсе не так.
После поездки в Париж Глаус стал свободнее и раскованней.
— Господин Петерсен, — обратился он к незна¬комцу.— Я ведь знаю — вы человек богатый. Мой друг из водопроводного управления при каждой встрече вспоминает о тысяче марок, которую вы, в сущности, подарили ему. Нельзя ли и Элерсу чем-ни¬будь помочь? Он будет благодарен вам по гроб жизни.
— Не знаю, не знаю... — Петерсен задумчиво про¬шелся по комнате. — Впрочем...
Казалось, его осенила догадка. Элерс напрягся в ожидании.
— Есть у меня друг, он, к сожалению, сугубо гражданский инженер. Имя его вам безразлично. Так вот, он увлечен интереснейшими идеями. Разрабаты¬вает план военного судна, который хочет предложить правительству. Сам я в этом деле не силен, а помочь ему хочется. Особенно занимают его две вещи. Пер¬вая — это система водоснабжения судна, вопросы гид¬равлики. А вторая — он убежден, что может в значи¬тельной степени упростить систему судовой сигнали¬зации. Вся беда, как я уже сказал, в том, что он инженер гражданский. Он боится, что военные просто за¬смеют его с этими идеями.
— Но в гидравлике... я ничего не понимаю...— Элерс беспомощно развел руками.
— Ваши знания, господин Элерс, тут вовсе не по¬требуются. Задача состоит в другом. Я могу вызвать этого человека — он живет под Берлином — а вы дади¬те ему возможность взглянуть на чертеж вашего крей¬сера. Заодно покажете ему и сигнальную книгу, чтобы он не попал впросак.
Элерс похолодел. Но он понимал: выхода для не¬го уже не было.
В благодарность за помощь Петерсен обещал ему уничтожить вексель и заплатить еще пять тысяч ма¬рок.
В германском генеральном штабе была большая тревога.
Из Лондона пришла секретная телеграмма от од¬ного из агентов в Англии.
Расшифровка ее привела всех в ужас.
Согласно полученной информации, в руках у ан¬гличан оказалась сигнальная книга германского воен¬ного флота и чертежи самого быстроходного по тем временам крейсера «Фон дер Танк».
...Некоторое время спустя один опытный комис¬сар кёльнской полиции, бывший офицер действитель¬ной службы, ехал в Париж на поиски крупного мо¬шенника, похитителя бриллиантов.
Выйдя поутру из своего купе в коридор и направ¬ляясь в вагон-ресторан, комиссар столкнулся с до¬вольно странным человеком.
Человек был в шелковой манишке, дорогом кос¬тюме, но внешность его явно не вязалась с этой мод¬ной одеждой.
Особенно выдавали его руки — грубые, заскоруз¬лые.
В ресторане комиссар сел с ним за один столик. Хорошими манерами человек тоже не отличался. Ел он жадно, грубо, беспрерывно требовал пива.
Комиссар вспоминал, где он видел этого челове¬ка. И профессиональная память его не подвела: конеч¬но же, он встречался с ним месяц назад, в том же экс¬прессе!
При проверке паспортов на границе комиссар стал в очередь за спиной загадочного господина. Ка¬ково же было его изумление, когда он узнал, что это... обычный полицейский.
Разыскав знакомого таможенного сыщика, он попросил его тщательнее проверить документы этого? человека. Знакомый комиссара включился в просмотр паспортов и разыграл небольшой спектакль: заявив, что фото на паспорте мало похоже на оригинал, он по¬требовал у того предъявить другие документы, удостоверяющие личность. Среди этих документов оказалось удостоверение, подтверждающее, что предъявителем его является вахмистр полиции Глаусу из города Вильгельмсхафена.
Комиссар задумался: во всем этом было что-то подозрительное. Почему этот заурядный полицейский так шикарно одет? Почему он ездит первым классом парижского экспресса?
Решив по возвращении в Германию навести справки о вахмистре Глаусе, комиссар занялся в Париже порученным ему делом.
Однако спустя несколько дней он снова встретил¬ся с полицейским из Вильгельмсхафена. На порог небольшого ресторанчика вахмистр Глаус прощался хорошенькой черноволосой парижанкой. Глаус ушел, а девица вернулась в зал. Комиссар поспешил за нею. Вместе с ним был его французский коллега, с которым он расследовал дело о бриллиантах.
Вскоре они уже сидели за одним столиком втроем: прелестная Ивонна сама, без особых просьб, рас сказывала о приятеле, с которым только что простилась. По ее мнению, это очень богатый человек. За последнее время он приезжает в Париж уже второй раз, осыпает ее дорогими подарками, ежевечерне кутит в дорогих заведениях.
Из простодушного рассказа Ивонны комиссар узнал, что первая поездка Глауса в Париж оборвалась совершенно неожиданно: его куда-то вызвали экс¬тренной телеграммой.
— Эту телеграмму на память о нем я сохранила у себя за зеркалом...
Когда Ивонну кто-то пригласил потанцевать, ко¬миссар сказал своему французскому знакомому:
— Сделайте так, чтобы эта телеграмма оказалась у меня. Мне необходимо ее посмотреть.
Француз не замедлил выполнить просьбу колле¬ги. Едва Ивонна вернулась к столику, он показал ей свой должностной значок агента, чем вызвал у нее на¬стоящий столбняк, и сказал, что от нее требуется лишь одно: немедленно принести спрятанную за зер¬калом телеграмму.
Текст телеграммы ничего комиссару не объяс¬нил. Он был краток и категоричен: «Прошу немедлен¬но возвратиться. Петерсен».
Телеграмма была подана в Вильгельмсхафене.
Когда комиссар в Кельне явился к начальству с докладом о своей поездке в Париж, среди прочего он рассказал и о странном полицейском, разъезжающем в вагоне первого класса.
Показанная им телеграмма ошеломила начальника кёльнской сыскной полиции:
— Вы сами не понимаете, на какой след напали! Это чудовищная история! Невиданное предательство!
Через секунду перед комиссаром лежало строгое предписание германского генерального штаба. В нем говорилось о том, что английским агентам удалось выведать секретнейшие материалы германского воен¬ного флота. Утечка информации произошла в Вильгельмсхафене. Немецкие агенты в Лондоне установи¬ли, что главной фигурой в этом деле является человек, называющий себя Петерсеном.
Комиссар был немедленно откомандирован в Берлин. Из Берлина с группой сыщиков его направи¬ли в Вильгельмсхафен.
Разыскать вахмистра полиции в небольшом прибрежном городке оказалось нетрудно. За ним была установлена постоянная слежка.
Как и прежде, Глаус проводил вечера вместе со своими друзьями Енике и Элерсом. Иногда к ним присоединялся полицейский Зур.
Агенты быстро установили, что у этой компании большие деньги, что Элерс обставил свою квартиру явно не по средствам.
В одну из ночей, следуя за Глаусом, агенты подошли к небольшому домику на краю города. Адрес этот был взят ими на учет.
Держа свою слежку в тайне от местной полиции, комиссар решил действовать оперативно. Глаус, Енике и Элерс были арестованы.
Первым решили допросить Элерса.
Испуганный сигнальщик сразу же во всем признался. Да, это он похитил чертежи крейсера и книгу военных сигналов. Но он думал, что они нужны господину Петерсену для его приятеля.
— Петерсену?
— Ну да. Так представился этот господин. Я видел его всего два раза. Господин Глаус знает его гораздо лучше. Он доставал для него планы водоснабжения Вильгельмсхафена, — я сам слышал, как они об это говорили...
В тот же вечер дом на окраине города был окру жен группой сыщиков. Но в первую ночь слежка ничего не дала. Свет в окнах не горел, никто сюда не приезд жал.
Утром решили разыскать полицейского Зура. Но тот скрылся. Видимо, он каким-то образом узнал об аресте своих приятелей. Комиссар был обеспокоен: ес¬ли Зур так тесно связан с этой компанией, он может предупредить и Петерсена.
Дом по-прежнему был под непрерывным наблю¬дением.
На третью ночь возле калитки остановился авто¬мобиль. Из него вышли четыре человека: трое мужчин и женщина. Быстрыми шагами они прошли по саду и скрылись в доме.
Взяв с собой несколько человек, комиссар с ре¬вольвером в руках подбежал к двери и постучал в нее.
Ответом было гробовое молчание. Стали дергать звонок, снова стучать. Дверь оставалась запертой. Тог¬да комиссар, выбив окно, с двумя агентами влез внутрь дома. За ними поспешили остальные.
Дом был пуст. Все внутренние двери были от¬крыты, но обнаружить кого-либо не удалось.
Одна комната, на втором этаже, оказалась на замке. Под напором дюжих плеч она вылетела со вто¬рого удара. Когда включили свет, выяснилось, что здесь было что-то вроде фотолаборатории. С потолка спускались сильные электрические лампы, на столе стояла съемочная аппаратура.
Комиссар с помощниками вновь пробежал весь дом. Двоих он направил осмотреть крышу, а сам спу¬стился в подвал. Но и здесь была тишина. Луч ручного фонаря высветил пустые стены.
Внимание комиссара привлекла небольшая тум¬ба, чуть отодвинутая от стены. В таких тумбах обычно хранят бутыли с вином. Комиссар резким движением опрокинул ее и увидел в стене отверстие, высотою чуть ниже человеческого роста.
Позвав с собой двух помощников, он ринулся в проем. Подземный ход оказался длинным — не менее ста метров. Он привел их в такой же подвал. Подняв¬шись наверх, они оказались в соседнем доме. Но и тут поиск не дал никаких результатов. Наружная дверь до¬ма оказалась приоткрытой.
Комиссар был подавлен.
Он прекрасно понял, что произошло. Те, кого он преследовал, бежали через подземный ход и, пока ко¬миссар и его сыщики рыскали по дому, преспокойно скрылись.
Но еще большее огорчение ждало комиссара по возвращении в отель: час назад из-под охраны бежал вахмистр Глаус.
Как позже выяснилось на следствии, охранник плохо запер замок, и арестованный мгновенно вос¬пользовался этим. Случайные прохожие видели его садящимся в автомобиль, за рулем которого сидел че¬ловек, по внешнему описанию напоминавший Петерсена.
Следы Глауса были обнаружены месяц спустя.
Немецкие агенты в Лондоне выяснили, что он живет в одном из пансионов британской столицы.
Кёльнский комиссар отправился в Лондон и об¬ратился к англичанам с просьбой о выдаче Глауса. Скотланд-Ярд поначалу сопротивлялся: видимо, ему было известно о том, что сделал этот немецкий поли¬цейский для Англии. Комиссар, любезно улыбаясь, объяснил, что речь идет об аресте и выдаче вовсе не шпиона (согласно международному праву шпионов не выдают), а уголовного преступника, против которого имеются неопровержимые улики. Фотографический снимок, сделанный во дворе пивоваренного завода в Вильгельмсхафене (комиссар нашел его при обыске дома Петерсена), и тут сослужил свою службу. После его предъявления англичане больше не стали возра¬жать, и Глаус был арестован.
Его привезли в Германию.
Германский суд приговорил Глауса, Енике и Элерса к шести годам тюрьмы.
Информация об этой сенсационной шпионской афере обошла многие газеты мира.
А 11 февраля 1912 года берлинская газета «Моргенпост» опубликовала следующее сообщение:
«Согласно полученным нами сведениям, на днях смещены со своих должностей все сотрудники поли¬ции города Вильгельмсхафена. От полицейского уп¬равления промышленной области затребованы самые подробные сведения о лицах, назначаемых на места смещенных».

[Моргенштерн]

ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ПОЛКОВНИК РЕДЛЬ

Первая информация об этом событии появилась в газете «Берлинер цайтунг ам миттаг».
26 мая 1913 года пражский корреспондент этой газеты сообщил о том, что в одной из гостиниц Вены застрелился полковник Альфред Редль, начальник пражского дивизионного штаба австрийской армии.
В германских военных кругах полковник Редль был фигурой известной. Знали, что он делал успеш¬ную карьеру, что командование благоволило к нему. Знали и подробности его служебной биографии — они были связаны с его работой в австрийской контрраз¬ведке. И вот — такой странный, загадочный финал.
Сообщение, появившееся в «Б. ц. ам миттаг», по¬родило массу домыслов и предположений. Но еще не¬ожиданней была телефонограмма, опубликованная в бедующем номере этой газеты.
Сенсацией был уже сам ее заголовок: «НАЧАЛЬНИК ШТАБА - ШПИОН?» Тот же корреспондент сообщал: «Прага, 27 мая 1913 года. О смерти начальника штаба полковника Редля, покончившего с собой в венском отеле, здесь ходят самые странные слухи. Они ставят это сам« убийство в непосредственную связь с недавно раскры¬тым делом о шпионаже.
Будучи человеком весьма скромного происхож¬дения, полковник Редль жил очень широко.
Как утверждают, застрелился он вечером накану¬не того дня, когда должен был явиться по вызову в во¬енное министерство. Он был заподозрен военным ми¬нистром в связях с преступными организациями, ко¬торые и могли толкнуть его на предательство».
Нужно сказать, что автор этих корреспонденций был человеком достаточно осведомленным. Обычно он получал информацию, как говорится, из первых рук, поскольку был редактором пражской газеты «Бо¬гемия» и пользовался налаженными контактами.
Возникает вопрос: почему он решил дать эти све¬дения именно в берлинской газете? Разве он не мог опубликовать их в своей собственной?
Все объяснялось просто: появись такая заметка на страницах «Богемии», это повлекло бы за собой не¬минуемый скандал: местная цензура наверняка закрыла бы газету и конфисковала весь ее тираж.
Берлинская же пресса от австрийской цензуры не зависела, и поэтому редактор «Богемии» решил дейст¬вовать обходным способом.

Слух о том, что полковник Редль занимался шпионажем, был равносилен взрыву.
Шум поднялся прежде всего в заинтересованных военных кругах.
Германский генеральный штаб немедленно за¬просил телеграфом сведения о Редле у военных властей Австро-Венгрии.
Корреспонденты всех больших газет мира засы¬пали австрийское командование телеграммами, желая выяснить подробности.
Однако и австрийский генеральный штаб был полной растерянности. Он требовал у следственных органов полной информации о случившемся.
Не на шутку был обеспокоен и старый император Франц-Иосиф, узнавший о произошедшем от своих приближенных.
Пресса продолжала атаковать австрийские воен¬ные власти. Но те упорно молчали. Газетчикам по-прежнему оставалось довольствоваться слухами.
А слухи с каждым днем становились все более ошеломляющими. Согласно им полковник Альфред Редль, руководивший контрразведкой военного мини¬стерства Австрии, в течение многих лет состоял на службе у российской разведки и передавал России обширную информацию тайного характера.
Информация эта касалась не только военных секретов Австро-Венгрии, — Редлю были доступны и многие сведения о германской армии.
В то время как мировая пресса сообщала обо всем этом под огромными заголовками на первых страницах, австрийские газеты по-прежнему не смели и обмолвиться о шпионской деятельности Редля. Нравы военной цензуры были суровы.
Однако находчивый редактор «Богемии» и тут проявил изобретательность.
В один из дней он опубликовал в своей газете следующее «Опровержение»:
«Из осведомленных сфер мы получили просьбу опровергнуть слухи, будто начальник штаба местного гарнизона полковник Альфред Редль, покончивший с собой в одном из отелей Вены, передавал военные тайны России.
Направленная в Прагу особая комиссия, вскрыв¬шая в присутствии корпусного командира барона Гизля служебный кабинет покойного и произведшая обыск в его бумагах, на основании данных этого обы¬ска предполагает, что причиной самоубийства были мотивы совершенно иного характера».
Всякий, кто умел читать прессу в условиях цен¬зуры, превосходно понимал, ради чего публикуется такое «опровержение».
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять: разговор о «мотивах иного характера» велся лишь для отвода глаз. Важно было дать; толчок читательскому воображению. В то же время и цензура не могла предъявить газете каких-либо пре¬тензий. Ведь заметка отвергала «крамольные» слухи! Да к тому же этот намек на «осведомленные сферы» — мало ли с кем может быть связан бойкий репортер!
Между тем скандал ширился, рос, и постепенно выяснявшиеся подробности убеждали в том, что речь идет о шпионаже, масштабов которого еще не знала Европа.

Альфред Редль действительно происходил из бедной, заурядной семьи. В молодые годы он вступил в австрийскую армию.
Энергичный, честолюбивый юноша мечтал о карьере, о высоком положении в обществе. Однако рассчитывать на большие успехи он не мог. Его свер¬стники, выходцы из состоятельных родов, в продви¬жении по службе легко обгоняли Редля.
И тогда он с головой зарылся в военные науки. Изучал языки, военную историю. Особенно его увле¬кало все, что связано с деятельностью разведки. В ко¬роткое время он стал превосходным знатоком в этой области.
На Редля обратили внимание руководители авст¬рийской секретной службы. И вскоре, будучи в звании майора, он получил назначение на пост начальника военно-сыскного отдела.
Здесь незаурядные способности Редля, его об¬ширные знания наконец-то нашли свое применение.
Доклады и донесения Редля всегда были состав¬лены умело и доказательно. Лучшего знатока законов, преследовавших шпионаж, не было во всей Австро-Венгрии. Всякий, кто по подозрению попадал в руки Редля, знал: обмануть умного и упрямого майора не удастся.
Редля побаивались даже его сослуживцы.

Его талант не могли не оценить и органы россий¬ской разведки. Он представлял для них чрезвычайную опасность: русские агенты не раз попадали в сети, умело расставленные Редлем.
Необходимо было обезвредить Редля, найти спо¬соб «перекрыть» его, а в идеале — заставить работать на Россию.
Имя русского агента, которому удалось завербо¬вать Редля, до сих пор покрыто тайной.
Утверждают, что агент этот одному лишь ему до¬ступными путями узнал об одной слабости Редля, ко¬торую тот должен был скрывать от людских глаз, если хотел по-прежнему носить военный мундир.
На служебном пути Редля встречалось множество женщин, так или иначе связанных с делами, которые он расследовал. Были среди них и блестящие красави¬цы. Не раз они пытались обольстить его. Но майор был непоколебимо тверд и не поддавался женским ча¬рам.
Во всем этом была какая-то тайна.
И русский агент нашел ее разгадку.
Вовсе не стойкостью характера Редля объясня¬лось его равнодушие к женщинам. Тайна состояла в том, что страстью майора были лица его собственного пола.
Жертвою этой страсти он и пал.
Вместо женщин его стали «ловить» мужчины. «Ловля» эта продолжалась несколько месяцев, и когда у русского агента накопилось достаточно неопровер¬жимых улик, он приказал доложить о себе Редлю.

Кабинет, в котором Редль принял русского аген¬та, описан в очерке журналиста Эгона Эрвина Киша.
Очерк этот был опубликован в номере «Новой берлинской газеты» от 25 февраля 1924 года.
«Каждый секретный посетитель этого кабинета, того не подозревая, подвергался фотографированию в профиль и анфас с помощью объективов, расположенных в рамах картин, висевших на стене, — пишет Эгон Эрвин Киш.— Точно так же каждый оставлял дактилоскопические оттиски на сигарном ящике, из коего майор предлагал гостю сигару, или на коробке конфет, которыми он любезно угощал посетительниц, на спичечнице, пепельнице, — словом, на всем, до че¬го гость миг лишь дотронуться рукой. Поверхность всех этих предметов была покрыта специальным со¬ставом.
Если пришедший не курил или дама отказыва¬лась от конфет, майор Редль извинялся и просил разрешения выйти на несколько минут — якобы по неотложному делу.
Посетитель оставался в одиночестве, и, если он был причастен к шпионажу, то прежде всего, разумеется, поддавался искушению заглянуть в папку, оставленную майором на столе. Конечно же, на ней стоял гриф «совершенно секретно», — предусмотрительный Редль знал, как поймать своего гостя. Поверхность папки также была обработана. Любопытствовавший, естественно, оставлял на ней следы.
На стене кабинета висел небольшой ящик, похожий с виду на домашнюю аптечку. В этом ящике по¬мещалась слуховая трубка: с ее помощью происходящий в кабинете разговор записывался на фонограф, который был в соседней комнате. Там же сидел стено¬графист, ведший письменный протокол».
Редлю не понадобилось пускать в ход все эти ост¬роумные приспособления своего рабочего кабинета, когда он принял явившегося к нему русского агента.
Что за разговор происходил между этими двумя людьми, никто не знает: Редль отключил слуховую трубку.
Известно лишь одно: через несколько часов авст¬рийский офицер, дотоле верный слову присяги, стал русским шпионом.
За это агент передал ему кипу бумаг, в которых подробно описывались его гомосексуальные похожде¬ния за последние месяцы.

Почему Редль не приказал тотчас же арестовать своего гостя?
Ответить на этот вопрос нетрудно: майор пре¬красно понимал, что информация об его «странных» склонностях все равно выплывет наружу и ему при¬дется распроститься с военной карьерой. А это уже было выше его сил: слишком владели им честолюбие, азарт, жажда власти. Да и деньги, предложенные ему за сотрудничество с Россией, были немалые. Прожив¬ший жизнь в бедности, Редль давно сгорал от зависти к сослуживцам, позволявшим себе траты, о которых он не мог и мечтать.
С этого дня Редль стал поставлять русской раз¬ведке все сведения, которые она запрашивала.
Работая в генеральном штабе, он имел доступ к планам австрийских крепостей, пограничных и поле¬вых укреплений. Все это он тщательно фотографиро¬вал, делал копии и пересылал в Россию.
Одна из страниц шпионской деятельности Редля заслуживает отдельного рассказа.
В 1903 году русская разведка потребовала у него выдать план мобилизации австро-венгерской армии, выработанный генеральным штабом на случай войны. План этот, естественно, держался в особой тайне: имея его на руках, Россия могла нанести противнику ошеломляющий удар.
Редль сумел сфотографировать этот секретней¬ший документ и за огромные деньги передал его рус¬ской агентуре. Однако дальнейшие события разверну¬лись для него неожиданно.
Дело в том, что на службе у австро-венгерской разведки давно находился один русский офицер, рабо¬та которого отличалась особой ловкостью и находчи¬востью. От него-то из Варшавы в Вену и поступили сведения о том, что в руки русских попал детальный план австрийской мобилизации. Новость эта как гром с ясного неба поразила армейское командование.
Каким образом этот сверхсекретный документ мог попасть в руки противника?
Значит, где-то здесь, под боком, в самом гене¬ральном штабе находится шпион, предатель, имею¬щий доступ в тайная тайных штаба?
Естественно, поручение разыскать этого предате¬ля было дано начальнику отдела майору Редлю.
Круг замкнулся.
С одной стороны, такой поворот дела, конечно же, вполне устраивал Редля, — значит, ни о каких по¬дозрениях в его адрес не может быть и речи, — а с дру¬гой...
С другой — он понимал, что замять эту историю никак не удастся, и ему необходимо найти кого-то, на кого он сможет свалить собственную вину.
Если он не найдет виновного — едва ли его оста¬вят на столь высокой должности. Дело было слишком серьезным, и он обязан оправдать доверие тех, кто ему его поручил.
Редль активно занялся «розыском», пристрастно допрашивал множество людей.
В один из дней он внезапно исчез, причем, где он находился в то время, никто не знал.
Появившись через некоторое время на службе, он доложил начальству, что имеет предположительные сведения о виновных, назвал их имена.
Первым среди названных был старший аудитор Гекайло.
Незадолго перед этим Гекайло был обвинен в растрате казенных денег. Чтобы уйти от ответственно¬сти, он бежал в Бразилию, где появился с русским паспортом на чужое имя.
Редль, утверждавший, что Гекайло повинен в вы¬даче мобилизационного плана, напал на его след. Не¬обходимо было любыми средствами заполучить Ге¬кайло. Но просить бразильские власти о его выдаче на основании подозрений о шпионаже было бессмыслен¬но, — это противоречило международной конвенции. Другое дело — уголовное преступление, здесь Брази¬лия не могла ничего возразить.
Так и было сделано: власти Австро-Венгрии по¬требовали выдать Гекайло как растратчика. Напрасно аудитор взывал к защите русского консула: бразиль¬ская полиция нашла в его чемодане австрийский мун¬дир, и это окончательно погубило его.
Привезенный в Вену, Гекайло сознался на суде, что помимо хищения денег он занимался шпионажем в пользу России. Единственное, что он напрочь отвергал - это выдачу мобилизационного плана.

В своей книге «Очерки секретной службы» американец Р. Роуан пишет, что во время суда Редль предъявил Гекайло множество улик.
«На глазах своих восхищенных начальников Редль как бы по волшебству извлек ряд фотографий, писем, набросков и различных документов, посланных на ад¬рес гувернантки семейства одного из видных офицеров русского штаба в Варшаве. Своему начальству Редль сказал, что получение этих улик обошлось ему в 30 000 крон».
Редль старался вырвать у Гекайло главное призна¬ние — в выдаче плана, но все было безрезультатно.
«Гекайло однажды ответил: «Сударь, как мог бы я добыть такие планы? Только человек из генерального штаба здесь, в Вене, мог достать их для продажи рус¬ским».
И это было верное решение задачи, хотя обвиняе¬мый не знал этого».

Вслед за Гекайло были арестованы майор Риттер фон Вентковский, служивший в Станиславе, и лич¬ный адъютант командующего Лембергским (Львов¬ским) военным округом капитан Ахт.
Редль предъявил на следствии письма, адресо¬ванные ими русской разведке. Офицеры признались в том, что выдавали некоторые сведения русским, но и они отрицали свою причастность к истории с моби¬лизационными планами.
Следствие не верило им — доводы Редля выгля¬дели куда убедительней.
Однако в какой-то момент совершенно неожи¬данно для всех Редль резко изменил свою позицию.
Еще вчера пылко обвинявший фон Вентковского и Ахта, он вдруг заявил, что, по его убеждению, план мобилизации передал России один Гекайло, а оба эти офицера не имеют к тому никакого отношения.
Перемена в позиции Редля удивила следствие. Как же так? Ведь именно он представил весь обвини¬тельный материал, именно он обнаружил связь Ге¬кайло с фон Вентковским и Ахтом, и вдруг — такая метаморфоза!
Редль упрямо стоял на своем. Но было уже позд¬но. Суд счел, что вина обвиняемых доказана, и приго¬ворил их к тюремному заключению.

В чем причина столь непоследовательного поведе¬ния Редля на суде?
Снова сошлемся на Р. Роуана:
«Зачем Редль проделывал все эти эквилибристиче¬ские эволюции на глазах у военного суда?
Объяснение этому нашлось в его бумагах в Праге.
Во-первых, планы австро-германского наступле¬ния через Торн продал русским он. Но вдобавок к де¬нежному вознаграждению он потребовал от своих иностранных хозяев, чтобы они укрепили его положе¬ние, дав ему возможность обратить на себя внимание Вены каким-нибудь разительным шпионским разобла¬чением.
Гекайло, бежавший в Южную Бразилию, уже не представлял собой ценности для русской разведки, так что русские пожертвовали им в угоду Редлю, сооб¬щили, где можно найти беглеца, как добиться выдачи его, и все судебное «дело» повернули против него.
Редль заявил, будто на раскрытие виновных он лично истратил 30 000 крон; в действительности эти превосходные улики не стоили ему ничего.
Но не все шло так гладко. Когда Гекайло втянул Вентковского, после ареста которого в сети Редля по¬пал и Ахт, русская разведка взволновалась. Эти два ав¬стрийских офицера считались лучшими шпионами рус¬ской разведки
Военный атташе царя нашел случай по¬бывать в кабинете у Редля и приказал ему добиться оп¬равдания обоих, иначе...
Редль понимал, что от русских не приходится ждать пощады. Они щедрой рукой платили своим шпионам, но тяжкой рукой карали их.
И ему пришлось рискнуть... постараться воздей¬ствовать на суд в пользу Ахта и Вентковского».
Как мы уже знаем, добиться оправдания этих агентов Редлю не удалось.

Русская разведка была недовольна.
Тогда, чтобы не портить с ней отношений, Редль прибег к очередной сделке. Для русских она должна была стать своеобразной «компенсацией» за двух по¬терянных шпионов.
Редль выдал России одного из опытнейших авст¬рийских агентов — того самого офицера, служившего в Варшаве, который первым узнал о передаче мобили¬зационного плана. По предварительной договоренно¬сти с русскими Редль хладнокровно заманил агента в ловушку, и после краткого допроса его повесили.
Однако этого оказалось мало. Русская разведка все суровее предъявляла Редлю новые и новые требо¬вания. Ее уже не удовлетворяли сведения, которые он поставлял до этого.
Она предписала ему выдать данные обо всех дей¬ствующих в России австрийских агентах.
Редль старался изо всех сил. Он сообщал имена, шифры, явки, — все, что мог узнать. Каждая новая ин¬формация по-прежнему щедро оплачивалась.
В 1912 году наследник австрийского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд нанес официальный ви¬зит русскому царю.
В свите наследника, находился военный атташе старший лейтенант Мюллер.
Когда визит был завершен и наследник со свитой возвращался назад, в Варшаве к Мюллеру явился полковник русского генерального штаба. Он предложил купить у него, — разумеется, за очень крупную сумму, — секретный русский план наступления на Австрию.
Ничего не сообщая об этом венской разведке, Мюллер связался с австрийским генштабом, и плащ был куплен.
Однако информация о такой сделке не могла пройти мимо Редля. Первое, что он сделал,— сообщил русским властям имя полковника. Узнав об этом, полковник застрелился.

Но Редль не ограничился этим. Как начальник секретной службы он получил план в свои руки.
Получил — и тотчас же подменил его умело составленной фальшивкой. Военный атташе, который пытался действовать втайне от разведки, оказался в нелепом положении. Вскоре он был отозван. А подлин¬ный план Редль вернул русским. За всю эту операцию ему было выплачено сто тысяч крон.

Был и еще один, особый вид «услуг», которые Редль оказывал России.
Через него проходили все показания австрий¬ских агентов, — в том числе и те, где говорилось об увеличении русской армии. Эти сведения Редль стара¬тельно утаивал от австрийских военных властей. В итоге к началу мировой войны 1914 года Австро-Венгрия имела весьма приблизительное представление об численности русских войск. Данные, которыми она обладала, оказались явно заниженными, что не могла не сказаться на ходе военных действий...
Подробности шпионской деятельности Редля стали известны австрийскому командованию лишь после его смерти.
Обыск в его квартире буквально ошеломил тех, кому он был поручен. Огромная масса скопированных документов, кодов, шифров, карт, секретных приказов по армии, пачки денег, — все это было заперто в сей¬мах и шкафах, которые пришлось взломать. Некоторые бумаги были на русском языке.
Каким же образом удалось разоблачить Редля?
Он занимался шпионажем в течение десяти с лишним лет. Занимался умело, находчиво, тщательно заметая следы. Был вхож в высшие сферы военного руководства Австро-Венгрии, пользовался его абсо¬лютным доверием.
И все же предательство Редля было раскрыто.
То, как это произошло, — случайность или зако¬номерность?

Чтобы офицеры генштаба не теряли связи с ар¬мией, их периодически направляли в строевые части.
С этой целью в Прагу был откомандирован и Альфред Редль, назначенный начальником штаба ди¬визии.
Все знали, что этот ревностный и деятельный офицер после выполнения своих обязанностей в Пра¬ге будет вновь отозван в генеральный штаб.
Во время отсутствия Редля обязанности руководителя контрразведки в Вене принял на себя его заме¬ститель.

Это — одна из версий. Согласно другим источни¬кам, дело обстояло несколько иначе.
Начальником Редля в Вене был барон фон Гизль. Именно он в свое время назначил молодого майора ру¬ководителем разведки.
Когда Гизля перевели в Прагу, он настоял на том, чтобы Редль переехал туда вместе с ним в качестве на¬чальника его штаба.
К этому времени Альфреда Редля уже произвели в полковники.
Все свои дела в Вене он передал своему преемнику, капитану Максу Ронге.

Преемник Редля особое значение придавал почтовой цензуре. Он распорядился перлюстрировать все письма в Вену, вызывающие хоть малейшее подозрение.
И вот в один из дней к нему на стол легли два конверта, показавшиеся работникам почты странны¬ми.
Судя по штемпелю, оба они прибыли из Эйдкунена, с русской границы. Надпись на них была одина¬ковой: «Опера, Балл 13, до востребования».
Когда конверты распечатали, из них выпали деньги — 600 и 800 марок.
Подозрительным было и то, что столь значитель¬ные суммы пересылались в обычных конвертах, и то, что ни в первом, ни во втором не было сопроводитель¬ного письма.
Конверты в запечатанном виде были возвращены на почтамт.
Чтобы выяснить, кто придет за ними, там было установлено специальное дежурство. Два сыщика постоянно сидели в комнате за стеной зала, где выдавалась корреспонденция. Комната была соединена с залом особым звонком. Чиновник, выдававший письма, должен был в случае необходимости нажать кнопку.
Раз под вечер раздался условный сигнал. Сыщи¬ки выскочили в зал. Растерянный чиновник сказал им, что человек, получивший письма, только что вы¬шел на улицу.
Агенты ринулись к дверям, но успели лишь уви¬деть такси, в котором умчался таинственный получа¬тель писем. Они зафиксировали номер машины и че¬рез час разыскали ее водителя.
Шофер сказал, что своего клиента он высадил возле одного кафе.
Сыщики сели к нему в машину и велели ехать к этому кафе. Там им удалось выяснить, что человек, которого они преследуют, направился из кафе в гости¬ницу «Кломзер».
В том же автомобиле они помчались к гостинице.
Сидя на заднем сиденье, один из сыщиков обнаружил возле себя кожаный футляр от перочинного ножа.
Кому принадлежит этот футляр? Шофер не мог ответить на этот вопрос. Мало ли пассажиров он пере¬возит за день!
На всякий случай сыщик положил футляр в кар¬ман.
В регистратуре отеля сыщики попросили пока¬зать им книгу для приезжих. Они долго листали ее, но имена постояльцев им ничего не говорили.
Впрочем, одно имя было им хорошо известно: оказывается, здесь остановился сам господин полков¬ник Альфред Редль. Первой мыслью было отправить¬ся к нему и доложить о подозрительном получателе писем. Еще бы! - полковник был великолепно знаком с трюками неприятельских шпионов и мог дать дель¬ный совет.
Стоя в вестибюле отеля, сыщики совещались, ид¬ти или не идти к Редлю. И тогда одному из них пришла в голову новая идея. Вынув из кармана кожаный фут¬ляр, он подошел к швейцару, стоявшему на входе:
— Спрашивайте каждого, не он ли потерял эту ве¬щицу.
Едва успев договорить эту фразу, агент увидел, что по лестнице в полной форме спускается полков¬ник Редль. Он рванулся было удержать слишком усер¬дного швейцара, но тот уже подошел к полковнику с футляром в руке:
— Простите, господин полковник, не вы ли изво¬лили потерять эту вещь?
Редль, занятый своими мыслями, машинально схватился за карман, глянул на футляр и рассеянно ответил:
— Да, да, спасибо. Это мой футляр...
И, положив футляр в карман, он вышел из вести¬бюля.
Оба агента, побледнев от неожиданности, не¬сколько мгновений безмолвно смотрели друг на дру¬га, а затем бросились вслед за Редлем.
Только на улице, уже пройдя квартал, Редль понял, какую непростительную ошибку он совершил. Его сердце замерло: он вспомнил, где мог забыть этот проклятый кожаный футляр. В такси, конечно же, в такси! Там он вынимал нож, чтобы вскрыть конверты с деньгами.
Инстинктивное чутье подсказало ему: те двое, что стояли в вестибюле отеля, возле швейцара, наверняка сыщики. Глаз у него наметанный. Безусловно, они слышали его разговор со швейцаром.
Ничтожная рассеянность погубила его.
Редль кинулся к гаражу, где стояла его машина. Быть может, ему еще удастся скрыться. Но в зеркальной витрине часового магазина он увидел, что один из тех двоих следует за ним.
Его спина заледенела от страха. Мысль судорожно работала. Нужно как-то обмануть преследователей. Но что сделать?
Он зашел в один из магазинов. Вынул из кармана компрометирующие его конверты, разорвал их на мелкие клочки и бросил в угол. Расчет был прост: сыщики займутся этими обрывками, а ему в это время удастся ускользнуть.
Но агенты оказались умнее, чем он предполагал.
Один из них остался собирать рваные клочки, а другой двинулся за Редлем.
В течение нескольких часов Редль бродил по вен¬ским улицам в сопровождении своего рокового согля¬датая. Уйти от него он не мог, тот неотступно следовал по его следам.
В эти часы окончательно решалась судьба пол¬ковника Альфреда Редля. Сыщик, оставшийся соби¬рать клочки бумаги, сделав свое дело, подбежал к по¬стовому полицейскому и, показав ему свой значок, потребовал:
— Немедленно позвоните в управление тайной полиции и передайте любому, кто подойдет, две фра¬зы: «Все в порядке. Письма взяты полковником Ре¬длем».
Получив это сообщение, дежурный чиновник тайной полиции схватился за голову. Эти агенты со¬шли с ума!
Тем не менее, он срочно направил своего помощ¬ника на почту с заданием добыть расписку получателя писем. Одновременно он позвонил в военное мини¬стерство, чтобы сообщить о случившемся.
В военном министерстве разыскали служебные бумаги, на которых стояла подпись Редля.
Когда почтовую расписку сверили с этими доку¬ментами, все сомнения рассеялись: загадочные пись¬ма с деньгами были вручены лично полковнику Редлю.
Через короткое время на столе у капитана Ронге лежали и клочки бумаги, выброшенные Редлем. Ока¬залось, что от нервного напряжения полковник разо¬рвал не только два злополучных конверта, но и другие документы, изобличавшие его.

Много лет спустя Макс Ронге в своей книге «Раз¬ведка и контрразведка» писал:
«Услышав сообщение, что многолетний член на¬шего разведывательного бюро, военный эксперт на многочисленных шпионских процессах разоблачен как предатель, я окаменел. Потом пошла печальная рабо¬та.
Было установлено, что Редль приехал из Праги в Вену на автомобиле... Одного взгляда на клочки распи¬сок, разорванных Редлем, было для меня, достаточно, чтобы убедиться, что речь шла об адресах, прикрывав¬ших шпионаж...
Я дал понять начальнику разведывательного бюро и заместителю начальника генштаба о необходимо¬сти привлечь военного следователя, что является не¬обходимым для начала работы судебной комиссии... Нужно было еще получить согласие коменданта горо¬да на арест... Дело не терпело отлагательства...
В книге Ронге приводится и текст одного из писем разведотдела русского генштаба, отправленного Редлю. В письме он значится под именем Ницетас. Вот это письмо:
«Глубокоуважаемый г. Ницетас!
Конечно, Вы уже получили мое письмо от 7 с/мая, в котором я извиняюсь за задержку в высылке. К сожалению, я не мог выслать Вам денег раньше. Ны¬не имею честь, уважаемый г. Ницетас, препроводить Вам при сем 7 000 крон, которые я рискую послать Вам вот в этом простом письме. Что касается Ваших предложений, то все они приемлемы. Уважающий Вас И. Дитрих».
Адрес на конверте: «Господину Никону Ницетасу, Австрия, г. Вена, главный почтамт, до востребова¬ния».
Письмо это было обнаружено после обыска в квартире Редля.

Видя, что агент от него не отстает, Редль принял новое решение. Он двинулся по направлению к гости¬нице. Там его должен был ждать давнишний при¬ятель, с которым он думал провести этот вечер, оказавшийся столь трагическим в его судьбе. Этим при¬ятелем был д-р Виктор Поллак, главный прокурор ге¬неральной прокуратуры верховного кассационного су¬да в Вене.
Д-р Поллак действительно уже ждал его в вести¬бюле отеля.
Они отправились в ресторан, и там, отодвинув прибор, опустив голову, Редль начал взволнованную речь. Она была несвязной и отрывочной, Поллак с трудом улавливал ее нить.
Редль говорил бесконечно много, он был похож на сумасшедшего.
Главное, что понял Поллак: Редль винил себя в тяжких преступлениях, признался в своей половой извращенности. Он не говорил ничего конкретного, ни словом не обмолвился о своей шпионской деятель¬ности, однако сказал, что его преследует сыскная по¬лиция.
Он умолял своего друга испросить для него раз¬решения этой же ночью вернуться в Прагу, в свою квартиру, чтобы он мог там отдаться в распоряжение судебных властей. Конечно же, несмотря на тяжкое нервное состояние Редля, в этой просьбе скрывалась определенная уловка. В нем еще теплилась надежда по пути в Прагу бежать за границу.
Уступая мольбам своего друга, Поллак прямо из ресторана связался по телефону с политической поли¬цией.
Ответ, который он получил, вполне удовлетворил его:
— Пусть полковник Редль не волнуется. Пусть преспокойно отправляется спать в свой номер. Сегод¬ня о дальнейшем говорить еще слишком рано...
Все это Поллак передал Редлю. Услышав, что вместо отъезда в Прагу ему рекомендовано остаться в Вене, Редль встал из-за стола и как лунатик, ничего не видя перед собой, двинулся к выходу.
Начальник разведбюро генштаба полковник Ур¬банский, получив информацию от Ронге, прежде, чем принять решение, решил связаться с начальником генштаба фон Гётцендорфом. Узнав, что последний ужинает в ресторане «Гранд-отель», Урбанский поехал туда, и, вызвав фон Гётцендорфа из общей залы в один из кабинетов, изложил фактическую сторону де¬ла. В виде документальных доказательств предатель¬ства Редля он показал тщательно склеенные расписки.
Фон Гётцендорф схватился за сердце.
Овладев собой, он потребовал прежде всего при¬нять все меры для того, чтобы об этой истории никто не знал. Далее: нужно немедленно обыскать квартиру Редля в Праге. Что же касается самого полковника, необходимо сделать так, чтобы к утру его не стало.
Урбанский приступил к выполнению этого странного приказа. Объехав нескольких офицеров, не¬которых из них подняв с постели, он решил действо¬вать решительно.
В полночь в дверь номера, занимаемого Редлем в гостинице «Кломзер», постучали четыре офицера. Полковник был в штатском.
— Я знаю, зачем вы пришли, — сказал он. — Не трудитесь это объяснять. Прошу ни о чем меня не спрашивать. Все, что вам угодно знать, вы найдете в моей квартире в Праге. Полагаю, что там уже идет ра¬бота.
Один из офицеров спросил:
— Господин полковник, револьвер при вас?
— Нет.
Повернувшись на каблуках, словно по команде, и не говоря ни слова, офицер вышел из номера и через несколько минут вернулся с револьвером в руках.
Так же молча он положил оружие на стол.
Редль не двигался с места.
Не простившись с ним, офицеры вышли из но¬мера.

Р. Роуан пишет:
«Оставшись один, Редль твердо и четко написал на полулистке почтовой бумаги:
«Легкомыслие и страсти погубили меня. Моли¬тесь за меня. За свои грехи я расплачиваюсь жизнью.
Альфред.
1 час 15 минут ночи. Сейчас я умру. Пожалуйста, не делайте вскрытия моего тела. Молитесь за меня».
Он оставил два запечатанных письма: одно было адресовано его брату, другое — генералу Гизлю, кото¬рый доверял ему и рекомендовал его в Прагу. По иронии судьбы это доверие и это повышение привели Редля к гибели. Если бы его дарования не пленили его начальника он, по всей вероятности, оставался бы в Вене... За¬нимая свой пост в отделе осведомительной службы, Редль мог еще много лет маскировать свою измену разнообразными уловками, которые стали недоступны для него как для начальника штаба армейского корпуса в Праге».

Во втором часу ночи в номере раздался выстрел.
Полковник Редль свел свои счёты с жизнью.
О предательской деятельности Редля поначалу знал лишь узкий круг лиц. Комендатура Вены готови¬ла пышные похороны, соответствовавшие положению покойного. Траурную колесницу с его гробом должны были сопровождать три батальона пехоты, была зака¬зана масса венков.
Но в утро того дня, на который было назначено погребение, обнаружилась вся неуместность торжест¬венной траурной процедуры. Факт измены Редля стал достоянием многих, с каждым часом нарастал скан¬дал.
Воинским частям, предназначавшимся для уча¬стия в церемонии, была послана следующая телеграм¬ма:
«Похороны скончавшегося полковника Альфреда Редля будут проведены без всякой торжественности. Настоящим аннулируется приказ по войскам, отдан¬ный вчера».
Одинокий гроб с останками покойного простая траурная колесница рысью отвезла на центральное кладбище в Вене, где он и опущен был в землю в 29 ряду, в 49 группе, в могилу за номером 38.
В последний путь полковника Редля не провожал никто.

[Моргенштерн]

МАТА ХАРИ

Имя этой женщины до сих пор окружено легендами.
Ее судьба вот уже семь с лишним десятилетий занимает историков.
Ей посвящено множество романов и фильмов, где подлинные факты ее жизни хитроумно переплетают¬ся с вымыслом.
Биографы Мата Хари и ныне спорят между со¬бой. Одни настойчиво утверждают, что вина ее как шпионки так и не была доказана. Другие соглашаются со смертным приговором, вынесенным ей.
Версия, предложенная Г. Р. Берндорфом, опирается на его уверенность в безусловной виновности Мата Хари.
Но если окончательное слово об этой загадочной женщине не сказано до сих пор, то вправе ли мы спо¬рить с автором книги, написанной в далекие двадца¬тые годы: предложенная им версия ее судьбы имеет такое же право на существование, как и множество других.

Сумрачным зимним вечером 1894 года гол¬ландский капитан Мак-Леод со скучающим видом сидел на чайной террасе «Индийского отеля» в Гааге. Снежные хлопья, падающие за окном, лишь уси¬ливали его тоску.
Несколько дней назад капитан напечатал в одной из местных газет объявление о своем желании соче¬таться браком с девушкой его круга.
Письмо, полученное им в ответ на это объявле¬ние, не сулило особых надежд. Некий господин сооб¬щал, что его дочь вполне соответствует запросам капитана, что она хороша собой, молода и жизнерадо¬стна. Мак-Леод к этой рекомендации отнесся иронич¬но: он был убежден, что пред ним предстанет обла¬сканная родительскими заботами сытая, дебелая ме¬щаночка.
Ожидая встречи с будущей невестой, капитан уныло пил уже третий стакан чая и изредка бросал взгляд на входную дверь. А вдруг он ошибается? Вдруг эта дверь сейчас распахнется и на пороге ее появится та, что на самом деле сможет составить счастье его жизни?
Каково же было изумление капитана, когда в проеме раскрытой двери возникла девушка порази¬тельной красоты и, оглядев сидящих вокруг, уверенно направилась к его столику.
— Маргарита Целле, — весело улыбаясь, предста¬вилась она.
Капитан вскочил с места, да так стремительно, что столик покачнулся и недопитый чай оказался на скатерти.
Девушка рассмеялась. Среднего роста, замеча¬тельно сложенная, с огромными глазами, с нежно-зо¬лотистым оттенком кожи, она казалась сошедшей с живописного полотна.
Капитан не верил, что это божественное существо и есть та, о которой шла речь в письме незнакомого господина.
Публика на террасе разглядывала девушку с не¬скрываемым восхищением.

Маргарита простилась с капитаном через час, а для него он промелькнул как одно мгновение.
Едва лишь она ушла, бросив ему с серебристым смехом прощальную фразу, Мак-Леод расплатился с подбежавшим кельнером и быстро направился по за¬снеженным улицам к дому, где находилась известная ему справочная контора.
Поднявшись по полутемной и грязной лестнице на второй этаж, Мак-Леод затребовал нужную ему справку. Через четверть часа он имел в своем распоря¬жении все необходимые сведения.
Из них следовало, что Маргарита Целле — уро¬женка столицы голландской Фрисландии, города Леувардена. Отец ее — либо яванец, либо человек смешан¬ной крови, владелец хорошо поставленного предприя¬тия. Мать — голландка, связанная тесным родством с местной знатью.
Маргарита родилась в 1880 году, следовательно, в тот момент ей было всего четырнадцать лет. Исклю¬чительное физическое развитие девушки объясня¬лось, конечно же, южным происхождением ее отца.

30 марта 1895 года в Амстердаме с большой тор¬жественностью прошло бракосочетание капитана Мак-Леода с Маргаритой Целле.
Родители Маргариты позаботились о том, чтобы о свадьбе заговорили в светских кругах. Слухи о нео¬быкновенной красоте невесты дошли до королевского двора, и королева Вильгельмина пожелала познако¬миться с молодой парой.
А вскоре супруги Мак-Леод двинулись в далекое свадебное путешествие. Их путь лежал на Яву, куда ка¬питан был направлен для продолжения военной служ¬бы.
Здесь, на Яве, для Маргариты начинается новая, непривычная жизнь.
Восток буквально ошеломляет ее. Она погружает¬ся в чтение туземной литературы, жадно изучает тай¬ны буддистского вероучения.
Через некоторое время ее постигает первый жиз¬ненный удар: прожив на свете всего несколько меся¬цев, у нее на руках умирает крошка-сын.
Вскоре у молодых супругов рождается второй ре¬бенок — дочь Жанна-Луиза. Но потеря первенца тяж¬ко отразилась на внутреннем состоянии Маргариты — она уходит в мистицизм, перестает поддерживать ев¬ропейские связи и знакомства и почти все время про¬водит в храмах буддистских сект, на таинственных бо¬гослужениях в туземных кварталах экзотического ост¬рова.
К этому времени брак Мак-Леодов начинает рас¬падаться.
Муж, не выдержав тропического климата, часто болеет, беспрерывно пьет. В доме — постоянные се¬мейные ссоры: у Мак-Леода оказался упрямый, жес¬токий, неуступчивый характер, Маргарита не уступа¬ет ему в своеволии.
В один из вечеров дело доходит до громкого скандала, заставившего всю европейскую колонию вступиться за несчастную женщину. Причиной скан¬дала стало безобразное поведение Мак-Леода. Собрав на открытой веранде своей виллы большую компанию приятелей и основательно напившись, капитан с плетью в руках ворвался в спальню жены, вытащил ее из постели и потребовал от нее участия в пьяной ор¬гии. Дело дошло до форменной драки.
После этой истории начальство, возмущенное поведением Мак-Леода, решило принять крутые ме¬ры. Капитан был отправлен в Амстердам.
Но и вернувшись в голландскую столицу, он вов¬се не намерен менять своего образа жизни, продолжа¬ет пьянствовать. Слухи о скандальных отношениях в семье распространяются среди знакомых Мак-Лео¬дов. Перед ними закрыты все двери, никто не хочет их принимать.
Все жалованье капитана уходит на его попойки! С каждым днем растут долги семьи. Мак-Леод не обращает на это никакого внимания. Наконец доходил до того, что раз поздним вечером он просто выгоняет! бедную женщину на улицу с категорическим требова¬нием не возвращаться до тех пор, пока она любым путем не раздобудет денег.
В ту ночь Маргарита принесла в дом требуемые деньги.
Мучения ее продолжаются. Окончательно спившийся муж вдруг исчезает из дома, забрав с собой ма¬лышку-дочь. Вскоре является полицейский, который прислан охранять описанное за долги имущество Мак-Леодов.
Маргарита уезжает к своему отцу, в Леуварден. В уютном родительском доме она постепенно приходит в себя. Все, что происходило с ней прежде, кажется ей жутким бредом, тяжким сном. Она стоит за прилавком отцовского шляпного магазина, занимается домашним хозяйством, встречается с подругами детства.
Неутолимая жажда жизни берет свое. Маргарита решает вычеркнуть из памяти минувшее и начать все сначала. Она знает, что еще молода, прекрасна, увере¬на, что ее ждет впереди жизнь, полная наслаждений. После всего пережитого в ней зреет твердое намерение взять от жизни все, что она может ей дать, а нравст¬венные преграды — их Маргарита теперь не признает.
Ни о чем не предупредив родителей, взяв из от¬цовской кассы немного денег, Маргарита тайно ухо¬дит из дома и садится в поезд, направляющийся в Па¬риж.
Шумная французская столица принимает ее хо¬лодно.
Раз вечером беспомощно стоит она, полуголод¬ная, под мрачными сводами какого-то проезда. Льет дождь, мимо спешат безучастные прохожие.
— Милая, — обращается к ней опытная уличная девица. — Чего вы тут дожидаетесь? Хоть вы и молоды и хороши собою, многого на улице не добьетесь... Хотите, я помогу вам?
— Поможете? Чем же?
— А вот чем. Я знаю одну даму — она может пре¬восходно устроить вашу судьбу. В ее доме вас примут с распростертыми объятиями. Дайте мне три франка, и я укажу вам ее дом...
И бывшая жена капитана Мак-Леода, не видя другого выхода, покорно последовала за девицей, ко¬торая привела ее в дом свиданий в одном из ино¬странных кварталов Парижа.
Дверь открыла старая, сморщенная женщина. Оглядев Маргариту с головы до ног и, очевидно, впол¬не удовлетворенная этим осмотром, она провела ее в пышно, но неслыханно безвкусно убранную комнату, посреди которой стояла широкая низкая кровать.
В этой комнате Маргарита провела все лето.
То был настолько «приличный» дом, что жившие в нем женщины были освобождены от еженедельной явки на осмотр к полицейскому врачу, а сам д-р Бизар (в настоящее время — врач при женской тюрьме Сен-Лазар) в установленные законом сроки посещал этот дом свиданий лично.
Приближалась зима. Из отпусков, с купаний и дач в Париж возвращалась золотая молодежь.
Происходят изменения и в судьбе Маргариты Целле.
Среди тех, кто посещал дом, был богатый про¬мышленник, без памяти влюбившийся в Маргариту. Он купил ей виллу в Нейи, обставил ее дорогой ме¬белью.
Теперь у Маргариты есть все: дом, авто, роскош¬ные туалеты. Из девицы легкого поведения она пре¬вращается в даму полусвета. Она умеет вести легкий, свободный разговор, у нее обнаруживаются явные ар¬тистические способности.
Вместе со своим щедрым покровителем Марга¬рита едет на курорт и в Ницце узнает из газет, что ее бывший муж, капитан Мак-Леод, умер в Шотландии.
После его смерти остается куча долгов и маленькая дочь-сирота.
Маргарита возвращается в Нейи. Круг ее знакомств становится все шире, ее принимают в богатых домах, вилла ее постоянно полна гостей.
Проснувшись однажды в своей пышной постели и пробегая утренние газеты, она узнает, что покровитель ее арестован, уличенный в подделке чеков, все свое состояние он промотал на нее и песенка его спета. Несколько месяцев о Маргарите Целле ничего не слышно.
И вдруг былые ее друзья, по большей части и: хороших семей, получают пригласительные билеты, помеченные октябрем 1905 года, с просьбой пожаловать в музей Гиме, восточный молитвенный дом в Париже. Такие же билеты получают известные париж¬ские артисты, писатели, музыканты.
В каждый билет вложена программа. Она сооб¬щает, что музей Гиме устраивает вечер священных индийских танцев. На черном поле ярко-красным» буквами выведено имя исполнительницы— «Мата Хари».
Лишь узкий круг посвященных знает, кто скры¬вается под этим именем и что оно значит в переводе (по-малайски «мата» — глаз, «хари» — день, а в соеди¬нении это метафорически обозначает солнце).
Во всем этом таилась увлекательная загадка, и в назначенный вечер небольшой зал музея был пере¬полнен.
Следует сказать, что успех Мата Хари был до та¬кой степени головокружительным и бурным, каким он мог быть лишь в легко увлекающемся довоенном Париже. Оценивая дебют не известной дотоле танцов¬щицы, пресса буквально захлебывалась от восторга.
То, что исполняла Мата Хари, не было танцем в общепринятом европейском смысле слова. Это была пьянящая, полная чувственности пляска далекого Во¬стока, вынесенная Маргаритой Целле из таинственно¬го сумрака древних храмов Явы.
Обнаженное тело исполнительницы дразнило своей восхитительной гибкостью и пластичностью, изящество поз и движений гармонировало с нежной, сладострастной музыкой, которую исполнял неболь¬шой оркестр.
Артистический Париж был в восторге — в искус¬стве Мата Хари было такое победоносное утверждение жизни и любви, что зрители выходили с представле¬ния счастливыми.
С того вечера имя Мата Хари стало известно всей французской столице. Никто не интересовался ее про¬шлым, все были убеждены, что это Богом одаренная актриса, истинный восточный самородок.

Одна из самых известных легенд о Мата Хари свя¬зана именно с ее происхождением.
Выдавая себя за уроженку Явы, Мата Хари рас¬сказывала, что ранние ее годы пройти на Востоке, что она воспитывалась в одном из древних храмов Малабара и там же научилась танцам.
Писали, что из храма ее похитил некий англий¬ский офицер, который сделал ее своей женой и привез в Европу.
Легенда эта — во всяком случае, при жизни Мата Хари — имела упорное хождение и немало способство¬вала ее успехам.

Парижские залы наперебой предлагали ей щед¬рые ангажементы, ее пригласили в театр Мариньи на Елисейских полях, а затем и в Фоли Бержер. Каждое выступление Мата Хари становилось событием. У нее появились страстные почитатели, утверждавшие, что ни Айседора Дункан, ни Регина Баде, ни Ида Рубинш¬тейн не могут сравниться по таланту и оригинально¬сти с новой звездой.
Цены на спектакли Мата Хари назначались чис¬то американские, и тем не менее сборы были полны¬ми.
К ее небывалому успеху в Париже присоединились такие же блестящие гастроли в других европейских столицах.


Однажды после представления в Фоли Бержеп когда зрительный зал еще неистовствовал от восторга, а утомленная Мата Хари отдыхала в своей артистиче¬ской уборной, к ней постучался незнакомый господин, назвавшийся маркизом Пьером де Монтессак.
Он был хорош собою, белокур, элегантно, со вкусом одет. В руках у маркиза был огромный букет до¬рогих орхидей.
Мата Хари ни разу не видела этого человека на своих концертах, между тем маркиз заявил, что он горячий поклонник ее искусства.
От всего существа маркиза веяло такой беззаботностью, тон его был столь непререкаемо настойчив и властен, что Мата Хари так и не поняла, почему у нее не хватило мужества оттолкнуть его так же, как оттал¬кивала она десятки других поклонников.
Иными словами, на следующее утро она просну¬лась на своем ложе рядом с этим красавцем, законода¬телем парижских мод, общим баловнем и другом ро¬довитого гвардейского офицерства.
Здесь не лишне несколько забежать вперед и упо¬мянуть, что впоследствии при обыске у Мата Хари французскими властями были найдены письма, адре¬сованные некоему маркизу П. Следственные власти долго докапывались, кто бы это мог быть. Из писем, достаточно завуалированных, было видно, что марки¬за и Мата Хари связывали какие-то особые отноше¬ния. Выяснить суть этих отношений в то время так и не удалось.
Все это так и осталось бы загадкой, если бы в 1917 году некоему Нэтли Лукасу не вздумалось пока¬яться в своих грехах.
Прожженный авантюрист, в течение ряда лет жи¬вя в Париже, Лукас занимался подделкой чеков, при¬чем достиг в этом деле виртуозного мастерства. Был он человеком грязным, не брезговал ничем — взла¬мывал денежные шкафы, совершал кражи в рестора¬нах и отелях.
И вот в один прекрасный день Лукас решил сде¬латься порядочным человеком и, для того, чтобы смыть с души прежние грехи, вознамерился написать книгу, разоблачающую его собственные похождения.
В этой книге многие подробности не вызывают сомнений, тем более что они подтверждены полицей¬скими протоколами. Но наш рассказ — не о Лукасе, обратимся к страницам его книги, повествующим о некоем графе Пьере, за которым без труда угадывает¬ся маркиз де Монтессак.
Лукас пишет, что о происхождении маркиза не знал решительно никто, но немецким, русским и анг¬лийским языками он владел в совершенстве, словно это были его родные языки.
Маркиз учился в Боннском университете, когда где-то на Ривьере умер его отец, оставив ему крупное состояние.
В короткое время маркиз его промотал, а остатки спустил в Монте-Карло.
Денег у него уже не было, а отказаться от при¬вычного расточительного образа жизни он не мог. Привычка разыгрывать из себя большого барина бра¬ла свое, и вот... во всех отелях, где он останавливался, стали пропадать ценные вещи. Вместе с ними то у од¬ного, то у другого проезжего исчезали либо какое-ни¬будь дорогое украшение, либо бумажник, полный бан¬кнот.
Долгое время никем не уличенный, Пьер де Монтессак жил этой своеобразной жизнью, пока, на¬конец, в Лозанне к нему не явился агент германской разведки.
Агент сообщил маркизу, что он давно наблюдает за ним, превосходно знает о его похождениях и может, в случае необходимости, привести веские доказатель¬ства его виновности.
Маркиз был растерян, но агент сделал ему предложение сотрудничать с германской разведкой, гарантировав при этом солидную оплату его «труда».
Вскоре де Монтессак появляется в Париже, где близко сходится с компанией гвардейских офицеров. Обаятельный, остроумный, он становится любимцем в своем кругу. Его выезды в Булонский лес вызывают восхищение и зависть парижских модников.
Одно из увлечений маркиза — аэропланные состязания. Поначалу он присутствует на них как зритель, но вскоре начинает всерьез заниматься этим ви¬дом спорта и учится искусству летчика.
В короткое время он узнает о развитии французской авиации этой поры все, что ему необходимо. Не¬трудно понять, для чего ему нужны были эти знания.
Если мы сопоставим рассказ Лукаса с тем, что нам известно о Мата Хари, то поймем, что, кроме лю¬бовных отношений, связывало этих людей.
Когда в июле 1914 года маркиз де Монтессак возвращается в Париж из поездки по Европе, Мата Хари совершенно неожиданно для всех продает свою виллу в Нейи и на некоторое время загадочно исчезает с парижского горизонта.
В первых числах августа ее видят на сцене одного из крупнейших варьете Берлина. Но спустя короткое время она покидает и Германию. Ее сопровождает невзрачный камердинер, к которому она обращается на «ты». Тот отвечает ей тем же. Путь их лежит в Амстердам.
Маркиз де Монтессак в это время продолжает жить в Париже. Пустив в ход все свои связи, он доби¬вается, наконец, того, чего хотел: службы в военной авиации. После подготовительных занятий его зачис¬ляют в воздушный флот, но не пилотом, а наблюдате¬лем.
Лукас пишет об этом в своей книге так: «Он удовлетворился этим амплуа, поскольку оно давало ему достаточные возможности узнавать обо всех нововведениях во французской авиации, которые интересовали немцев».
Мата Хари ведет в ту пору очень скромный образ жизни в Амстердаме, ни с кем из своих знакомых не видится, нигде не бывает.
Иногда она ездит на несколько дней в Лондон.
Зачем? — этого никто не знает.
Между тем частые путешествия танцовщицы в британскую столицу вызывают подозрение местной тайной полиции. За Мата Хари в Лондоне устанавли¬вается слежка. Однако никаких признаков ее шпион¬ской деятельности обнаружить не удается.
Тем не менее, англичане сообщают о своих подо¬зрениях французской разведке, чтобы та в свою оче¬редь следила за этой женщиной.

Лето 1916 года. Мата Хари снова в Париже.
Она по-прежнему живет широко и открыто, ее выступления имеют успех такой же, как и раньше. Па¬рижане, давно ее не видевшие, принимают свою лю¬бимицу с распростертыми объятиями.
Изредка Мата Хари посещает маркиза, несущего службу в авиационном лагере.
В один из дней она заявляет всем своим знако¬мым, что решила стать сестрой милосердия, ухажи¬вать за ранеными. Она ходатайствует о пропуске в Виттель, где находится большой лазарет. Вскоре она получает этот пропуск, едет в Виттель и действитель¬но начинает работать в лазарете. Раненые души в ней не чают, она необыкновенно внимательна к ним, це¬лые дни проводит в палатах.
Вечерами же ее наперебой приглашают в свой круг военные чиновники, которые, разумеется, в вос¬торге от общения с такой красавицей и знаменито¬стью. В компаниях этих часто появляются и военные летчики — ведь неподалеку от лазарета в Виттеле только что оборудован новый авиационный парк.
Она едет на несколько дней в Париж, — своим новым знакомым она объясняет это тем, что у нее кончились деньги.
Но едва Мата Хари появляется в столице, к ней в отель приходят два агента с приглашением явиться в бюро французской контрразведки к капитану Ладу.
Когда она входит в кабинет к Ладу, последний даже не считает нужным подняться с кресла.
— Вы немедленно покинете пределы Франции, - решительно заявляет капитан. — Ваше поведение внушает подозрение союзникам. Есть основания предполагать, что вы занимаетесь шпионажем в пользу Германии.
— Я? Шпионажем? Что вы говорите, капитан?
В глазах у Мата Хари стоят слезы, она прижимает руки к сердцу. Кажется, что сейчас ей будет дурно.
— Откуда у вас могли возникнуть такие мысли?
— Это вовсе не так уж невероятно, мадам, если учесть круг людей, с которыми вы связаны...
Да, действительно, у меня много друзей. Но ведь у меня такая профессия...
— Вы знакомы с лицами, близкими к правительству. Среди ваших приятелей — военные летчики! Иными словами, давайте расстанемся мирно. Я предлагаю вам немедленно выехать к себе на родину, в Голландию, и в ближайшее время во Францию не возвращаться.
Конечно, мы можем лишь предположить, каким в подробностях на самом деле был разговор капитана Ладу с Мата Хари. Он происходил с глазу на глаз.
Известно лишь одно: беседа, продолжавшаяся не один час, завершилась самым неожиданным образом. Капитан Ладу разрешил Мата Хари остаться в Пари¬же, но при одном условии: она будет работать на французскую разведку.
В тот момент ни капитан Ладу, ни кто-либо дру¬гой не знал всей правды о знаменитой танцовщице. А правда состояла в том, что германский агент маркиз де Монтессак давал Мата Хари постоянные задания и она отправляла полученные сведения кружным путем в Германию.
Все это выяснилось лишь после выхода в свет книги авантюриста Нэтли Лукаса, выболтавшего множество подробностей, не известных французской
контрразведке.
И опять Мата Хари исчезает из Парижа. Некото¬рое время о ней ничего не слышно. По всей вероятно¬сти, она была в Амстердаме, затем снова возникает на парижском горизонте и ранним утром является к ка¬питану Ладу.
В тот же день две крупные французские субмари¬ны, крейсировавшие в Средиземном море, резко ме¬няют курс. В сопровождении двух небольших подвод¬ных лодок они спешно направляются к марокканско¬му побережью. Там стоят на якорях две германские субмарины. Французы совершают на них внезапное нападение. Под мощным ударом мин германские лодки тонут вместе со всем экипажем.
Что же сделала эта женщина?
Будучи агентом немцев, она предала эти лодки французам.
Во время процесса по ее делу стало известно, что французское правительство выплатило ей за участие в этой операции громадную сумму.
Но только ли деньги манили ее?
Ответить на этот вопрос не так просто.
Сделка Мата Хари с капитаном Ладу была вызва¬на ее страстным желанием во что бы то ни стало не быть высланной из Франции. И для этого у нее были свои, особые причины.
Во французском лазарете в Виттеле она познако¬милась с одним русским офицером, потерявшим на войне зрение, и горячо привязалась к нему. Может быть, это было единственное настоящее чувство в ее бурной жизни.
У этой необузданной, не признававшей никаких препятствий и ограничений женщины была теперь одна мечта, одна цель — употребить все усилия, чтобы не разлучаться с любимым человеком, перевезенным к тому времени в Париж. Ради этого Мата Хари была готова на все. И она действительно шла на все — не задумываясь ни о моральной стороне своих поступков, ни о жертвах, к которым они приводили.
А деньги? О, деньги всегда ей были нужны. И ей было неважно, от кого она их получает — от немцев или французов, ведь ни Франция, ни Германия не были ее родиной. Да и ее собственной жизни постоянно: грозила опасность, деньги были платой за этот страх, за ежеминутный риск разоблачения.
О том, что Мата Хари работала не только на не¬мцев, но и на французов, маркиз де Монтессак не знал до самого ее процесса.
После истории с подводными лодками Мата Ха¬ри снова выполняет задания германской разведки.
В конце 1916 года французское осведомительное бюро из проверенных источников узнает, что в Пари¬же есть женщина, поставляющая военные сведен Германии.
Поначалу бюро — в полной уверенности, что это агент, который числится под кличкой «мадемуазель доктор» (в нашей книге ей будет посвящен отдельный рассказ). Но простое сопоставление фактов разрушает эту версию. Дело в том, что в ту пору «мадемуазель доктор» находится в Берлине, между тем как сведения поступают в Берлин из Парижа.
Над головой Мата Хари снова сгущаются тучи. Французская контрразведка решает вновь заняться ею.

Р. Роуан в книге, на которую мы уже ссылались, отмечает: поведение Мата Хари было настолько де¬монстративным, что французы были сбиты с толку. Она ничего не боялась, ничего не скрывала.
«Тем труднее было французам узнать, каким пу¬тем она передавала их военные секреты, факт похище¬ния которых им никак не удавалось доказать. У тан¬цовщицы было много приятелей в дипломатическом мире, в том числе шведский, датский и испанский ат¬таше. Дипломатическая почта нейтральных стран не просматривалась цензурой: было совершенно очевидно, что письма, отправляемые Мата Хари за границу, не проходят цензуру».
Поняв, что Мата Хари находится в близких от¬ношениях с дипломатами нейтральных стран, фран¬цузская контрразведка, в нарушение международных правил, стала вскрывать мешки с дипломатической почтой.
«В шведской и нидерландской дипломатической почте они нашли серьезные улики. И все же Мата Хари не была арестована: кое-кто говорил, будто она писа¬ла особой тайнописью, оставшейся нерасшифрован¬ной. Доказательств, настолько веских, чтобы они удовлетворили гражданский или военный суд, не на¬шлось; и так как она находилась в коротких отноше¬ниях с такими лицами, как герцог Брауншвейгский, гер¬манский кронпринц, голландский премьер ван-ден-Линден и т. п., то важно было найти неопровержимо убе¬дительные улики...»

Капитан Ладу приглашает Мата Хари к себе и приказывает ей ехать в Бельгию, занятую немцами. Он вручает ей пять писем, которые она должна пере¬дать французским агентам в этой стране. Конверты наглухо запечатаны, на каждом — точный адрес.
Мата Хари безоговорочно соглашается выпол¬нить задание Ладу.
Едва лишь она покидает кабинет капитана, туда является следующий посетитель. Это граф де Шийн, Французский офицер, тяжело раненный год назад, прошедший германский плен. Он заявляет капитану, что пришел с чрезвычайно важной информацией.
Капитан Ладу внимательно выслушивает длин¬ный, сбивчивый рассказ де Шийна, суть которого сво¬дится к следующему.
После обмена военнопленными де Шийн был в Швейцарии, где лечился в санатории. За ним ухажи¬вала медсестра-немка, Ганна Виттиг, дочь ветеринар¬ного врача. Молодые люди полюбили друг друга, и когда граф переехал в Лозанну, чтобы как следует оп¬равиться от ранения, за ним последовала и Ганна. Ре¬шив связать свою судьбу с французским офицером, Ганна Виттиг стала пылкой патриоткой Франции.
Лозанна была в то время своеобразным центром франко-германского шпионажа, там были централь¬ные бюро французской и германской разведки, через этот город постоянно проезжали все видные агенты.
Однажды вечером Ганна Виттиг случайно услы¬шала разговор двух немцев — посетителей гостинич¬ного ресторана. Речь шла о каких-то сведениях, весьма интересных для германского командования. В разго¬воре мелькало загадочное обозначение «Н-21». Как поняла Ганна, то была шифрованная кличка человека, передававшего Германии эти сведения.
Обо всем услышанном Ганна тут же рассказала графу де Шийн. И граф решил немедленно ехать в Париж — информация, полученная Ганной, могла иметь особо серьезное значение.
На следующий день экспресс доставил графа и Ганну во французскую столицу, и прямо с вокзала де Шийн направился к капитану Ладу.
Рассказ заинтересовал капитана. Знать шифр тайного агента значило немало. Но это было лишь на¬чало дела — теперь предстояло выяснить, кто же скры¬вается под этим шифром.
Вызвав своих подчиненных, капитан Ладу отдал распоряжение немедленно заняться просмотром па¬рижской почты, где мог бы промелькнуть загадочный шифр. Дело в том, что условные обозначения агентов вставлялись порой в телеграммы и письма самого не¬винного содержания — например, в виде указания на известную товарную марку или данные о каком-либо товаре. В тексте такого рода они не вызывали никаких подозрений.
Прощаясь с графом де Шийн, капитан Ладу вы¬разил желание познакомиться с Ганной Виттиг. В его голове созрел план, для осуществления которого Ган¬на могла пригодиться.
На следующий день они встретились втроем. Ганна произвела на капитана самое благоприят¬ное впечатление. Она показалась ему не только смышленой, но и достаточно артистичной, что для его пла¬на имело немаловажное значение.
Капитан поделился своим планом. Ганна Виттиг должна была войти в доверие к Мата Хари, подру¬житься с ней и помочь капитану раскрыть ее подлин¬ное лицо.
В ту же ночь к Мата Хари был послан рассыль¬ный с письменным распоряжением отложить ее отъ¬езд в Бельгию на несколько недель. Срок этот выгово¬рила себе Ганна: для того, чтобы сблизиться с Мата Хари, ей нужно было определенное время.
Мата Хари была крайне изумлена этой отсроч¬кой, тем более — без объяснения причин, но ей ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться распоря¬жению капитана Ладу.

В один дождливый вечер, когда она не знала, куда деваться от тоски и какого-то непонятного предчувст¬вия, прислуга доложила Мата Хари, что ее желает ви¬деть незнакомая дама.
Посетительница выглядела скромной провинци¬альной девушкой, робкой и смущенной.
— Меня зовут Ганна Виттиг, — краснея, предста¬вилась она. — Простите меня, но я пришла к вам за советом.
Мата Хари благосклонно предложила незнакомке присесть.
— Какой же совет тебе нужен, милая?
— Ради бога, не ругайте меня, мадам, за этот ви¬зит... Дело в том, что я выхожу замуж...
— Ну и прекрасно. Я желаю тебе счастья.
— Нет, нет, — еще больше покраснела гостья, — вы, наверное, меня не поняли... Понимаете, мой буду¬щий муж, граф де Шийн — светский человек, он знает жизнь и до меня сталкивался со многими красивыми женщинами из высшего общества. Я же перед ним простая скромная мещанка. Хоть вы и не знаете моего жениха, он мне часто говорил о вас. Говорил, что рав¬ной вам по красоте и очарованию он во всем свете ни¬кого не знает. Должна сознаться, что я нередко читала о ваших успехах, ваших представлениях, и тоже увере¬на, что в обществе нет ни одного мужчины, который устоял бы против непобедимого очарования вашей красотой и искусством. Вот я и пришла к вам просить помочь мне советом... Научите меня сделать так, что¬бы граф меня не разлюбил и чтобы он всегда находил меня полной привлекательности и обаяния...
Мата Хари с улыбкой смотрела на девушку. Ганна нашла самый правильный путь к сердцу куртизан¬ки, ничем в жизни так не гордившейся, как своими любовными чарами, и в высшей степени польщенной наивной просьбой скромной посетительницы. Ласко¬во обняв Ганну за плечи, она усадила ее рядом с собой на диван.
Они беседовали до рассвета. Ганна восторженно внимала каждому слову танцовщицы, а когда они рас¬ставались, Мата Хари предложила Ганне поселиться в этом же отеле.
На следующий день Ганна переехала на новое место.
С этого времени они были неразлучны. Говорили обо всем, с интимной откровенностью, и однажды, улучив подходящий момент, ловкая Ганна спросила у своей старшей подруги: а правда ли, что ее любовь всегда оплачивалась?
— Не сердись, дорогая, на меня, глупую, за такое любопытство. Я ведь, конечно, этому не верю, но лю¬ди болтают...
Мата Хари взяла Ганну за руку.
— Все это светская болтовня и ложь. Я зарабаты¬ваю деньги совсем иным путем. Ты — немка и должна меня понять. Я помогаю твоей стране, понимаешь? Я — шпионка. За это мне платят большие деньги.
— Шпионка? И ты не боишься?.. Да, я слышала, что у шпионов, у каждого, есть своя особая кличка. У тебя она тоже есть?
— Конечно.
— Наверное, что-нибудь очень красивое, благо¬звучное, не так ли?
— Увы... Чем я живу, знают по-настоящему лишь два человека. Они и получают от меня все сведения. Обычно мое имя, мой шифр в переписке — «Н-21»...

На следующее утро, в тот час, когда Ганна Виттиг входила в рабочий кабинет капитана Ладу, чтобы со¬общить ему о признании Мата Хари, последняя уже сидела в отдельном купе экспресса, уносившего ее из Парижа в Мадрид.
Когда агент, посланный Ладу, сунулся было в отель, где жила Мата Хари, ее и след простыл, а куда она уехала, не знал никто.
Днем того же числа капитан Ладу получил от Ма¬та Хари коротенькое извещение о том, что условлен¬ный между ними срок истек и что согласно данному им поручению она теперь направляется в занятую не¬мцами Бельгию, чтобы передать по назначению вру¬ченные ей пять писем.
Через сутки пришла телеграмма от французской агентуры в Испании, уведомлявшая, что Мата Хари появилась в Мадриде.
Она пробыла там недолго. Посетила некоторые германские правительственные учреждения, не подо¬зревая, что каждый шаг ее, согласно директивам из Парижа, контролируется французской разведкой. Потом села на отходящий в Роттердам пароход «Голландия».
На вторую ночь плавания, когда Мата Хари креп¬ко спала в своей каюте, к «Голландии» подлетела вы¬нырнувшая из мрака английская торпедная лодка, да¬ла сигнал голландскому пароходу остановиться и, по¬равнявшись с ним, высадила на борт британского офицера.
— Хэлло, капитан,— обратился он к голланд¬цу, — на вашем милом суденышке находится некая личность, которой лучше было бы продолжить даль¬нейшее путешествие на военном судне. Я говорю о танцовщице по имени Мата Хари...
Стук в дверь каюты, где она спит, ее будят, при¬глашают выйти, матросы быстро тащат ее наспех со¬бранные вещи, и через четверть часа, с изумлением озираясь по сторонам, она уже стоит на палубе анг¬лийского миноносца, встревоженная этим новым приключением. Вокруг нее почтительные, предупре¬дительные лица офицеров.
Миноносец, в мощном беге рассекая океанские волны, несется куда-то во тьму и, наконец, швартуется в британской гавани.
Подают автомобиль, и через несколько часов Ма¬та Хари оказывается лицом к лицу с шефом Скот¬ланд-Ярда, сэром Базилем Томсоном. Без всяких око¬личностей он заявляет ей, что она определенно подо¬зревается в шпионаже, не приводя, однако, никаких точных подробностей или уличающих доказательств.
Допрос продолжается долго. На нем присутствует и французский агент, изредка задающий вопросы. Мата Хари с поразительным самообладанием защи¬щает, как может, свою жизнь и свободу, не компроме¬тирует себя решительно ни единым словом, ловко об¬ходит все ловушки, которые ставит ей опытный фран¬цузский сыщик.
И. все же сэр Базил Томсон не решается позво¬лить ей ехать в Голландию, как она на том ни настаи¬вает. Агент продолжает утверждать, что она несомнен¬но шпионка, он в этом глубоко убежден.
И тогда разыгрывается замечательная сцена. Эта загадочная женщина встает и громко заявляет:
— Да, я шпионка, но работаю я не для Германии, как вы думаете, а исключительно для моей второй ро¬дины — Франции, которую я горячо люблю!
В конце концов, ее доставляют в гавань и сажают на пароход, идущий обратно в Испанию. Мата Хари не знает, что за это время весь ее багаж старательно пересмотрен и что в те минуты, когда она обедает на корабле, агенты самым тщательным образом перерывают ее костюмы, письма и всю каю¬ту. Не понимает Мата Хари и того, почему, обычно такая сильная и здоровая, после ужина она чувствует себя до того скверно, что с ней случается обморок.
С помощью оказавшейся на борту английской сестры милосердия ее переносят в каюту, сестра раз¬девает ее и все ее платье и даже белье передает за дверь в коридор.
К ночи, когда она уже чувствует себя значительно лучше и может сидеть на палубе, с борта парохода в Париж летит радиограмма, которая приходит к капи¬тану Ладу. Из нее капитан узнает, что пять писем, ко¬торые Мата Хари должна была отвезти в Бельгию, бесследно исчезли.
В Мадриде Мата Хари останавливается в одном из лучших отелей. По странной случайности ее ком¬наты оказываются по соседству с номером, который занимает германский морской атташе в Испании фон Кроон.
Спустя короткое время на столе у капитана Ладу оказывается шифрованная телеграмма фон Кроона. Она направлена начальнику германской разведки в Амстердаме. Фон Кроон просит, чтобы агенту «Н-21» была выслана сумма в шестнадцать тысяч песет.
. Теперь все сомнения капитана Ладу рассеивают¬ся.
А Мата Хари, не подозревая, что ее судьба уже ре¬шена, вновь появляется в Париже.
Утром 14 февраля 1917 года агенты тайной по¬лиции окружают парижский отель «Палас», в котором остановилась танцовщица. Операцией руководит ко¬миссар Приоле. В начале восьмого вместе с тремя сы¬щиками он входит в вестибюль, представляется уп¬равляющему и требует указать комнаты, занятые Ма¬та Хари. Получив нужные сведения, он со своими по¬мощниками подымается по лестнице, и в этот момент в вестибюль врывается какой-то странный субъект в кожаном пальто, без воротничка, с растрепанными во¬лосами.
— В каком номере живет госпожа Мата Хари? Мне необходимо немедленно поговорить с нею!
Портье молчит, комиссар останавливается на ле¬стнице, к визитеру подходит управляющий:
— Вы желаете видеть мадам Мата Хари? Думаю, вам это не удастся. Только что к ней приходили два господина, но она сказала, что никого не принимает...
Человек в кожаном пальто растерянно переводит взгляд с управляющего на людей, стоящих на лестни¬це, кажется, все понимает и, схватившись рукою за сердце, круто поворачивается и быстро выходит из отеля. Это маркиз де Монтессак. Он бросается в свою спортивную машину и в отчаянии сходу дает полный газ. Он опоздал всего на полчаса...
Комиссар Приоле между тем стучит в дверь но¬мера, занимаемого Мата Хари. Ему отвечает только коридорное эхо. Он стучит снова. И снова молчание.
Тогда комиссар громко заявляет:
— Откройте! Здесь тайная полиция. Если вы не откроете, я прикажу взломать дверь.
— Пожалуйста, входите, если вас не стесняет очу¬титься в женской спальне, — отвечает голос из-за две¬ри.
Комиссар нажимает ручку — оказывается, дверь вовсе не была заперта, — и действительно оказывается в спальне.
Агенты прячутся за его спиной, комиссар сму¬щен: обнаженная Мата Хари лежит на постели, при¬крытая лишь прозрачным батистовым платком.
— Комиссар Приоле, — рекомендуется полицей¬ский. — Имею приказ немедленно доставить вас в уго¬ловное отделение.
Танцовщица приподымается на своем ложе, улы¬бается и заявляет:
— Быть может, вы повезете меня голой? Вы этого хотите?
Комиссару приказано не спускать глаз с аресто¬ванной. Он спокойно усаживается на стул и следит за тем, как Мата Хари одевается. А она делает это не спе¬ша, что-то напевая и изредка отпуская в адрес гостей кокетливые шутки.
Она не знает, что ее ждет впереди.

— Куда, сударыня, делись те пять писем, которые вы обязались передать в Бельгию?
Так начался допрос Мата Хари в бюро контрраз¬ведки.
— Вы же знаете, что все мои вещи подверглись обыску англичан. Они наивно думали, что я этого не замечу. Телеграфируйте в Лондон,— вероятно, эти письма у них...
Письма в Бельгию были пробой, испытанием, которое придумал для Мата Хари капитан Ладу. Они предназначались пяти французским агентам, но уже тогда французская разведка прекрасно знала, что чет¬веро из этих агентов были уличены немцами и спас¬лись от неминуемой смерти лишь тем, что согласи¬лись работать на Германию. Получаемые ими поруче¬ния из Франции они передавали немцам, заодно вы¬давая и людей, доставлявших им эти поручения. Пя¬тый же агент поступил на французскую службу совсем недавно, и о существовании его немцы еще не должны были знать.
В момент, когда Мата Хари была арестована, пя¬тый агент был уже схвачен. Вскоре он был расстрелян по приговору германского военного суда.
Таким образом, улики против Мата Хари были самыми серьезными.
Ее отправили в женскую тюрьму Сен-Лазар.
Через двадцать четыре часа после ареста ей офи¬циально сообщили, что за шпионаж в пользу врагов она будет судима военным судом.
Она потребовала защитника. Защищать ее взялся один из известнейших адвокатов Парижа д-р Клюне.

Когда ее в первый раз посетил тюремный врач, серьезный и умный старик, д-р Бизер, он, приглядев¬шись к ней внимательнее, с изумлением узнал в этой женщине ту, которую ему приходилось когда-то осви¬детельствовать в доме свиданий.
Находясь в тюрьме, Мата Хари была совершенно спокойной. Видимо, ее поддерживала уверенность, что опасных обвинений против нее выдвинуто быть не может.
Но ни она, ни защитник не предполагали, какие тучи сгущаются над ее головой.
Французская разведка в строгом секрете держала свою связь с представителем обвинения. Шла война, и французы не хотели раскрывать способы своей дея¬тельности.
24 и 25 июня 1917 года в третьем парижском во¬енном суде слушалось дело Мата Хари.
Все главнейшие пункты обвинения были доложе¬ны прокурору в виде секретных донесений агентов разведки.
Само собою разумеется, процесс происходил при закрытых дверях.
Поначалу Мата Хари верила, что, несмотря на всю серьезность обвинений, ей удастся избегнуть ги¬бели. Но по ходу процесса, когда стали всплывать все новые и новые обстоятельства, когда стали известны суммы, полученные ею от германской разведки, она поняла, что спасения ей ждать нечего.
Она оправдывалась тем, что деньги эти предназ¬начались ей вовсе не за шпионаж.
— Простите, господа, но я получала их всегда. Разве женщина не имеет права принимать подарки? Может быть, это звучит грубо, но то была плата за лю¬бовь...
Когда доказательства стали неопровержимыми, Мата Хари выбросила свой последний козырь:
— Да, господа судьи, иногда я занималась шпио¬нажем. И один случай, когда я решилась на столь грязное дело, вам должен быть хорошо известен. Вспомните, как я сообщила о двух германских под¬водных лодках.
При этих ее словах защитник вздрогнул: он впер¬вые слышал об этой истории.
Председатель же с невозмутимым видом париро¬вал выпад Мата Хари:
— Это правда. Вы действительно это сделали. Но задумайтесь: не свидетельствует ли это против вас?
— Каким же образом?
— А вот каким. Вы утверждаете, что никогда не говорили о военных вопросах с высшими чинами гер¬манской армии. Но позвольте тогда спросить: каким путем вы узнали о месте стоянки немецких субма¬рин?
Мата Хари молчала.
В заключение процесса адвокат произнес умную, убедительную речь. Он говорил, что все обвинения, предъявленные его подзащитной, основаны лишь на агентурных донесениях. Сами агенты в процессе не участвовали, и их сообщения нуждаются в тщатель¬ной проверке. Надо проверить и многочисленные по¬лицейские протоколы, представленные на суде. Ины¬ми словами, необходим новый, открытый процесс.
Ответ прокурора на эту речь был краток. Обвини¬тель требовал расстрела. Доказательств виновности Мата Хари было, с его точки зрения, вполне достаточ¬но.
Вечером на второй день процесса судьи удали¬лись на совещание, которое длилось недолго.
Когда они вернулись в зал, всем предложено бы¬ло встать, и секретарь суда зачитал приговор:
— Именем республики и французского народа военный суд, признав голландскую подданную, име¬нующую себя Мата Хари, виновной в шпионаже про¬тив Франции, постановляет приговорить ее к» смерт¬ной казни.
В мертвой тишине зала раздался истерический крик осужденной:
— Но это невозможно, это невозможно!..
Через секунду железным усилием воли она овла¬девает собою и в сопровождении конвойных тверды¬ми шагами направляется к выходу из зала.
Защитник подает апелляцию, но ее даже не рас¬сматривают.
Он обращается к президенту Пуанкаре с проше¬нием о помиловании — его тоже отклоняют.
За Мата Хари ходатайствует перед президентом ряд французских и нейтральных высокопоставленных лиц — и также безуспешно. Смертный приговор оста¬ется в силе.
Во время трехмесячного пребывания в тюрьме Мата Хари показала большое присутствие духа и гро¬мадное самообладание.
15 октября 1917 года спокойно и гордо села она в автомобиль, который должен был доставить ее к месту казни.
Из множества пуль, выпущенных расстреливав¬шими ее солдатами, из всего смертоносного залпа в нее попала лишь одна пуля, наповал убившая несчаст¬ную.
Она поразила ее прямо в сердце.

Нужно сказать здесь несколько заключительных слов о судьбе другой участницы этого громкого де¬ла — немки Ганны Виттиг.
После окончания войны выйдя замуж за графа де Шийн, она стала очень известной во Франции филь¬мовой дивой, приняв имя Клод Франс.
Но и на вершине известности ее преследовала мысль о том, что она была виновницей смерти Мата Хари.
И в своем пышном дворце, на улице Фезандери, № 31, в 1928 году, мучимая угрызениями совести, она рассчиталась с жизнью, пустив себе пулю в висок.

[Моргенштерн]

«ИДЕАЛЬНЫЙ ШПИОН»

Когда в 1912 году в Эдинбурге на процессе гер¬манского разведчика Армгарда Карла Гравеса выяснились подробности его деятельности и
обвиняемый только любезно кивал головой в ответ на все вопросы, председатель суда воскликнул:
— Да ведь вы идеальный шпион! Понимаете, — и-де-аль-ный!..
История, связанная с Гравесом,— это острей¬ший поединок двух мастеров шпионажа. Один из них — Гравес, другой — английский капитан Трэнч.
Армгард Карл Гравес прошел высшую школу ма¬тематики и техники и благодаря этому превосходно знал все роды оружия и военные приборы.
В 1910 году он был направлен в Англию. Перед ним стояла задача: выяснить, какие пушки изготовля¬ет фирма Бердмор и Ко. в Глазго. Фабрика отливала в то время для английского флота орудия необычайно большого размера, с совершенно новым лафетом, тре¬бующим специальных измерительных приборов. Приборы эти были неизвестны в Германии. Требова¬лось добыть о них полные сведения, чтобы не попасть впросак.
Немец Гравес превратился в швейцарца. Он получил соответствующий паспорт, но прежде чем ехать в Англию, поступил работать на часовую фабрику. Ему нужно было в совершенстве овладеть профессией часового механика. Затем бюро шпионажа выдало Гравесу рекомендательные письма от знаменитых швейцарских фирм, и, снабженный ими, он прибыл в Лондон.
Некоторое время Гравес жил в британской столи¬це, совершенствуясь в английском языке и изучая расписания пароходов и железных дорог. Потом пое¬хал в Глазго, остановился в скромном пансионе и от¬правился на поиски работы.
Не торопясь, он исходил весь город и через неделю нашел себе место у одного столяра, имевшего большую мастерскую и магазин по продаже часов. Торговля часами шла настолько хорошо, что хозяин решил специально нанять механика.
Гравес долго торговался с владельцем магазина относительно оплаты. Наконец они договорились.
Новый механик с головой ушел в дело, что не ме¬шало ему быстро перезнакомиться со всеми рабочи¬ми мастерской.
Особенно он подружился с одним токарем. Тот часто жаловался на свою судьбу. Денег на жизнь не хватало. Правда, один его сын зарабатывал довольно хорошо, и токарь им гордился. Парень, окончив шко¬лу, оказался очень способным к черчению и недавно получил место в фирме Бердмор и Ко., где должен был чертить в конструкторском бюро отдельные части планов. Токарь возлагал большие надежды на своего образованного сына, который «и по будням носил чи¬стые воротнички», и новый механик захотел с ним по¬знакомиться.
Однажды токарь предложил механику встретить его сына после работы. Они отправились к фабрике и, постояв немного у ворот, дождались молодого человека. Потом они втроем прошлись по городу, слово¬охотливый чертежник кое-что рассказал Гравесу о своей работе.
В те дни механик стал говорить о том, что очень недоволен своей хозяйкой, которая ставит ему в счет каждую кружку воды, что вечерами ему скучно одно¬му. Он повторял это несколько раз, и, в конце концов, токарь сказал своей жене, что его друг ищет комнату, и неплохо было бы взять его к ним.
— Места у нас всем хватит, и почему не помочь хорошему человеку?
Хозяйка согласилась, и на следующий день ме¬ханик переселился на новое место. Само собой разу¬меется, в цене они сошлись без труда.
Теперь все вечера механик проводил с сыном то¬каря, рассказывая ему о своих странствиях по Европе. Чертежнику нравился постоялец, он задавал ему мно¬гочисленные вопросы, иногда говорил о своей фабри¬ке, о том, чем сам занимается.
Как-то он сообщил дома важную новость: фирма получила такой большой заказ от государства на ору¬дия, что хозяевам пришлось ввести сверхурочные ча¬сы. Все отделения фабрики работали теперь днем и ночью, и конструкторское бюро едва успевало изго¬товлять новые чертежи.
Механик с завистью слушал молодого чертежни¬ка и признался, что хотел бы переменить работу. Ему неинтересно целыми днями заниматься одним и тем же, — вот если бы удалось устроиться на фабрику, тог¬да другое дело.
Парень посоветовал ему обратиться в правление фабрики. Гравес последовал его совету. Чертежник провел его через проходную и Гравес зашел в правле¬ние. Там ему сказали, что иностранных подданных фабрика на работу не берет.
Огорченный, Гравес вышел из конторы и напра¬вился в конструкторское бюро, чтобы рассказать чер¬тежнику о своей неудаче.

Итак, до сих пор он был только часовым меха¬ником — теперь начиналась настоящая работа.
Гравес шел по фабричному двору и запоминал расположение зданий. Конструкторское бюро было за углом, оно занимало длинный одноэтажный дом.
Зайдя в помещение, Гравес миновал длинный коридор, свернул налево и уткнулся в дверь, за кото¬рой сидел чертежник. Тот сочувственно выслушал его, а потом проводил до выхода.
Гравес последний раз окинул взглядом комнату и зашагал домой.
Он запомнил все, что ему было необходимо. Раз¬мер окна. Расстояние от столов до двери. Несгораемые шкафы, вделанные в стену.
Эти шкафы интересовали его больше всего. Он понимал, что именно в них хранятся оригиналы.
Ключи от чертежной и от этих шкафов хозяй¬ский сын — Гравес знал это — постоянно носил с со¬бой.
В ту неделю, когда Гравес решил приступить к делу, его молодой приятель работал в ночную смену. В восемь часов вечера он сменял своего товарища и ухо¬дил из бюро домой в четыре часа утра.
Часов в семь — полвосьмого приходили уборщи¬ки. С четырех до семи утра в бюро никого не было.
Это время Гравес и решил использовать.

У часового механика было свое увлечение: он много фотографировал, а также занимался рисовани¬ем. Особенно любил делать портреты. Молодой чер¬тежник часто служил ему моделью. Он снимал и ри¬совал его в разных ракурсах.
В одно прекрасное утро сын токаря вернулся с ра¬боты, как всегда, в половине пятого. Через четверть часа после его прихода Гравес осторожно зажег в своей комнате свет и подошел к зеркалу. Фигуры у не¬го и у чертежника были схожи, но Гравес был брюнет,
а тот рыжеволос.
Гравес достал заранее подготовленный рыжий парик, гримировальные карандаши, кусок мягкого воска. Через десять минут его нельзя было узнать. Из зеркала смотрел на него двойник чертежника.
Погасив свет и тихо выйдя в коридор с портфе¬лем под мышкой, он нащупал висевшее на вешалке пальто хозяйского сына. Ключи лежали в кармане. За¬хватив их, он вышел на улицу.
Фабрика была недалеко. Надвинув шляпу низко на глаза, он подошел к воротам, у которых с трубкой в зубах подремывал сторож. Гравес направился прямо к нему.
— Мне нужно зайти, я кое-что забыл в бюро.
Сторож кивнул, и Гравес оказался во дворе фаб¬рики. Быстро ориентируясь, он повернул за один угол, потом за другой — перед ним было длинное здание конструкторского бюро. У приоткрытой двери сидел другой сторож. Увидев в полутьме знакомое лицо, сто¬рож распахнул дверь и пропустил Гравеса вглубь зда¬ния.
Гравес быстро прошел по коридору, свернул на¬лево и, войдя в чертежную, запер за собою дверь. Прежде чем зажечь фонарь, он вытащил из портфеля кусок черного провощенного сукна, молниеносно влез на стол и завесил окно. Затем зажег фонарь, достал из кармана ключи и открыл шкаф.
Опытным глазом он рассматривал чертежи. Из большой их пачки он отобрал три листа — именно те, которые ему были нужны. Остальные положил обрат¬но в шкаф. Вслед за этим он кнопками прикрепил к двери один из чертежей.
Установив на столе фотоаппарат, Гравес отошел к двери, держа шнур в руке, и зажег ленту магния, кото¬рая, вспыхнув, залила комнату ослепительным све¬том.
Это повторялось три раза. Каждое движение Гра¬веса было рассчитано и проверено.
Три секретных плана были сфотографированы.
В комнате — дым и запах магния. Гравес тща¬тельно все убирает, снимает сукно и распахивает окно, чтобы проветрить комнату.
Через некоторое время он уверенно выходит из здания, кивает сторожу и направляется к воротам.
Старик с трубкой крепко спит. Минуя его, Гравес ша¬гает по рассветной улице к дому.
Хозяева еще не проснулись. Гравес бесшумно проходит коридор, кладет ключи на место и запирает¬ся в своей комнате.
И вот уже парик снят, грим спрятан; Гравес са¬дится проявлять снятые пластинки.
Все детали планов ясны и отчетливы. Он печатает их при электричестве на особо чувствительной бумаге. По одному снимку с негатива. Затем — негативы уничтожаются.
Снимки помещаются в небольшую капсулу, ко¬торую он тотчас же зарывает в саду. Там она пролежит до воскресенья.
В воскресенье Гравес говорит хозяевам, что хочет отправиться за город — подышать свежим воздухом.

На пустынной загородной дороге никого нет, только сбоку, у канавы, какой-то шофер возится с ав¬томобилем. Гравес подходит к нему, оглядывается — не идет ли кто-нибудь — и быстро садится в кабину. Шофер мгновенно оказывается рядом с ним, включа¬ет скорость и вот уже машина несется по шоссе.
Проехав несколько километров, она останавлива¬ется.
Только сейчас можно увидеть, что шофер — жен¬щина.
Мисс Мэри Мак-Канн давно завербована герман¬ской разведкой. Она осуществляет связь между Гравесом и Германией. Гравес передает ей полученные снимки, а она должна направить их по назначению.
В настоящее время мисс Мак-Канн остановилась в лондонском отеле. Для ускорения дальнейшего дела решено, что она переедет в Глазго. Здесь Гравесу будет проще встречаться с нею.
На следующий день мисс Мак-Канн перебирает¬ся в Глазго и снимает скромную квартиру. Официаль¬но она — коммивояжер голландской фирмы шелко¬вых тканей и ездит по Англии с их образцами.
В течение недели, пока молодой чертежник рабо¬тал в ночную смену, Гравес совершил еще две риско¬ванных экскурсии на фабрику. И каждый раз после этого к вечеру он пил чай в каком-нибудь маленьком кафе, и рядом за его столиком неизменно оказывалась одна и та же дама, читавшая газету.
Они не говорили между собой ни слова, дама молча вставала и шла к выходу. Сложенная газета в ее руках была уже подменена — в ней находились новые снимки Гравеса.

Гравес готовился к решительному удару, кото¬рый должен был превзойти все сделанное им до сих пор. Правда, вчера, когда он был на фабрике, сторож спросил его, что это он зачастил сюда по ночам, но Гравес отделался шуткой, и сторож успокоился. Во всяком случае, Гравес понимал, что его ночные похо¬ды начинают обращать на себя внимание.
Сегодня ему предстоял еще один, последний по¬ход. Гравес готовил его с особой тщательностью.
На этот раз он решил не ограничиться чертеж¬ной, а попасть и в другие отделения бюро. Ему недо¬ставало нескольких схем.
Подготовив все необходимые инструменты (не исключено, что придется выламывать двери), Гравес терпеливо ждал наступления рассвета. Часы показывали три.
До прихода чертежника оставалось полтора часа.

Британское адмиралтейство спешило. Строи¬тельство новых дредноутов уже завершалось, а орудия к ним не были готовы. На фирму Бердмор и Ко. легла огромная нагрузка. Нужно было сделать все, чтобы орудия были доставлены на дредноуты в срок.
Но английские власти понимали: этой спешкой может легко воспользоваться противник. Необходимо было принять самые строгие меры против возможно¬го шпионажа.
С этой целью на фабрику был направлен опыт¬нейший разведчик капитан Трэнч.
Конечно, никто не подозревал о его настоящей деятельности.
Капитан был назначен инспектором, то есть в его ведении находились уборщицы, дежурные и сторожа. Кроме того, он должен был следить, вовремя ли явля¬ются на работу низшие служащие и рабочие.
В один из дней, обходя рано утром территорию фабрики, он опросил сторожей о том, как прошла ночь. Все было благополучно. Сторож, дежуривший в конструкторском бюро, доложил, что никаких собы¬тий за ночь не произошло, только молодой чертежник ненадолго возвращался в свой отдел.
Трэнч поинтересовался, у кого ключи от сейфов и шкафов. Оказалось, что у чертежника они есть.
Капитан почувствовал неладное. Быстрым шагом он направился в чертежную.
Ему понадобилось не больше трех секунд, чтобы понять, в чем дело. Он потянул носом воздух и мгно¬венно уловил запах сгоревшего магния. Потом лег на пол и, тщательно исследовав его, нашел крохотный кусочек целлулоидной материи. Ничто не прошло ми¬мо его взгляда: даже крохотные дырочки на двери — следы от кнопок, которыми закреплялись чертежи.
Нужно было принимать какое-то решение. И ка¬питан Трэнч его принял.
В этот день хозяйский сын работал с утра.
Вернувшись с фабрики, он рассказал, что в их конструкторском бюро предстоят большие перемены. Оно будет перестроено. Сегодня в двух комнатах уже начали ломать стены, и к нему в чертежную перенесли оттуда все ценные документы. Несколько дней они пролежат в его несгораемом шкафу.
Вечером Гравес встретился в кафе с мисс Мак-Канн. Обычно они не разговаривали, но на этот раз Мэри нарушила порядок: у нее было срочное сообще¬ние.
Из Лондона ее информировали о том, что в Глаз¬го направлен капитан Трэнч, один из лучших сыщи¬ков Англии. По какому делу он явился в Глазго — ни¬кому не известно, однако нужно соблюдать предель¬ную осторожность.
Ночью Гравес долго не мог уснуть. Рассказ чер¬тежника взбудоражил его. Что за документы находят¬ся в его шкафу? Гравес почувствовал, что его охваты¬вает азарт. Но тут же сдержал себя: а этот Трэнч? Гра¬вес слышал о нем как о необычайно ловком агенте. Зачем он пожаловал в Глазго?
И вдруг его осенило. Не были ли две эти вещи связаны между собой: приезд Трэнча и перестройка в конструкторском бюро? Впрочем, какая тут может быть связь?..
Разум его сопротивлялся этой мысли, а инстинкт разведчика подсказывал: нужно любым способом проверить, нет ли тут ловушки.
И он решил провести эксперимент.
На следующий вечер, когда чертежник вернулся домой, Гравес вдруг вспомнил, что ему нужно сделать несколько чертежей для часов. Для этого необходим хороший циркуль. Не может ли парень сходить за ним на фабрику — ведь это рядом?
Чертежник согласился и отправился за циркулем в свое бюро. Было восемь часов вечера. Прошел час, полтора — он не появлялся. Гравес все понял. Быстро одевшись, он, не попрощавшись с хозяевами, покинул дом, так гостеприимно его приютивший. Покинул, чтобы никогда в него больше не возвращаться.

Все случилось так, как он и предполагал.
Молодой чертежник пришел в бюро, и в тот мо¬мент, когда он вынимал из письменного стола свой циркуль, дверь отворилась, в комнату вошел незнако¬мый человек и, предъявив ему значок тайного агента, попросил следовать за ним.
Чертежника это как громом поразило. В конторе ему был устроен допрос. Капитан Трэнч и два члена правления фабрики требовали, чтобы он сказал, с ка¬кой целью в течение последних недель он четырежды являлся на фабрику по ночам.
Парень ничего не понимал. Он клялся, что нику¬да не приходил, слышит об этом впервые, а когда сто¬рожа подтвердили, что видели его, разразился рыда¬ниями.
Члены правления были убеждены, что чертежник просто врет, но капитан Трэнч начал сомневаться. Он подробно допросил парня о том, как он проводит вре¬мя, с кем дружит, и зачем ему понадобилось сегодня приходить в бюро.
Чертежник рассказал о своем постояльце, о том, что ему был необходим циркуль, из-за которого он и попал в это дурацкое положение.
Около двенадцати часов ночи капитан Трэнч с двумя агентами явился на квартиру токаря. Извинив¬шись перед хозяином, он попросил разбудить меха¬ника.
Но комната постояльца была пуста.
Карл Гравес исчез, не оставив никаких следов.

Никогда в жизни капитан Трэнч не был так зол на себя.
Конечно же, чертежник ни в чем не виноват. А настоящего разведчика он упустил. Причем так неле¬по, из-под самого носа!
В эти дни в Глазго прибыла из Лондона специ¬альная комиссия. Она должна была принять от фир¬мы Бердмор и Ко. новые орудия. Трэнч был уверен: шпион не ушел далеко, конечно же, его заинтересует работа комиссии.
Члены комиссии остановились в Центральном отеле. Именно здесь Трэнч и решил сосредоточить свои наблюдения.
Чертежник и его отец подробно обрисовали внешние приметы исчезнувшего механика.
Трэнч поселился в Центральном отеле под видом немецкого коммерсанта и тщательно присматривался к каждому, кто здесь появлялся.
Однажды в холл гостиницы вошел пожилой пол¬ный голландец с блестящей лысиной и потребовал на несколько дней комнату. Это был очень приветливый и общительный господин, присяжный поверенный. Он много разговаривал со швейцаром и лакеями, давал щедрые чаевые и быстро завоевал общую симпатию.
В следующую же ночь голландец проснулся на рассвете в своем номере от звона разбитого стекла.
Он вскочил с кровати и увидел за окном пристав¬ленную к стене пожарную лестницу. По ней спускался человек с инструментами в руках. Человек извинился и объяснил, что лез на крышу, но по пути случайно задел оконное стекло и оно разбилось.
Через несколько минут после этого в дверь к гол¬ландцу постучали. Явился швейцар. Он в свою оче¬редь принес извинения. На крыше оторвался кусок жести, нужно было его прибить, однако рабочий ока¬зался очень неумелым.
Голландец что-то проворчал и снова улегся в по¬стель.
Утром после завтрака он уселся в приемной чи¬тать газету. К нему подошел мальчик-бой: вызывали по телефону.
Не успел он выйти в коридор, как к нему подо¬шли двое мужчин и быстро надели наручники, а один из них сорвал с его головы парик.
Это был капитан Трэнч.
— Знаете, для чего понадобилось разбитое стек¬ло? Я хотел увидеть подлинный цвет ваших волос, — сказал он.
Голландца ждала телефонная трубка. К ней подо¬шел Трэнч.
— Алло!
— Это вы, Гравес?
— Да, это я.
— Это я, Мэри. Когда вы ко мне придете?
— Сию же минуту, — ответил Трэич, — скажите только, где мы можем встретиться?
—Что это значит? — последовал недоуменный вопрос. — Ведь вы сами назначили мне место.
— Это правда, — ответил Трэнч, — но к моему стыду я должен сознаться, что совершенно забыл, где именно.
Мэри Мак-Канн назвала кафе, и Трэнч заявил, что придет сейчас же.

Обыск в номере Гравеса продолжался несколько часов. Долго не могли найти никаких улик. И только когда вспороли кожаную обшивку чемодана, обнару¬жили под ней маленькую записную книжку. В нее бы¬ло вложено несколько листов мелко исписанной бума¬ги с указаниями деталей и размеров новых орудий.
Здесь же был секретный телеграфный код. Тот же код нашли и у Мэри Мак-Канн. Трэнч немедленно ра¬зослал своих агентов во все телеграфные конторы Глазго. Чиновники в этих конторах вспоминали даму, отправлявшую депеши, которые состояли из ряда цифр, соединенных коммерческим текстом. Теле¬граммы отправлялись в адрес вполне солидной гол¬ландской фирмы Берроу-Белькем и Ко.
И все же доказать, что именно Гравес приходил ночью на фабрику Бердмор и Ко. фотографировать планы, капитану Трэнчу так и не удалось. Никаких следов от этих операций в вещах Гравеса не оказалось. Однако и найденных улик было достаточно. На процессе в Эдинбурге Гравес обвинялся в том, что передавал германскому правительству сведения о вооружении английского флота с помощью секретно¬го кода. Британскому адмиралу Стрешен Адеру уда¬лось расшифровать этот код. Все данные обозначались определенными цифрами, но прежде чем можно было прочесть написанное, следовало вычесть из общей суммы число 271. Это был очень остроумный и тонко задуманный код.
Гравес вел себя на суде истинным джентльменом. Председатель суда лорд Кларк Макдональд определен¬но симпатизировал обвиняемому. Приговор был очень мягок. Гравеса приговорили к полутора годам тюрьмы.
Конечно же, сумей капитан Трэнч доказать, что Гравес фотографировал планы, — дело кончилось бы иначе.

Через несколько дней после водворения в тюрьму Гравес написал Трэнчу письмо с просьбой навестить его.
Когда Трэнч пришел, Гравес объявил, что он вос¬хищен работой английской агентуры и хочет по отбы¬тии наказания перейти к ней на службу. Кроме всего прочего, это желание объяснялось предположением, что по возвращении домой его выбросят как скомпрометировавшего себя агента.
Трэнч не спешил с ответом. Безусловно, Гра¬вес — ловкий и умный разведчик. Но именно это и за¬ставляло сомневаться в его искренности.
Гравес продолжал настаивать на своем. При сле¬дующем визите Трэнча он намекнул, что у него име¬ются сведения о тайном совещании между Японией и Германией, которое должно состояться в Нью-Йорке. Он знал об этом еще до своего ареста, назвал несколь¬ко лиц и даже указал, на каком пароходе в Нью-Йорк прибудет немецкий дипломат.
Трэнч телеграфировал в Нью-Йорк и Берлин своим агентам и получил подтверждение сообщенных Гравесом сведений. Действительно, в Америку уже прибыли два японских дипломата, а на пароходе была заказана каюта для германского представителя.
Теперь уже Трэнч не мог не поверить Гравесу. Он потребовал его досрочного освобождения, объясняя это высшими государственными интересами.
Гравес обязался немедленно отправиться в Аме¬рику и добыть сведения о переговорах.
Капитан Трэнч сам проводил его в порт и посадил на пароход.

Увидев с палубы появившийся вдали американ¬ский берег, Армгард Карл Гравес подпрыгнул от сча¬стья: он был свободен.
Потом он бросился в каюту и начал сочинять ко¬пию несуществующего германо-японского тайного договора.
Через день из Нью-Йорка он отправил ее Трэнчу вместе с приветом и благодарностью за гостеприим¬ство.
Это был, по его мнению, блестящий реванш.

[Моргенштерн]

«МАДЕМУАЗЕЛЬ ДОКТОР»

Судьба этой самой ловкой шпионки Германии необычайна и так же, как ее имя, — известна немногим.
Только после войны полковник Николаи упоминает о ней вскользь в своей книге «Тайные силы».
Жизнь ее настолько же фантастична, насколько ужасен конец.
«Мадемуазель доктор» — кличка, данная ей фран¬цузской разведкой. На самом же деле ее звали Аннемари Лессер. Она родилась в Берлине, на Тиргартенштрассе.
Пятнадцати лет от роду она познакомилась с гвардейским гусаром Карлом фон Винанки, и они по¬любили друг друга. Когда после этой связи у нее ро¬дился мертвый ребенок, отец выгнал ее из дома,
Вскоре капитан Винанки перевелся из гвардии в железнодорожный батальон. Будучи человеком често¬любивым, он стал готовиться к службе в генеральном штабе.
Аннемари в это время жила в Берлине. Единст¬венным ее средством к существованию были деньги, присылаемые Карлом.
Но наступил момент, когда материальное поло¬жение Винанки резко ухудшилось. Отцовское имение, которым управляли его братья, было заложено и пере¬заложено, присылка денег оттуда прекратилась.
Винанки оказался весь в долгах, кредиторы не да¬вали ему покоя.
Обо всем этом стало известно командованию. Капитану был предложен выбор: либо оплатить долги, либо подать в отставку.
Винанки был в отчаянии. Он приехал в Берлин и обратился за помощью к своему другу, служившему в генеральном штабе.
Тот познакомил его с офицером, занимавшим очень высокий пост и звавшимся «его превосходи¬тельство». Фамилия этого таинственного лица была известна только в очень высоких сферах.
Сочувственно выслушав капитана, «его превосхо¬дительство» в свою очередь направил Винанки к неко¬ему Маттезиусу, имевшему бюро на Бюловштрассе.
Контора Маттезиуса официально занималась торговлей автомобильными частями и принадлежно¬стями. На самом деле это был один из крупных шпи¬онских центров. Маттезиус возглавлял его.
Капитана принял маленький худой человечек с небольшими бачками на выступающих скулах. У него был острый, пронизывающий взгляд, заставивший капитана сжаться.
После короткой предварительной беседы Винанки согласился на службу у Маттезиуса.
Тот сразу же перешел к делу.
— Вот вам первое задание. Сегодня среда. Вечером вы едете в Париж, в фирму Менье и Ко., здесь записан ее адрес, — Маттезиус протянул капитану маленький лист бумаги. — Адрес этот выучите наизусть, записку уничтожьте. Фирма небольшая, стеснена в расходах и не имеет служащих. Торгует автопринадлежностями и имеет со мной деловые отношения. Владельца фирмы зовут Писсар, это человек опытный, и он поможет вам. В фирму явится человек, предлагающий чертежи автоматического полевого оружия, по системе барабанного револьвера. Вы — офицер и сможете понять, что это за штука. Чертежи стоят пять тысяч марок. Эту сумму вы возьмете с со¬бой, и если чертежи окажутся пригодными, вы их ку¬пите. Но это еще не все. Вы должны выяснить, взяты ли эти чертежи в дело французами. Будут они ими пользоваться или не будут, вы поняли меня? Это для нас очень важно. Вы не должны ни писать, ни телегра¬фировать. Когда выполните поручение, немедленно возвращайтесь в Берлин. Ни пуха, ни пера, капитан, — я последний раз называю вас по чину. Вот вам чек на расходы, и до свидания!..

Когда в Париже Винанки явился в фирму Менье, его тотчас же познакомили с неряшливым господи¬ном, который заявил ему, что он слишком долго вел переговоры с фирмой относительно продажи черте¬жей и не желает больше ждать ни минуты. Если в те¬чение двадцати четырех часов ему не будет дан от¬вет — он продаст эти чертежи кому-нибудь другому.
Винанки взялся за дело. Он решил начать перего¬воры сам, без помощи Писсара — владельца фирмы, и привел неопрятного господина к себе в отель.
В течение двух часов он рассматривал чертежи.
Француз терпеливо присутствовал при этом, вы¬куривая папиросу за папиросой, и согласился, нако¬нец, прийти на следующий день вечером.
В ту же ночь Винанки поднял Писсара с постели и потребовал немедленно оформить на него швейцар¬ский паспорт.
— Пускай он будет на любое имя, мне безразлич¬но. Вот фотографические карточки, я позаботился о них еще в Берлине.
Господин Писсар был удивлен.
— Подобные вещи так скоро не делаются. Для этого потребуется не меньше недели.
— Так... — произнес Винанки. — А мне сказали, что вы опытный человек и знаете свое дело. Как вы ду¬маете, месье, что скажут в Берлине, когда узнают, что здесь сидит безнадежный болван? За что, собственно говоря, вам платят деньги, если вы даже не в состоя¬нии за два часа добыть фальшивый паспорт?..
Утром Винанки получил превосходный паспорт на имя швейцарца Георга Нивега.
После этого он совершил поступок, над которым потом много смеялись: бодро отправился прямо в львиную пасть — французский генеральный штаб.
Ночью он снял копии с чертежей и теперь взял их с собой. Выдав себя за механика-самоучку, он по¬казал их дежурному офицеру. Тот, бросив на чертежи беглый взгляд, отшвырнул их в сторону.
— И вы утверждаете, что понимаете в механике? Что занимаетесь этим в свободное время? Послушай¬те мой совет: лучше удите рыбу или играйте в футбол. Вся эта штука разлетится вдребезги при первом же выстреле!
Изобразив на лице печаль, Винанки пошел об¬ратно.
На следующее утро, через час после прибытия в Берлин парижского экспресса, он сидел напротив Маттезиуса.
—Я сейчас же увидел, — говорил он, — что черте¬жи ни к черту не годятся. Если из одного такого ство¬ла в короткое время выпустить столько патронов, то его нужно совершенно иначе охлаждать. Нужный для этого охладитель еще не найден. Чтобы вполне в этом убедиться, я спросил французского офицера...
— Простите, — вздрогнул Маттезиус, — кого вы спросили?
Дежурного офицера французского генерально¬го штаба...
И Винанки подробно рассказал о своем походе в генштаб.
Вечером в Берлине появился Писсар.
—Я специально приехал из Парижа, чтобы ска¬зать тебе, что ты ангажировал дьявола, — заявил он Маттезиусу.— Я шел за ним по пятам, когда он от¬правился в генштаб. Он блестяще выдержал испыта¬ние, и мы можем начать с ним работать. Только будь осторожен: упаси бог, если он узнает, что мы разыгра¬ли с ним эту комедию.

Аннемари была больна. Одиночество и бедность довели ее до полного отчаяния. Сидя рядом с нею, Ви¬нанки понял, что ей необходимо переменить образ жизни.
Маттезиус дал ему новое задание. Винанки пред¬стояла поездка по Маасу с вполне определенными це¬лями. Он решил взять с собой Аннемари.
В Страсбурге, после тяжелой внутренней борьбы, он решил рассказать Аннемари о том, чем ему теперь приходится заниматься.
Сперва она была в ужасе перед опасностью его нового ремесла, но вскоре примирилась, утешенная мыслью находиться всегда рядом с любимым челове¬ком.
Через несколько недель Маттезиус получил точ¬ное описание усиленных фортов на Маасе и новых до¬рог, не обозначенных ни на одной карте.
Немного спустя Винанки и Аннемари отправля¬ются в Шарлевиль. Винанки должен уточнить, где на¬чинается линия первых укреплений от Шарлевиля до Вердена с севера на юг, выяснить, в чем ее сильные и слабые стороны.
Во время этого путешествия Аннемари уже знает, в чем дело, и оказывается, что она владеет француз¬ским языком не хуже Винанки.
Он убеждается, что она обладает способностью так разговаривать с крестьянами, кондукторами и чи¬новниками, что они, восхищенные ею, выбалтывают все, что нужно.
У Винанки швейцарский паспорт, а за спиной — мешок с ботаническими книгами и гербарием.
Однажды ночью, в маленькой деревенской гостинице, Аннемари неожиданно просыпается и будит своего возлюбленного.
— Нас преследуют,— шепчет она,— мне при¬снился страшный сон. Я уверена, что это так на самом деле.
У нее сильно бьется сердце, и ее беспокойство пе¬редается Винанки.
На следующее утро они едут автомобилем в Шарлевиль и берут билеты до Кельна. Строго говоря, они уже выполнили свою задачу: в подкладке жилета у Карла зашита масса мелко исписанных и исчерчен¬ных листов.
Поезд приходит через четверть часа. Они ждут на перроне, как вдруг Аннемари замечает молодого чело¬века в сером костюме, которого она уже видела не¬сколько раз в продолжение этой недели. Три дня назад он был в одежде лесничего, а вчера она заметила его во дворе деревенской гостиницы, где они ночевали.
Аннемари хватает Карла за рукав, он видит ее бе¬лое лицо и тоже узнает этого человека. Тот еще не за¬метил их; они понимают, что нужно немедленно скрыться.
Винанки и Аннемари незаметно выбираются из здания вокзала, садятся в ландо и просят отвезти их за город.
В первой же деревушке они рассчитываются с ку¬чером, идут некоторое время пешком, находят другой экипаж, потом, наконец, им попадается автомобиль, который и перевозит их через бельгийскую границу, и таким путем они добираются до Шарлеруа, а оттуда на поезде до Кельна.
Они спасены, германская граница уже позади, и только теперь Винанки признается, что с самого утра чувствует страшную боль в желудке.
Согнувшись от боли, он сходит с поезда, Аннема¬ри везет его в больницу, и в ту же ночь судьба одним ударом разбивает счастье и любовь Аннемари Лессер: во время операции капитан Винанки умирает от гной¬ного воспаления слепой кишки.
Администрация больницы узнает от Аннемари адрес родителей покойного. Она вспоминает еще, что Винанки всегда твердил ей: если с ним что-нибудь случится, нужно сообщить об этом некоему Маттезиусу на Бюловштрассе в Берлине.
На следующий день приезжают родственники Карла. Они не хотят с ней разговаривать, запрещают подходить к гробу: семья убеждена, что именно Анне¬мари принесла ей несчастье.
Запершись в номере гостиницы, Аннемари гото¬ва наложить на себя руки, но в это время появляется обер-лейтенант из комендатуры и вежливо объясняет, что ему поручено просить ее о выдаче бумаг покойно¬го. Аннемари в ужасе вскакивает: она совсем забыла, что бумаги зашиты в жилете Карла.
После похорон Винанки обер-лейтенант прово¬жает Аннемари на вокзал, сажает ее в поезд и предуп¬реждает, что в Берлине ее встретят.
На берлинском вокзале ее ждет маленький худой человечек, который сразу подходит к ней и везет в го¬род.
Войдя с Маттезиусом в его бюро, Аннемари ви¬дит на столе знакомые страницы, исписанные рукой Винанки. Рядом с ними карты и планы.
Аннемари приходит в себя и начинает объяснять Маттезиусу то, что он не понял в записях Карла. Вот эти цифры означают квадраты на карте французского генерального штаба, эти штрихи — дороги, по этим линиям проходили последние маневры.
В течение нескольких часов они нотируют все за¬писи. Аннемари объясняет все ясно и точно, расшиф¬ровывает малейшие детали, и, в конце концов, уже на рассвете, Маттезиус удивленно говорит:
— Откуда у вас эти способности? Я думаю, нам нужно об этом серьезно поговорить.
Ночует Аннемари на шезлонге в бюро Маттезиуса. Она еще спит, когда два человека прогуливаются по пустынному Тиргартену. Один из них — Маттези¬ус. Другой — «его превосходительство».

Между ними происходит следующий диалог:
Его превосходительство: Ваше предложение не выдерживает никакой критики. Тот факт, что девочка может расшифровывать записи, не доказывает еще, что она сама в состоянии их делать.
Маттезиус: Я умею разбираться в людях и на¬стаиваю на том, что это нужно во всяком случае по¬пробовать. Кроме того, мне очень жаль ее.
Его превосходительство: Если вам ее жаль, сде¬лайте ее учительницей или гувернанткой, но нельзя же подвергать девочку такой опасности.
Маттезиус: Она сама будет искать ее, вы увиди¬те. Это такой характер.
Его превосходительство: Ну, в конце концов, де¬лайте что хотите. Решайте это самостоятельно...

После обеда бледная, заплаканная Аннемари си¬дит против Маттезиуса.
— Что вы собираетесь теперь делать?
— Не знаю. Ничего.
— Но ведь вам необходимо чем-нибудь заняться.
— Я покончу с собой.
— Вы думаете, что ваш покойный друг хотел бы этого?
— Ну, тогда я хотела бы иметь такую работу, ко¬торая заставит меня забыть все окружающее... Не мог¬ла бы я... быть полезной вам?
— Я тоже думал об этом. Считаю, что вы можете быть замечательным нашим помощником.
— Дайте мне какое-нибудь задание...

Солнечной, теплой осенью Аннемари Лессер, студентка живописи из Генуи, приезжает в неболь¬шую деревушку во французских Вогезах.
Согласно швейцарскому паспорту, который она предъявляет местной полиции, ей шестнадцать лет. У нее длинные косы, худенькая, изящная фигурка.
Аннемари делается любимицей пансионата для туристов.
Целыми днями она бродит по горам, охотники помогают прелестной девушке устанавливать штатив ее фотографического аппарата, железнодорожные чи¬новники угощают ее чаем и сладостями и рассказыва¬ют о своей тяжелой работе и о новых дорогах.
Однажды, вернувшись вечером в пансионат, она встречает там большую группу французских офице¬ров: в окрестностях происходят маневры, о которых писалось и в местных, и в немецких газетах.
В этот вечер Аннемари пользуется особенным ус¬пехом. Офицеры наперебой за ней ухаживают, они танцуют, пьют вино. Ее опекает пожилой бородатый капитан.
На следующее утро военные отправляются на ма¬невры.
Аннемари Лессер следует за ними в небольшой бричке. Ее пригласил капитан. Дивизионные маневры?
Аннемари отлично знает численное планирова¬ние французских войск и с первого же взгляда пони¬мает, что здесь стянуто больше армейского корпуса, и что вообще между официальными газетными сооб¬щениями и тем, что происходит на самом деле, — ог¬ромная разница.

— Капитан, я еще никогда не видела настоящих пушек, — и капитан идет с ней на укрепления.
Любознательность Аннемари не знает предела. Капитан ни в чем ей не отказывает. Аннемари фото¬графирует его и его товарищей в разных позах и поло¬жениях.
Конечно, им и в голову не приходит, что худож¬ницу больше интересует фон, на котором она их сни¬мает, нежели они сами.
— А что роют эти солдаты? — спрашивает Анне¬мари.
— О, милая моя, теперь все закапываются в зем¬лю. Такая нынче в армии мода...
— Но я ничего про это раньше не слышала...
— Видишь ли, дитя, прежде делали иначе, а те¬перь — так...
Капитан по уши влюблен в Аннемари. Он делает ей предложение. Смущенная Аннемари говорит, что должна посоветоваться с матерью.
Капитан сажает девушку в свой автомобиль, при¬казывает денщику проводить ее до границы, и Анне¬мари уезжает. Рисунки и фотографии уместились в небольшом чемоданчике.
Денщик объясняет таможенному чиновнику, что невеста его барина не может задерживаться из-за та¬ких пустяков, как досмотр ее негативов и снимков, и уговаривает его быстро отпустить девушку
Аннемари берет билет до Швейцарии, но по до¬роге пересаживается в берлинский поезд.
На следующий день она у Маттезиуса.
— Вы рассказываете мне какую-то чушь! — кипя¬тится он. — Кто поверит, что французская артиллерия зарывается в окопы? И это — для серьезных боев? Не¬лепость какая-то...
— Дайте мне сигарету, — говорит Аннемари. — Я уже начинаю курить... Не бойтесь, я делаю это, когда рядом никого нет, иначе кто поверит, что мне всего шестнадцать. Значит, вы считаете мое сообщение бас¬ней? А что вы скажете насчет этого?
И она показывает Маттезиусу фотографии, под¬тверждающие ее рассказ. Маттезиус умолкает, долго рассматривает снимки.
— Это сенсация, — произносит он наконец. — Хо¬чу быть с вами честным. Это одна из самых важных вещей, которые мы узнали за последнее время. Мы работаем без прикрытий, а они зарываются до носа в землю. Фантастическая информация. Вы молодец, Аннемари. Карл Винанки был бы доволен вами. А те¬перь отдыхайте.

Через три дня Аннемари позвонила Маттезиусу.
— Я не могу проводить время в безделье. Не вы¬держивают нервы. Куда ехать?
— Готовьтесь к Беверлоо! — отвечает Маттезиус.
За короткое время она становится у него одним
из самых надежных агентов. Ей дают номер— 1 и свой шифр.
Зиму она проводит в Берлине, изучая тайные сведения об иностранных армиях, с головой уходит во множество цифр и планов.
Весной 1914 года она отправляется в Бельгию, где ее интересует главным образом маленький горо¬док Сан-Себастьян неподалеку от голландской грани¬цы, около которого находится огромный плацдарм Беверлоо.
Конечно, прежде всего ей нужны цифры. Сколько орудий в крепости Люттих (Льеж – прим. В.К.)? Какого калибра? Какие дороги?
В Брюсселе бельгийские офицеры устраивают веселый праздник. Аннемари — их гостья. Впрочем, здесь у нее другое имя. Согласно паспорту, она — француженка.
От нее не отходит молодой лейтенант Рене Остен. Юная художница вскружила ему голову. Он узнает, что она собирается до лета копировать картины в ве¬ликолепных музеях бельгийской столицы. Они вме¬сте ходят на выставки.
Эта женщина — французская патриотка и до фа¬натизма ненавидит Германию. Ее отец — покойный офицер — служил во французской армии, и от него она унаследовала страстную любовь к военному ре¬меслу. Великая, победоносная французская армия — это звучит гордо! Ну, а бельгийская...
— Ого! — протестует лейтенант. — Извините, ма¬демуазель, но и у нас кое-что есть...
Внезапно она уезжает на целую неделю — и воз¬вращается обратно с массой этюдов. Рене Остен рас¬сматривает их. Они писаны маслом: лошадь у водо¬поя, старая мельница, лесная дорога...
Вскоре эти этюды уже в Берлине. Маттезиус, получив их, безо всякого сожаления счищает верхний слой краски и находит под ним то, что его интересует гораздо больше.
Аннемари просит Остена показать ей окрестно¬сти. Влюбленный лейтенант берет короткий отпуск, и в двухместном автомобиле они пересекают вдоль и поперек весь плацдарм Беверлоо. Объезжают форты, крепости, спускаются в казематы, куда лейтенант как офицер легко получает доступ со своей спутницей.
На шестой день они едут по шоссе вдоль голланд¬ской границы. Вдруг у машины портится мотор, и по¬ка Остен занимается починкой, Аннемари вынимает карандаш и записную книжку.
— Я хочу научиться водить автомобиль. Сколько мы израсходовали бензина и на какое количество ки¬лометров?
Продолжая возиться с мотором, лейтенант делает в уме подсчет и отвечает ей. Внезапный порыв ветра вырывает из рук Аннемари маленький клочок бумаги. Галантный Остен бросается за ним.
— Не надо! — кричит Аннемари. — Оставьте! Я запишу снова!
Но лейтенант продолжает догонять беленький листок. Аннемари бежит следом, бумага падает в при¬дорожный ров, и Остен спрыгивает за нею вниз.
Аннемари в напряжении останавливается.
Остен поднимается на шоссе, как-то странно на нее смотрит и говорит:
— Бумага упала в яму, я не смог ее достать...
Оба молча садятся в автомобиль, и лейтенант включает скорость.
Аннемари искоса поглядывает на своего спутни¬ка. Он кусает губы и очень бледен. Она сидит, спружинившись, как кошка, готовая к смертельному прыжку.
Автомобиль идет медленнее, они приближаются к какой-то деревушке.
На перекрестке дороги стоит полевой жандарм. Остен тормозит, выходит из машины и направляется к нему.
Аннемари мгновенно пересаживается на его мес¬то, нажимает педаль, и машина, взревев, проносится мимо жандарма и растерянного Остена.
На опушке леса — поворот. Аннемари не успевает вывернуть руль, и автомобиль врезается в дерево.
Аннемари выскакивает из машины и несется по лесу. Узкая тропинка приводит ее к берегу канала. По нему медленно движется моторный баркас.
Аннемари срывает с себя платье, завязывает его узлом на спине, бросается в воду и через несколько минут взбирается на борт баркаса.
У старого голландского моряка от изумления па¬дает изо рта трубка.
— Три тысячи франков,— задыхаясь, говорит Аннемари. — Они вот здесь, — она показывает узел. — Немного мокрые, но это ничего не значит. Вы их мо¬жете получить, если доставите меня через голланд¬скую границу. Вы должны меня спрятать — за мной гонятся пограничники. Я переправляла бриллианты. Вот тысяча франков задатка.
На зов мужа выходит из каюты жена. Внизу, в трюме, обнаруживается потайное место, где, видимо, уже не раз прятались контрабандисты. Аннемари спускается туда, ей дают две подушки, го¬рячего чаю, и через несколько часов она уже по ту сто¬рону границы.
Рене Остен требует, чтобы жандарм вызвал на по¬мощь своих товарищей: эту женщину необходимо за¬держать.
Листок, выпавший из рук Аннемари, он аккурат¬но положил в карман. На нем изящным почерком за¬писаны армировки последних двух фортов, которые они посетили. Калибры орудий и их дальнобойность зафиксированы с профессиональной точностью.
Через некоторое время появляются, наконец, два полевых жандарма, на конях, с полицейскими собака¬ми. Собаки берут след, он ведет по лесу и обрывается на берегу канала.

...Ровная водная гладь розовеет под заходя¬щим солнцем. Кругом стоит зябкая предвечерняя тишина.

В Амстердаме Аннемари встречается с Маттезиусом, рассказывает ему о нелепой истории, чуть не кончившейся для нее трагически.
— Тебе надо отдохнуть, — говорит Маттезиус. — Немного поправить нервы. Поезжай-ка в Меран, луч¬шего места для отдыха не найти.
Действительно, она ощущает, что ей необходима передышка.
В Меране она знакомится с молодым итальян¬ским ювелиром и в первый раз за последнее время чувствует, что еще может любить и быть любимой.
В середине июля 1914 года ей дают поручение: немедленно отправиться в Италию.
Незадолго перед этим в Милан был послан агент, который должен был установить, какие земляные ра¬боты проводятся на побережье. Ему дали короткий срок, но он прислал шифрованную телеграмму, в ко¬торой указывал, что может выполнить задачу только в течение месяца, потому что должен для этой цели объехать все побережье Италии.
Через двое суток после его телеграммы в Милане появилась Аннемари Лессер. А на следующий день в городе открылось новое бюро объявлений. Бюро вы¬писывало все выходящие в Италии газеты, вплоть до самых мелких деревенских листков. Аннемари сидела над ними днем и ночью, вырезая объявления военных комендатур о земляных и бетонных работах. Остава¬лось только определить их размеры. Для этого перед ней лежала новейшая карта итальянского генерально¬го штаба.
Порученное задание Аннемари, как всегда, вы¬полнила в срок.


Начавшаяся война застает Аннемари Лессер в Милане. Она получает команду немедленно прибыть в Париж.
Немецкие агенты в Италии оформляют ей фран¬цузский паспорт, и в костюме сестры милосердия Ан¬немари едет во Францию.
Она приходит к Писсару. Тот лишь однажды мельком видел ее и сейчас не узнает. Аннемари за это время сильно изменилась, кроме того, она носит очки.
Утверждают, что именно из-за этих очков она и получила кличку «мадемуазель доктор».
Писсар показывает ей свои записи. Из разгово¬ров с офицерами, посещений вокзалов и мобилизаци¬онных пунктов он в общих чертах составил план французского наступления.
Ей требуется не больше часа, чтобы ознакомить¬ся с его записями и перенести все необходимое на тончайшую бумагу, которую она прячет в своем белье.
С помощью Писсара она делает себе новый пас¬порт. Теперь она — дочь бельгийского офицера. Из специальной бумаги следует, что как бельгийская сес¬тра милосердия Аннемари в случае войны должна не¬медленно отправиться в полевой лазарет.
Однако уехать в Бельгию практически невозмож¬но: вокзал забит, билеты не продаются.
Аннемари решается на отчаянный шаг: она явля¬ется в транспортное отделение парижского гарнизона, где благодаря своей общительности и всепобеждаю¬щей улыбке очаровывает дежурного офицера, и полу¬чает место в курьерском автомобиле Париж — Брюс¬сель.
Ее спутники — она быстро выясняет это — пере¬одетые в штатское офицеры французского генераль¬ного штаба.
Машина несется с предельной скоростью. По об¬рывочным фразам сидящих рядом Аннемари узнает невероятную новость: в случае серьезной опасности бельгийская армия будет действовать рука об руку с французской. В Германии это до сих пор только пред¬полагалось.
Автомобиль прибывает в Брюссель. Офицеры не хотят отпускать прелестную медсестру. Они приводят ее в штаб, где она присутствует при их разговоре с по¬мощником шефа. Выясняется, что шефу, генералу де Рикель, поручено возглавлять военные действия про¬тив Германии, и кроме того, при первом же выстреле с бельгийской стороны Англия высаживает в Антвер¬пене десант: шесть пехотных дивизий и восемь артил¬лерийских бригад, всего сто шестьдесят тысяч чело¬век.
Аннемари понимает огромную ценность полу¬ченных сведений, но ей этого мало. Завтра она должна встретиться с агентом Маттезиуса, впереди у нее це¬лые сутки.
Майор, приехавший с ней в Брюссель, назначает Аннемари свидание в Палас-Отеле.
В шумном ресторане она кокетничает с майором, беззаботно смеется, танцует. Между тем ее информа¬ция пополняется. Она узнает от майора, что военные губернаторы бельгийских провинций получили пред¬писание не считать передвижение французских войск на их территории нарушением нейтралитета и что бельгийская армия концентрируется в пункте Санкт-Трогло-Терлемон ам Милль. Более того, ей становит¬ся известен состав гарнизона крепости Люттих, тех¬нические детали ее вооружения. В крепость должны немедленно вступить две дивизии, две другие служат прикрытием.
Майор крепко выпил, он бахвалится перед нею, сведения сыплются из него как из рога изобилия.
Аннемари нужно срочно все записать, память может подвести.
Внезапно ей делается дурно, она переживает за своего отца, бельгийского офицера, который может погибнуть в столь напряженных операциях.
Огорченный майор прощается с Аннемари и до¬говаривается о завтрашней встрече. Милая, легкомыс¬ленная медсестра не вызывает у него ни малейшего подозрения.
В полночь она приходит в свой номер в гостини¬це и тщательно записывает все данные, полученные у словоохотливого майора.
На следующий день ее подстерегает неожидан¬ность: агент Маттезиуса не приходит на свидание. Других связей с Берлином у нее нет. Что делать?
Она вновь встречается с майором и узнает, что завтра он и его товарищи отправляются в крепость Моттих. Аннемари уговаривает своего поклонника взять ее с собою. Документы бельгийской сестры ми¬лосердия помогут майору выполнить просьбу Анне¬мари.

В Берлине Маттезиус целыми днями не выходит из своего бюро. Обстановка накаляется с каждым ча¬сом, его стол завален телеграммами агентов со всех концов Европы, беспрерывно трещат два телефона.
Несмотря на все напряжение, одна мысль не вы¬ходит у него из головы: где Аннемари Лессер?
Писсар прислал ему шифровку, из которой сле¬довало, что она отправилась в Бельгию. Однако агент в Брюсселе, через которого Маттезиус должен был де¬ржать с ней связь, бесследно исчез.
Что с ней теперь? Неужели провал?
Ему искренне жаль эту отчаянную девчонку. Жаль как ценнейшего агента. Ее отвагу и находчи¬вость он ставит в пример другим. Да и по-человечески она вызывает у него самые добрые чувства. Человек холодный и расчетливый, он понимает, что неожи¬данно привязался к Аннемари.
Нет, она не может пропасть. Маттезиус уверен: скоро она появится в Берлине с ценнейшими сведени¬ями, как бывало не раз.

В ночь с третьего на четвертое августа немецкие посты на границе Германии с Бельгией, на шоссе между Наспру и Эпен, арестовывают подозрительную женщину. На ней — грубая юбка крестьянки, голо¬вной платок, шерстяные чулки, но солдатам бросают¬ся в глаза ее дорогие, изящно сшитые туфли.
Женщина, неведомым образом перебравшаяся через границу, Требует немедленно провести ее к ко¬мандиру.
Время близится к полуночи. У разбуженного лей¬тенанта женщина вызывает недоверие. Ее обыскива¬ют. Под одеждой находят бельгийский паспорт и мас¬су мелко исписанных листков.
— Болван! — кричит женщина на лейтенанта. — Да, я действительно агент, я шпионка! Только герман¬ская, понимаешь?
Лейтенант в недоумении отступает.
Или вы срочно доставите меня к какому-ни¬будь офицеру генерального штаба, или хотя бы теле¬графируете в Берлин.
— О чем мы должны телеграфировать? — лейте¬нант напряженно морщит лоб.
— О том, что вы арестовали агента
Женщину оставляют под надзором двух часовых.
Лейтенант будит капитана, в Берлин летит сроч¬ная служебная телеграмма, и к утру в деревне появля¬ется автомобиль с офицером генерального штаба.
Никогда еще лейтенант не получал такого разно¬са, как за этот арест.
Через полчаса из Эпена по телефону в Берлин пе¬редаются сведения, доставленные Аннемари Лессер. Маттезиус их принимает, обрабатывает и передает в генштаб.
Четвертого августа генерал Эммих получает при¬каз атаковать крепость Люттих.
Шестого августа крепость переходит в руки не¬мцев.
В первые же дни войны бюро Маттезиуса пере¬бралось в другое здание.
Маленькая контора на Бюловштрассе закрыта,
Маттезиус занимает теперь большой старый дом на Кениггретцерштрассе.
Дом похож на голубятню. Здесь сходятся все ни¬ти германского шпионажа. На этажах постоянно тол¬кутся офицеры и штатские. Собранные известия пере¬даются в генштаб. На их основе даются предписания войскам.
Маттезиус сидит на третьем этаже. Рядом с ним, за соседним столом, — Аннемари Лессер, «мадемуа¬зель доктор». Она стала для него незаменимым по¬мощником.
В бюро приходит масса людей, предлагая свои услуги. Их присылают сюда военные. Этим людям да¬ются пробные поручения, и если они поставляют пра¬вильные сведения, с ними начинают заниматься.
Маттезиус буквально задыхается от работы. Его худое лицо обострилось еще больше, костюм болтает¬ся на нем как на вешалке. Единственный человек, ко¬торому он может доверить переговоры с агентами, — Аннемари. Она необычайно легко находит правиль¬ный тон в общении с этими людьми.
На первых же порах ей удается разоблачить двух шпионов. Это офицеры французской армии, которые прибыли в Германию из Швейцарии, чтобы предло¬жить свои услуги в качестве инженеров. Аннемари до¬тошно допрашивает их, «инженеры» начинают путать¬ся в собственных биографиях, и «мадемуазель доктор» выводит их на чистую воду.
За исключением тайного посещения Англии, где после объявления войны непонятным до сих пор об¬разом было арестовано двадцать немецких агентов и требовалось наладить новые связи, Аннемари Лессер безвыездно живет в Берлине до конца 1916 года, то есть до того момента, когда решается немецкое на¬ступление на Верден.
В эти дни неожиданно обрывается связь с Фран¬цией, представляющая колоссальную важность.
Маттезиус в ужасе: он лишен ценнейшего источ¬ника информации.
Основную часть этой информации до сих пор точно и аккуратно поставлял Писсар. Каждые три-че¬тыре дня с ним встречались прибывающие в Берлин из нейтральных стран тайные курьеры. Кроме того, фирма Менье и Ко. имела теперь филиальное отделе¬ние в Швейцарии, где Писсар периодически встречал¬ся с Маттезиусом.
И вот в это напряженнейшее время, когда близи¬лось наступление на Верден, Писсар пропал.
Аннемари Лессер решает отправиться в Париж. Приняв все меры предосторожности, она едет в Гол¬ландию, оттуда — в Англию, затем переправляется в Бордо.
В Париже она долго бродит по улочке, на которой находится бюро Писсара. Убедившись, что вокруг ни¬кого нет, она подходит к двери. Но на звонок никто не отвечает.
Аннемари начинает расспрашивать соседей, дав¬но ли они видели господина Писсара. Соседи припо¬минают, что последний раз он был в бюро недели две назад. И лишь владелец булочной напротив сообщает ей, наконец, что произошло: господина Писсара при¬звали в действующую армию.
На следующий день Аннемари узнает печальную новость: оказывается, Писсар, долгие годы продавав¬ший тайны своей родины, пустил себе пулю в лоб. Не выдержали нервы.

Еще в Берлине к ним в бюро заходил некий Кон¬стантин Кудоянис, греческий подданный. Он был в Париже представителем какой-то фирмы, торгующей фруктами. Кудоянис предлагал свои услуги: собирать во Франции сведения в пользу Германии.
Аннемари знала парижский адрес Кудояниса и явилась к нему. По ее предложению грек купил фирму Менье и Ко. у наследниц, двух старых дев, и это, ко¬нечно же, не возбудило ни в ком ни малейшего подо¬зрения.
Но уезжать из Парижа Аннемари еще не собира¬лась. У нее было серьезное дело: она познакомилась с французским унтер-офицером, который, по получен¬ным ею сведениям, служил в контрразведке. Впрочем, покоренный Аннемари, унтер-офицер вскоре сам признался ей в этом.
Так появился новый источник информации. Все, что узнавала Аннемари, немедленно передавалось в Берлин Маттезиусу.
В один из вечеров унтер-офицер сказал:
— Знаешь, на кого ты похожа?
— Представления не имею.
— На немецкую шпионку. Ее зовут «мадемуазель доктор».
Аннемари расхохоталась.
— Тогда арестуй меня и сдай полиции. Я еще ни¬когда не была под арестом, наконец узнаю, что это та¬кое. Но откуда ты знаешь эту «мадемуазель»?
— Я ее не знаю, но видел на фотографии. Два на¬ших агента сегодня утверждали, что «мадемуазель доктор» сейчас в Париже. Это очень неприятно, пото¬му что если эта женщина действительно во Франции, то может наделать много бед. Она очень ловкая и ум¬ная шпионка.
— Но откуда у ваших агентов такие сведения?
—Они не говорят. Видимо, это знает только на¬чальство.

На следующий день в газетах появилось сообще¬ние о том, что за поимку известной немецкой шпион¬ки под кличкой «мадемуазель доктор» будет выдано вознаграждение в полмиллиона франков наличными. В сообщении описывалась наружность этой женщи¬ны, говорилось, что она легко находит контакт с людь¬ми, особенно военными.
Вечером того же дня Аннемари потребовала от Кудояниса, чтобы он отправил свою невесту, молодую хорошенькую танцовщицу, в Бордо. В одном из кабаре этого города требовалась артистка ее жанра, и тогда в Бордо у них будет свой человек, необходимый для регистрации прибывающих пароходов и многого дру¬гого.
Кудоянис всеми силами пытался сопротивлять¬ся, но «мадемуазель доктор» оставалась тверда, и он не мог с ней бороться.
После ухода Аннемари он посвятил возлюблен¬ную в тайны своего ремесла; через день она должна была отправиться в Бордо.
При очередной встрече унтер-офицер сказал:
— Ты спрашивала, откуда у наших агентов сведе¬ния об этой женщине? Так вот, я узнал об этом. Ока¬зывается, к нам заходил недавно один человек и ска¬зал, что видел «мадемуазель доктор». Теперь, прочи¬тав газеты, он требует сто тысяч франков задатка. Не¬плохо, да?
— И что же это за человек?
— Какой-то грек, кажется, по имени Кудоянис или что-то в этом роде. За ним уже установлена слеж¬ка. Завтра он придет за задатком. Он говорит, что од¬нажды, еще до войны, встречался с этой женщиной в Берлине, и теперь сразу же ее узнал.
Ночью Аннемари отправила посыльного с пись¬мом к Кудоянису. Она просила его немедленно прий¬ти к ней в кафе.
Кудоянис направился в указанное место по ноч¬ной парижской улице, но по дороге его нагнал автомо¬биль, в котором сидела Аннемари. Она быстро переда¬ла ему какой-то конверт и сказала, что завтра утром в семь часов в маленькой гостинице на краю города его будет ожидать агент из Берлина. Получив от него это письмо, агент должен передать ему за предстоящую работу пятьдесят тысяч франков.
Зная, что за Кудоянисом следят, Аннемари выса¬дила его из машины и исчезла в ночных переулках.
В ту же ночь в бюро французского шпионажа приходит сообщение, на которое обращают особое внимание. В письме, отпечатанном на пишущей ма¬шинке, говорится, что Кудоянис, новый владелец фирмы Менье и Ко., — германский агент. На него до¬носит патриот-француз, не желающий открыть своего имени из боязни мести со стороны немцев. Но если хотят убедиться в правильности этого сообщения, следует к семи часам утра прийти в такую-то гостини¬цу. 'Туда должен явиться Кудоянис, при нем будет письмо, адресованное германскому агенту, с важными военными сведениями. Кроме того, анонимный адре¬сат сообщал, что невеста Кудояниса (в письме назы¬валось ее имя и адрес) знает, чем занимается ее же¬них, и он даже хочет отправить ее в Бордо, чтобы она доставляла оттуда нужные для него сведения.
Утром в названной гостинице Кудояниса аресто¬вали. При нем нашли письмо. Его возлюбленная при¬зналась во всем. Все объяснения Кудояниса по поводу того, каким образом попало к нему это письмо, суду показались неправдоподобными, его рассказ о «маде¬муазель доктор» — жалкой уловкой.
Через несколько дней его приговорили к смерт¬ной казни за шпионаж.
«Мадемуазель доктор» в это время была уже в Берлине.

Маттезиус вместе с Аннемари готовил новое за¬дание для своих агентов во Франции, когда из Парижа через Швейцарию прибыл курьер с неожиданным из¬вестием. Выяснилось, что у французской контрраз¬ведки есть данные о многих германских агентах. Че¬ловек, работавший еще под руководством Писсара, совершил неосторожный поступок, был схвачен и раз¬облачен. Ему предложили не только жизнь, но и сво¬боду, если он выдаст своих коллег. Поколебавшись, он согласился.
Кого из агентов он знал? Кого назвал француз¬ской контрразведке? Эти вопросы мучили Маттезиуса и Аннемари.
Между тем никто из агентов пока не был взят. Может быть, все это ошибка, ложная паника? Но ско¬рее допустимо иное: французы втайне следят за рабо¬той немецкой агентуры, а потом одним ударом парализуют ее. В этом случае может наступить момент, когда германский генштаб лишится всякой информа¬ции.
Взвесив все это, «мадемуазель доктор» объявляет:
— Я еду в Париж.
За все время ее работы Маттезиус впервые запре¬щает ей рисковать.
— Тебя там слишком хорошо знают. И не только там. Твои фотографии есть, наверное, в каждом поли¬цейском управлении Европы.
Через три дня перед Маттезиусом стояла девуш¬ка с огненно-рыжими волосами, в неряшливой юбке, заштопанных чулках. Выражение лица у нее было ту¬поватое, бессмысленное.
— С ума сойти! — Маттезиус ошалело смотрел на свою сотрудницу.
Обрядившись в синее засаленное пальто, в невоз¬можной соломенной шляпе с красными лентами Аннемари отправилась в Париж Прямо с вокзала она, в поисках работы, пришла в бюро для прислуги.
Она показывает бумаги, из которых следует, что она «прилежна, незлобива и честна». Ее родина — Нормандия. Господа, у которых она служила прислу¬гой в Тулоне, уехали в Англию и отпустили ее.
Ей предлагают несколько мест, но они не устраи¬вают ее.
— Ладно, — говорит она, — попробую разыскать что-нибудь сама, а если уж не получится, снова приду к вам.
В один из дней она подходит к швейцару большо¬го дома на улице Франсуа, номер три. В первом этаже этого дома находится какая-то контора, а во втором и третьем — меблированные комнаты.
В это время германские агенты во Франции полу¬чили приказ немедленно бежать в нейтральные стра¬ны. Весть о предательстве подтвердилась, и другого выхода для них не было. Некоторые из них были аре¬стованы, когда садились в поезд, двоих задержали на границе.
Дюжина людей, не боящихся смерти, разными путями прибыла в Париж на их место, чтобы снова возобновить прерванные связи. Аннемари поддержи¬вает контакт с ними, снабжает нужной информацией.
Дом номер три на улице Франсуа — не совсем обыкновенный дом. И контора, и меблированные комнаты — все это существует здесь недавно. Аннема¬ри превосходно знает, что тут происходит на самом деле. Это центральное бюро французской контрраз¬ведки. В конторе сидят офицеры в штатском, а мебли¬рованные комнаты предназначены для агентов, при¬бывающих из разных концов Европы.
Аннемари работает здесь уборщицей. Тут она и живет, на третьем этаже, в одной комнате с тремя та¬кими же девушками. Она выносит окурки, подметает полы, моет лестницы, чистит ковры. Непривычная работа изматывает ее, и тогда она впервые прибегает к средству, которое впоследствии сыграло трагическую роль в ее судьбе. По вечерам она впрыскивает себе морфий.
Через две недели Аннемари принимается за дело. По ночам, когда все уходят, в бюро первого этажа ос¬таются только два унтер-офицера. В это время в их присутствии производится уборка. Девушки делают ее по очереди, проклиная эту работу, после которой им все равно нужно вставать в семь часов утра. Выясняет¬ся, что Аннемари беднее их всех и согласна выполнять ночную работу одна.
Один из унтер-офицеров начинает заигрывать с девушкой. Она недоуменными, пустыми глазами смотрит на него. Это еще что за новости! Думаешь, ес¬ли я бедна и нехороша собой, со мной все можно? За¬кончив уборку, грубо оттолкнув непрошеного ухажера, девушка гордо удаляется на свой этаж.

В четвертое воскресенье пребывания «мадемуа¬зель доктор» в доме на улице Франсуа унтер-офицер сидит в ночном бюро один. По воскресеньям вместо двух часовых оставляют дежурить одного. Сегодня рыжая девчонка ведет себя явно покладистей. Она хо-
хочет в ответ на сальные шутки дежурного, они вместе пьют чай; потом, когда он сидит у стола, она подкра¬дывается сзади и, смеясь, закрывает ему руками глаза. Часовой хочет схватить ее за талию, но тут силы ему изменяют, он чувствует на лице что-то мокрое и теря¬ет сознание.
Утром военный телеграф рассылает срочное со¬общение по всем пограничным станциям. Случилось нечто ужасное: в центральном бюро контрразведки исчезли все документы, содержащие сведения о фран¬цузских агентах не только в Германии, но и в нейт¬ральных странах. Предполагается, что их похитила рыжая женщина, пробравшаяся в бюро под видом уборщицы. Она усыпила дежурного унтер-офицера, а потом исчезла.
К вечеру в Париж приходит страшная весть со швейцарской границы. Здесь нашли убитыми трех пограничников и солдата. Утверждают, что в них стре¬ляла женщина с темными волосами, в синем пальто. Была ли это та самая уборщица — остается загадкой. Во всяком случае, обнаружить ее так и не удается.
Французскому шпионажу нанесен тяжелейший удар.

Аннемари Лессер снова работает в Берлине. Что-то странное появилось в ее характере. Днем она не в состоянии принять ни одного серьезного решения. Она часто выходит из комнаты, где сидит, как и преж¬де, рядом с Маттезиусом, потом возвращается, рас¬кладывает перед собой бумаги, пытается что-то запи¬сывать, но видно, что и это ей не под силу.
Когда зажигаются лампы и наступает вечер, она оживает. Ее глаза снова блестят, щеки пылают, мозг начинает работать настолько остро и точно, что это граничит с ясновидением. Она почти ничего не ест: несколько бутербродов, которые она запивает тяже¬лым бургундским, составляют всю ее пищу за сутки.
Маттезиус, обеспокоенный здоровьем Аннемари, пытается привести к ней врачей, но она отвергает его помощь.
По ночам она принимает агентов, записывает их сообщения, дает им новые задания. В эти часы перед Маттезиусом — прежняя «мадемуазель доктор».
В 1918 году прорван западный фронт противни¬ка. Ожидается его ответный удар. Но где? На каком участке? Сведения, которые приходят от агентов из Франции, настолько разрозненны, что из них нельзя составить общей картины.
И тогда «мадемуазель доктор» решается на свой последний удар. Она едет в Испанию. До сих пор не¬известно, каким путем ей удалось туда пробраться. Утверждают, что она проделала путь на подводной лодке; сама же Аннемари по возвращении уже не в со¬стоянии была что-либо рассказать.
В Барселоне она выдает себя за мексиканку, представительницу Красного Креста. Собрав группу испанок, членов этого общества, она организует поез¬дку по полевым лазаретам французского фронта.
Ни одна из семи женщин, входящих в делега¬цию, не подозревает, какие цели преследует эта нерв¬ная, экзальтированная дама.
Составляют автомобильную колонну. Продукты, белье, медикаменты укладываются в два грузовика, два легковых автомобиля предоставлено в распоряже¬ние делегаток, и они отправляются в путь.
Дорога идет вдоль западного фронта. Группа пе¬редвигается от одного пункта к другому, лазареты пе¬реполнены, прибывшая помощь как нельзя кстати.
Каждую ночь Аннемари уединяется и записывает все, что увидела и узнала за сутки.
Они прибывают в маленький полевой лазарет на Марне. Сегодня сюда доставили много раненых, по¬страдавших при неожиданном нападении немцев.
Аннемари поручено укладывать в кровати тех, кому только что сделали операцию.
И вдруг она слышит голос одного из раненых, — голос, который сразу же узнает:

— Санитар, немедленно вызовите офицера! Здесь немецкая шпионка!
Это Рене Остен. Он кричит так, что сбегается весь персонал.
— Я знаю ее! Арестуйте эту женщину, прошу вас! Ее кличка — «мадемуазель доктор»!..
Аннемари пригибается к земле, хватает чью-то шинель, забирает револьвер, выбегает из палатки и бежит к автомобилю. Дорогу ей пересекают два солда¬та. Тогда она сворачивает влево, быстро перелезает че¬рез забор и оказывается в лесу. Линия фронта — ря¬дом. Нужно успеть только добежать до нее. Она слы¬шит за собой погоню, выстрелы, лай собаки. Неужели она не уйдет от них? Из последних сил она делает от¬чаянный рывок — прыгает в лесную яму, надевает на себя шинель, низко на глаза нахлобучивает кепи, вы¬бирается наверх и снова бежит, задыхаясь и что-то про себя приговаривая.
— Хальт! — слышит она. — Руки вверх!

На ее лице — счастье. Она добралась до своих. Силы оставляют ее.

В день, когда заключенное перемирие заставило замолчать пушки и революционные выстрелы напол¬нили шумом Берлин, Маттезиус и Аннемари Лессер сожгли все свои бумаги.
Все картотеки, планы, карты были брошены в пламя камина. Игра была кончена.
Маттезиус заявил, что он едет в Будапешт. Там он рассчитывал найти подходящее дело.
Аннемари отказалась ехать с ним. Глаза ее потух¬ли, руки дрожали. Часами сидела она перед камином, расслабленная, безучастная.
Когда Маттезиус простился с ней, она поехала в Целлендорф. Сняла маленький домик и поселилась в нем одна. О женщине, не имевшей ни друзей, ни род¬ных, заботились соседи. К ней приводили врачей. По¬началу казалось, что ей можно помочь, но это была
иллюзия. Морфий и кокаин окончательно разрушили ее организм. Она перестала узнавать своих соседей, сидела взаперти и тупо смотрела в окно.
Врачи решили отправить ее в Швейцарию, где в живописной долине высятся стены закрытого санато¬рия для душевнобольных.
Там она и живет до сих пор. Ее душа омрачена и рассудок погас.
Иногда, по ночам, когда ветер рвет крыши, она принимается кричать, и персонал с трудом удержива¬ет ее от буйства. Имя за именем выкрикивает она в ночь, но эти имена — Винанки, Маттезиус, Кудоянис, Остен — ничего не говорят окружающим.
Двери дома для умалишенных навсегда закры¬лись за самой большой шпионкой Германии.

[Моргенштерн]

СМЕРТЬ ЭДИТ КАВЕЛЛЬ

Англичанка Эдит Кавелль, расстрелянная соро¬ка девяти лет от роду, жила в Брюсселе и по профессии была ученой сестрой милосердия. В начале войны она стала начальницей «Шко¬лы дипломированных сиделок», находившейся на улице Культуры.
Когда госпитали и больницы Брюсселя стали пе¬реполняться ранеными, которых привозили после первых боев целыми транспортами, Эдит Кавелль ор¬ганизовала первой большой частный лазарет. Ее при¬меру последовали другие.
Вскоре город представлял собой огромный гос¬питаль, где лежали сотни бельгийских, английских, французских солдат и офицеров.
Когда Брюссель заняли немцы, эти люди оказа¬лись в их полной власти. И так было не только в Брюсселе — раненых было бесчисленное множество в других городах Бельгии.
Германское командование распорядилось немед¬ленно взять всех их на учет. Каждый бельгиец, знав¬ший что-либо об их местопребывании, обязан был со¬общить об этом новым властям.

После регистрации раненых их отправляли либо в тыловые германские госпитали, либо в лагеря для военнопленных.
В Бельгии нашлось немало людей, которые бра¬ли на себя смелость спасать искалеченных фронтови¬ков. К этому делу подключилась французская развед¬ка. Недалеко была голландская граница: через нее лю¬быми способами и переправляли раненых солдат со¬юзных войск.
«Человеческая контрабанда» принимала все боль¬шие и большие размеры. Вообще контрабанда на бельгийско-голландской границе велась издавна. Су¬ществовало немало сухопутных и водных путей, изве¬стных лишь посвященным. Эти дороги знали и мест¬ные жители, умевшие обходить таможенные кордоны. Именно такими путями и пользовались организато¬ры переправы. Опытные проводники вели раненых поодиночке и большими группами.
Вскоре в Бельгии родилась большая разветвлен¬ная организация, занимающаяся спасением раненых. Одним из активных членов этой организации стала пожилая медсестра Эдит Кавелль.

На ее попечении находились десятки раненых. Она ухаживала не только за теми, кто лежал в ее лаза¬рете, — многие солдаты и офицеры содержались на частных квартирах.
Первым делом нужно было спрятать их от не¬мецкого командования.
Эдит Кавелль уничтожала их военную форму и снабжала их штатской одеждой. О существовании ее лазарета было известно, поэтому она поспешила раз¬местить своих подопечных в других местах. Чтобы окончательно превратить их в мирных бельгийских граждан, надо было раздобыть подложные паспорта. Эта задача была труднее. Решением ее занялся прожи¬вавший в своем замке Белиньи принц де Круа. Он на¬шел людей, знавших секреты этого дела, и вскоре из¬готовление фальшивых документов было налажено.
Делались не только паспорта, но и медицинские свидетельства. Благодаря им, рана в живот, например, превращалась в воспаление слепой кишки, рана в го¬лову — в хроническую болезнь мозга и т. д.
Сотни и сотни людей были снабжены подложны¬ми бумагами. Это стало для них единственным спасе¬нием и помогло вырваться из оккупированных райо¬нов Бельгии.
Эдит Кавелль с фанатической преданностью слу¬жила благородному делу, которое стало для нее глав¬ным. Все свои средства она тратила на приобретение медикаментов, множество бессонных ночей проводи¬ла рядом с теми, кто еще не мог передвигаться сам. Едва раненый вставал на ноги — она снабжала его нужными документами и давала адрес, куда он должен был обратиться для своего спасения.
И наступил момент, когда сестра милосердия от¬правила, наконец, последнюю партию своих подопеч¬ных. Казалось, теперь она могла успокоиться. Но для нее нашлось новое дело.
В тылу германских позиций в Бельгии осталось много небольших групп вооруженных солдат, не же¬лавших сдаваться немцам. Эти команды скитались по лесам и горным кряжам страны, жили либо охотой на дичь, либо тем, что давало им местное население, у которого они фуражировались по ночам.
Иногда они нападали на германские посты, заби¬рали оружие, патроны. В сущности это была настоя¬щая партизанская война.

Автор этой книги и поныне без некоторого со¬дрогания не может вспомнить об эпизоде, пережитом им в 1915 году.
Дело было у деревни Монтиньи, где мой отряд расположился на отдых. Вдвоем с товарищем мы ото¬шли на приличное расстояние от отряда и углубились в лес с намерением убить шатавшегося поблизости кабана. Стояла чудная лунная ночь. Узенькая змее¬видная тропинка вела по крутой, заросшей густым ле¬сом горе. Мы шли молча. Лесные заросли оборвались, перед нами открылась долина. И тут мы остановились как вкопанные от ужаса.
Приблизительно в ста метрах от нас по усыпан¬ной хвоей земле тяжело ступала целая французская колонна, в полном вооружении, с ружьями за спиной. Людей было около сотни, впереди шел офицер. Уви¬дав нас, отряд тоже на секунду остановился. По всей вероятности, французы решили, что за нами тоже следует отряд. Но к нашему несчастью, за нами нико¬го не было, и нам оставалось одно: под прикрытием лесной чащи скатиться по крутому откосу и скрыться в зарослях. Добежав до своего отряда, мы подняли его на ноги, но французов уже и след простыл.
Лишь месяц спустя обнаружен был в этом райо¬не целый французский батальон, его окружили и обе¬зоружили.

Вот солдат таких частей и посылала к мисс Эдит ее организация — с тем, чтобы она их укрывала в Брюсселе, сколько было возможно, пока не представ¬лялось случая переправить их через границу.
На то, что в доме Эдит Кавелль бывает слишком много мужчин, обратила внимание тайная немецкая полиция. Медсестра производила на всех впечатление человека строгого и серьезного — в каких-либо ин¬тимных прегрешениях ее трудно было заподозрить. Значит, здесь было что-то другое. Решено было вни¬мательно следить за англичанкой.
И ждать пришлось недолго. Организация, в кото¬рой состояла Эдит Кавелль, с некоторого времени ста¬ла действовать чуть ли не открыто.

Историки пишут, что члены этой организации, объединенные общей идеей — служением патриотиче¬скому делу, были плохо связаны между собой. У них не было умелого руководителя, который мог бы правиль¬но и четко распределить обязанности между людьми, часто они действовали стихийно, полагаясь лишь на собственную интуицию. Как заметил один из истори¬ков, можно только удивляться, как эта организация вообще могла продержаться почти год в окружении ренегатов-осведомителей.
Пишут, что эти осведомители в итоге и выдали Эдит Кавелль и ее товарищей.
Некий Арман Жанн позже похвалялся, что благо¬даря его доносам было арестовано 126 бельгийцев, французов и англичан, и среди них — Эдит Кавелль.

Летом 1915 года после девятимесячной работы организация была раскрыта германской контрразвед¬кой. Следственным властям не пришлось долго во¬зиться с ее участниками: все они, и в том числе мисс Кавель, сами рассказали о своей деятельности.
Дело было передано в военный суд. Подсудимым было предъявлено обвинение в государственной изме¬не. Председательствовал на суде военный советник Штобер, судьями были германские офицеры.
После чтения обвинительного акта первой допра¬шивали Эдит Кавелль. Спустя время газета «Эко де Пари» опубликовала материалы этого допроса. Его за¬пись была сделана защитником подсудимой.
«Эдит Кавелль показала, что ей 49 лет, вероиспо¬ведания лютеранского, по происхождению — англи¬чанка.

Судья: Признаете ли вы себя виновной в том, что с ноября 1914 года по февраль 1915 года укрывали французских и английских солдат, в том числе мно¬гих офицеров и одного полковника, и снабжали их деньгами и штатским платьем?
Э. Кавелль: Да, признаю.
Судья: Понимаете ли вы, что этими действиями вы помогали французским и английским военным продолжать службу и возвращаться в действующую армию?
Э. Кавелль: Да, понимаю.
Судья: Кто был главою, душой вашей организа¬ции?
Э. Кавелль: У нас не было никакого главы.
Судья: Может быть, то был принц де Круа?
Э. Кавелль: Нет. Принц де Круа помогал нам лишь тем, что выдавал людям небольшие денежные пособия.
Судья: Какие побуждения заставили вас совер¬шать инкриминируемые вам поступки?
Э. Кавелль: Этим людям грозила смертельная опасность. Мною двигало простое милосердие...»
Это было все, что она сочла нужным сказать в свою защиту. Никаких других мотивов эта самоотвер¬женная женщина привести не могла.
Как и большинство обвиняемых, Эдит Кавелль была приговорена к смертной казни.
Поскольку она действовала из чисто гуманных побуждений, даже среди германского офицерства ста¬ли раздаваться голоса, требовавшие замены ей смерт¬ной казни тюремным заключением.

В дело пытался по мере сил вмешаться американ¬ский посланник Бранд Уитлок. Он обратился к герман¬ским властям с прошением о помиловании Эдит Ка¬велль. Его поддержал испанский посол. Прошения были переданы главе германского департамента в Брюсселе барону фон дер Ланкену. Барон ответил, что поста¬рается помочь, но вскоре сообщил, что не сможет ни¬чего сделать. Все зависит только от наместника кай¬зера фон Биссинга. Но последний был неумолим.

На августовском рассвете 1915 года Эдит Ка¬велль была расстреляна.
В английском судебном журнале 30 января 1919 года Роберт Арч писал:
«Наступит время, когда мы признаем, что мисс Кавелль добровольно поставила на карту свою жизнь и умерла героически. И если уж говорить об «убийст¬ве», то она была убита так же, как тысячи людей, по¬гибших в честном бою в открытом поле».


ШПИОНАЖ, РЕШИВШИЙ ВОЙНУ

В истории всех войн Европы не было ни одного столь громкого дела, как шпионаж английского агента Александра Цека. Дея¬тельность этого молодого шпиона сыграла решающую роль в судь¬бах европейских народов в том отношении, что благодаря ей союз¬ники выиграли войну.
Благодаря этому шпиону английская разведка могла совер¬шить то, равное чему трудно вообще найти в истории разведыва¬тельной службы.
В конце февраля 1917 года телеграфное агентство Рейтер опубликовало сообщение, что заокеанским странам, равно как и союзникам, еще до вступления Америки в мировую войну стало известно подлинное содержание письма германского статс-секре¬таря Циммермана германскому послу в Мексике фон Экарту. Письмо это будто бы было следующего содержания:

«Берлин, 19 января 1917.
С первого февраля мы начинаем вести подводную войну в са¬мых широких размерах. Тем не менее Америку имеется в виду удерживать от войны. Если бы усилия наши в этом направлении были бы безуспешны, мы заключим союз с Мексикой на сле¬дующих условиях. Мы будем считать ее и в войне нашей союз¬ницей и заключим мир. Мы могли бы предоставить ей за это финансовую помощь и постараться возвратить ей утерянные ею в 1848 г. области Новой Мексики и Аризоны. Выработка подроб¬ностей этого плана предоставляется на ваше усмотрение. Вам поручается под строжайшим секретом позондировать на этот счет мнение Каранцы и, как только он узнает, что с Америкой также нам не миновать войны, намекнуть, что недурно было бы ему взять на себя инициативу начать переговоры с Японией о союзе, довести их до благоприятного конца и тогда немедленно же предложить свое посредничество между Германией и Японией. Обратите внимание Каранцы на то, что начало нашей беспощадной подводной войны делает возможным обессилить Англию и приве¬сти к миру в течение нескольких месяцев.

Циммерман».

Опубликование этого письма вызвало бурю негодования во всей Европе. Выходило, что Германия замышляла комплот против еще одной нейтральной державы и хотела вовлечь Японию в войну против Англии. Американская пресса, стоявшая за войну, живыми красками изображала опасность, всегда скрыто угрожавшую южноамериканским республикам. Так, например, в печати разда¬вались голоса, что, по давнишнему убеждению руководящих амери¬канских военных кругов, нападение Японии на Америку, по всей вероятности, произойдет через мексиканскую территорию в долину Миссисипи, чтобы разделить страну на две части. Самым сущест¬венным, однако, было то, что тотчас за получением сведений об этом письме германского статс-секретаря посланнику в Мекси¬ке, т. е. в январе 1917 г., американский кабинет стал усиленно настаивать на вмешательстве Америки в мировую войну.
Положение американского правительства было в высшей степе¬ни затруднительным: общественное мнение Америки оказывало на него усиленное давление ввиду того, что как Франция, так и Англия в любой момент могли опубликовать текст германского предложе¬ния, а с другой стороны, американская общественность весьма косо смотрела на все, происходящее у мексиканской границы, а тут гро¬зил еще японский призрак.
После опубликования положения дела агентством Рейтер, американцы узнали, что текст сообщения германского статс-секретаря каким-то путем попал в руки врагов. В Германии это повлекло за собою страшную общую депрессию. Непосредствен¬но за этим разоблачением статс-секретарь Циммерман ответил по этому поводу на известный запрос в рейхстаге. По его словам, было совершенно непонятно, каким путем текст этого письма мог попасть в руки американцев, так как отправлено оно было под са¬мым секретным шифром.

В рейхстаге долго ломали голову о возможности предательства, но Циммерман умолчал о том, каким именно путем он снесся с мексиканским посольством. Все были уверены, что сделал он это письменно.
Георг Бернар так говорил об этом в своей передовой в «Фоссише цайтунг»: «В кругах журналистов существует мнение, что письмо это, по всей вероятности, было похищено у курьера прави¬тельства, по дороге в Мексику. Мы желали бы, чтобы подобная возможность впредь была бы исключена. Мы вообще не допускаем мысли, что подобная корреспонденция могла быть поручена — и еще в письменной форме — какому бы то ни был курьеру — даже самому надежному».
Конечно, Георг Бернер не мог знать, как он ошибался. Ведь сообщение статс-секретаря не было письменным и не посылалось ни с каким курьером. Оно было передано на американский кон¬тинент совсем иным путем...

* * *

В самом начале оккупации Бельгии германскими войсками в один богатый дом в центре Брюсселя вселился офицер немецкой комендатуры. Принадлежал этот дом очень зажиточному австрий¬скому фабриканту по фамилии Цек, который жил там с англичан¬кой-женой и молодым сыном Александром.
Как только офицер устроился на новом месте, к нему в комнату заглянул сын хозяина дома и сказал, что хочет сообщить об одном серьезном деле. Офицер отнесся к молодому человеку с внима¬нием и узнал из его рассказа, что тот, занимаясь опытами с бес¬проволочным телеграфом, сконструировал особый приемник с ан¬тенной, которую установил на чердаке дома. Поэтому он просит офицера немедленно информировать комендатуру о наличии ан¬тенны, так как опасается, что его могут заподозрить в шпионской деятельности.
Офицер успокоил молодого человека и попросил разрешения взглянуть на аппарат.
На следующий день офицер поведал своему приятелю из элект¬ротехнической роты о том, что он увидел в кабинете и мастерской Александра Цека, а затем предложил зайти в гости и взглянуть на аппарат самому.
Ознакомившись с работой молодого изобретателя, офицер-электротехник установил, что Александру Цека действительно удалось соорудить такой приемник, который не был еще известен в германских войсках. Да и вообще аппарат Цека по тем временам представлял собой нечто совершенно новое, он был в состоянии принимать как на самых коротких, так и на длинных волнах.
О своих наблюдениях и результатах ознакомления, как с аппа¬ратом, так и с самим молодым изобретателем он доложил началь¬ству и предложил обсудить, нельзя ли использовать этого молодого человека, по-видимому, обладающего исключительно обширными познаниями в технике беспроволочного сообщения и радиотеле¬графа.
Военные власти в Брюсселе произвели негласное и подробное дознание о молодом Цеке. Выяснилось, что отец его был очень бо¬гатым австрийским фабрикантом, принадлежавшим к лучшим кру¬гам венского общества, принимался даже при австрийском дворе. В силу своих строго национальных убеждений, он был известен как ярый патриот и в политическом отношении был более чем безу¬пречен. Точно такою же была и его супруга, хотя родом она была англичанкой, но вполне ассимилировалась уже со своей новой австрийской родиною и политически тоже была вполне благона¬дежна.
Проводимое расследование стало каким-то образом известно влиятельным кругам Австрии. Вскоре брюссельский генерал-губер¬натор получил из Австрии запрос о причинах расследования. Вместо генерал-губернатора ответило германское командование. Оно объяснило, чем вызван интерес к семье Цека, а затем спросило, возможно ли воспользоваться знаниями сына этой уважаемой семьи и призвать его к исполнению обязанностей, которые сопря¬жены с важными военными тайнами.
И получило ответ: «Он — вне всяких подозрений».
Таким образом, вскоре германские военные власти пригласили Александра на работу. Так как его политические взгляды в то время не расходились со взглядами отца, он охотно принял предло¬жение о сотрудничестве.
С содержанием штатского чиновника гражданского ведомства его приняли на службу и зачислили на скромную должность на центральной радиостанции гражданского управления Бельгией. Тут он сначала должен был заниматься устройством аппаратов и принадлежностей для радиотелеграфа. Впоследствии же, когда он проявил свои действительно недюжинные способности техника, ему была поручена организация приема депеш, подаваемых на различных волнах.
Александр Цек очень скоро заслужил полнейшее доверие своего начальства, и в силу этого было вполне естественным назначение его на один из самых ответственных и важных постов приемщика беспроволочных телеграмм, получаемых германским управлением Бельгией как из Берлина от правительства, так и от различных военных штабов с театра военных действий. Само собою разумеется, телеграммы эти тщательно, как зеница ока, охра¬нялись от вражеских агентов.
Посылались депеши вообще в большом секрете, по тайному ко¬ду, бывшему в руках лишь у важнейших должностных лиц гер¬манского правительства и подчиненных ему организаций. Во избежание злоупотреблений этой секретнейшей книгой, по ее клю¬чам посылались лишь особо важные государственные телеграммы. Так как правительство таким путем сносилось лишь с весьма огра¬ниченным числом лиц и учреждений, вроде главного командо¬вания армиями, которое было вне столицы, генерал-губернаторств завоеванных стран и иностранных посольств Германии, то и эта секретная книга находилась в очень немногих руках, и имевшие к ней доступ люди должны были быть с нею в особенности осто¬рожными.
Этот телеграфный ключ после многих усилий был выработан еще в мирное время. Состоял он из двух книг. В толстой отдельные буквы алфавита были обозначены условными цифровыми знаками, так же, впрочем, обозначалось и много отдельных слов. Но этой книгой нельзя было пользоваться без второй — меньшей. В этой второй было указано, в какой день целого года каким ключом пользоваться, так как цифры первой книги ежедневно меняли свое значение. Кроме того, в различные дни года ключи основной книги приходилось особым образом сочетать с определенными цифрами маленькой книги.
Этот код принадлежал, следовательно, к разряду тех, зна¬чение которых исключительно и расшифровать которые невоз¬можно.
Александр Цек стал одним из тех немногих, кто в совершенно изолированном и строго охраняемом помещении днем и ночью были заняты расшифровыванием тайных правительственных теле¬грамм, получаемых германским генерал-губернатором занятой Бельгии.
Вскоре после начала войны этой беспроволочной станцией весьма заинтересовался английский капитан Трэнч, причем инте¬рес его возрос до крайних пределов, когда английская разведка выяснила, что станция эта стала получать и правительственные телеграммы по особому тайному германскому коду.
Узнав о существовании этого сверхсекретного кода, капитан отдал распоряжение своим агентам в Брюсселе узнать, кто занима¬ется расшифровыванием этих телеграмм, и в числе немногих имен встретил и имя молодого изобретателя Александра Цека.
Английская разведка, наведя обстоятельные справки о моло¬дом изобретателе, выяснила, что мать у него — англичанка. Узнав это, разведка обратилась за советом к английским военным властям. Адмирал сэр Реджиналд Холл нашел средство, пока оказывавшееся постоянно самым верным. Разумеется, первым долгом он постарался войти в самые дружеские связи с семьей Цека и сделал это, несомненно, с успехом. Когда ему в доста¬точной мере удалось соблазнить молодого человека обещаниями и расположить к себе его мать, адмирал предложил Александру похитить книги кода и ночью со всеми необходимыми предосто¬рожностями скрыться в Голландию. Но против этого плана, по существу, возражала английская разведка на том основании, что в случае обнаружения этой кражи немцы немедленно изменят ключи шифра и вся авантюра пойдет насмарку.
Вот почему Александру Цеку было поручено засесть за кро¬потливую работу: по ночам, во время дежурства на станции, он точно скопировал обе книги.
Окончив эту трудную работу, он оказался совершенно боль¬ным. Врач засвидетельствовал у него крайнее нервное переутомле¬ние, и диагноз этот вполне соответствовал действительности. Состояние Александра было действительно ужасное.
Копию секретных книг он лично перенес через голландскую границу. В то время она была уже защищена проволочными заграждениями с током высокого напряжения. В одном слабо охраняемом месте границы, естественно заранее указанном ему, молодой человек, при помощи изолированных деревянных покры¬шек на ободьях колес своего велосипеда раздвинул проволоку и, перерезав ее, невредимо пробрался через заграждения.
С этого момента никто о молодом человеке ничего никогда не слышал. Он словно канул в воду.
Копии книг, после перехода границы этим несчастным, попали в руки адмирала Холла. И с этого дня, задолго до вступления Аме¬рики в войну, все союзники получили возможность принимать секретные телеграммы германского правительства и расшифровы¬вать их.
Конечно же статс-секретарь Циммерман отправил мексикан¬скому послу сверхсекретное сообщение закодированным по беспро¬волочному телеграфу. Текст из Берлина приняла мексиканская радиостанция Чапультапак, а затем передала его адресату.
Тот факт, что важнейший и секретнейший условный код гер¬манского правительства попал в руки врагов, к сожалению, стал известен германскому обществу и даже самим немецким властям тогда, когда об этом, уже после окончания войны, было опублико¬вано в печати бывшими враждебными Германии странами.

Темна и таинственна дальнейшая судьба несчастного преда¬теля Александра Цека. Он исчез окончательно, и никаких следов его существования до сих пор нигде не обнаружено. Отец израсходовал громадные средства на его поиски и даже одно время содержал целый штат детективов за свой счет. Но все это оказа¬лось безрезультатно. Единственный след сына, на который удалось напасть, вел из Голландии в Англию.
Когда отец узнал об этом, он написал отчаянное письмо быв¬шему «другу», сэру Реджиналду Холлу, умоляя его известить, что сталось с сыном. 3 мая 1925 адмирал ответил. Он писал, что лица под именем Александра Цека он нигде, кроме их семьи, не встречал и ничего о нем не слышал.
В данном случае приходится делать лишь умозаключения чисто логического характера. Если бы молодого человека оставили в жи¬вых, он во время войны мог бы найти каким-нибудь путем возмож¬ность сознаться в том, что выдал код англичанам. Но если бы это дошло до сведения германского правительства, оно немедленно же его изменило бы, что обесценило бы в свою очередь находящую¬ся в руках англичан государственную тайну, а с этим была бы по¬теряна возможность успешно выиграть войну. Другое дело, если бы англичанам удалось навсегда отделаться от Александра Цека...
В английской газете «The Scotchman» 21 ноября 1925 года сообщалось, что лорд Бальфур в одной своей речи в Эдинбург¬ском университете выразил свое искреннее изумление по поводу то¬го, что никто из союзников должным образом не вознаградил изоб¬ретателя, оказавшего им столь важную и ценную услугу.


МАРТА МОРЕЛЬ - ШПИОНАЖ С ПАРАШЮТОМ

В 1920 году в Париже целую бурю возмущения против Герма¬нии подняла история с раскрытием шпионажа. Французская прес¬са и общественность, ею руководимая, были абсолютно убеждены в том, что в лице одной женщины и троих мужчин удалось изловить германских шпионов и раскрыть целую агентурную сеть.
Это общее негодование дошло до своего пика во время следствия, когда совершенно неожиданно оказалось, что арестов иные были вовсе не германскими, а английскими агентами, стратеги¬ческой задачей которых было проникновение в военные тайны дружественной державы.
Негодование сменилось затем глубоким смущением. Завяза¬лась серьезная дипломатическая переписка, в результате которой все это дело пришлось замять в интересах сохранения дружест¬венных отношений между обеими странами.
Английский шпионаж во Франции обратил свое исключительно пристальное внимание на проникновение в тайны ее авиации, и,
когда дело замяли, чтобы не возбуждать серьезных политических осложнений, французское правительство официально заявило, что все это не что иное, как «блеф и шутка».
Истинная же подоплека всей этой весьма неприятной для обоих государств истории состояла совсем в другом. Но обо всем по по¬рядку.
В небольшом французском городе после войны жил некий слу¬жащий по фамилии Морейль. Доходы его были весьма ограни¬ченны, и поэтому Морейль был очень бережливым. Человек кру¬того характера, он чрезвычайно строго, как говорится — в ежо¬вых рукавицах, держал своих детей и жену.
Больше всего хлопот и забот доставляла ему дочь Марта, де¬вочка выдающейся красоты, крайне привлекательная, с прелест¬ной стройной фигурой. По мере взросления она доставляла стро¬гому отцу все больше горя. Он совершенно не знал, что с ней де¬лать. Его экономный образ жизни, тяжелый режим шли совер¬шенно в разрез с жизнерадостной натурой девушки. Вечные по¬преки отца, ограничения ее невинных девичьих радостей сделали то, что жизнь в семье стала ей казаться настоящим адом. Посте¬пенно ее склонности и характер стали приобретать черты сума¬сбродной, экзальтированной мечтательности.
Уже с пятнадцатилетнего возраста вечные сцены с отцом ей донельзя надоели. Всеми силами она старалась избавиться от этой удушливой атмосферы семейной скуки. Но так как она хорошо знала, что отец никогда не выпустит ее из-под своего строгого надзора, у нее родилась фантастическая идея.
Ей вздумалось уйти в монастырь, она даже решила стать монахиней и потому неожиданно стала чрезвычайно набожной. В конце концов, ей удалось-таки убедить отца отдать ее в одну монастырскую школу, где она должна была и жить. Не видя луч¬шего исхода для этой непокорной, взбалмошной и слишком живой девушки, доставлявшей ему всю жизнь только одни заботы и огор¬чения, отец отвез Марту в монастырскую школу.
Но пробыла она на новом месте всего три дня. Поняв, что она попала, что называется, из огня да в полымя, из сурового семей¬ного режима в еще более мертвящую атмосферу монастыря, бед¬ная девушка сбежала оттуда и приехала в Париж.
Известно, что ждет в этом городе соблазнов молоденькую и хорошенькую девушку без гроша в кармане, не приспособ¬ленную к труду прислуги... В лучшем случае такие барышни ста¬новятся, благодаря своей внешности, моделями для художников.
Марта так и сделала. Она стала позировать и в скором времени написала отцу письмо с уведомлением, что она открыла в себе большой талант художницы. Отец, особенно скептически отнесшийся к «высокому призванию» своей дочери, полетел в Париж. Но ее там уже не застал — ее квартира оказалась пустой. Марта уже давно с двумя знакомыми художниками, таскавшими ее дей¬ствительно как модель с собой, путешествовала по всей Франции, и о существовании ее в живых отец узнавал лишь по цветным от¬крыткам, получаемым им из разных городов страны.
Марте такая кочевая жизнь пришлась очень по вкусу, но однажды оба художника решили, что у их модели было одно опас¬ное для их независимых характеров качество: она оказалась слиш¬ком привязчивой. Никто, раз сошедшийся с ней близко, не мог рассчитывать скоро от нее отвязаться, и, когда художники наконец с ней расстались, она очутилась в самом безвыходном положении: никто ее больше в качестве модели уже не пригласил.
Она бросилась туда-сюда в поисках работы, одно время была сиделкой в клинике доктора Рабиновича в Нейи, под Парижем, но в скором времени бросила и эту службу, между прочим, сооб¬щив при этом отцу, что она теперь занята «изучением медицины», и затем стала без всякого дела посещать бары и кафе Парижа в поисках своей судьбы...
Однажды, после обеда, она сидела в одном кафе. Неожиданно к ее столику подошел и вежливо попросил разрешения присесть очень приличного вида господин с красивой, слегка седеющей шевелюрой. И седина эта очень шла к его загорелому лицу. Он, казалось, кого-то ожидал и от скуки уткнулся в газету. Потом он отложил ее в сторону, и Марта Морейль просто из любопытства с ним заговорила.
Скоро между ними завязался очень оживленный разговор. Под влиянием участливого интереса, проявленного незнакомцем к ее судьбе и вызванного, в свою очередь, ее, видимо, подавленным состоянием духа, причиной которого были стесненные материаль¬ные условия, Марта поведала ему всю свою жизнь и прибавила, что теперь решительно не знает, что ей делать, где и какую работу искать.
Пожилой господин оказался сторонником нравственных взгля¬дов на жизнь и высказал твердое убеждение, что решительно каждый человек должен прежде всего деятельность свою согла¬совать со своим призванием, если хочет, чтобы труд его был ра¬достным и успешным.
— Какое же ваше призвание, к чему вы чувствуете особое влечение? — спросил он, в конце концов, свою хорошенькую со¬беседницу.
Марта, не задумываясь долго, ответила, что склонна, скорее всего, стать большой художницей или артисткой и что именно к этому она чувствует призвание и, кажется, некоторые способности. Пожилой господин выразил пожелание помочь ей и назна¬чил ей свидание на другой день в том же кафе. Когда они вновь встретились, он сделал ей предложение... начать полеты с пара¬шютом. В 1920 году на подобного рода полеты смотрели еще как на дело очень рискованное, и посвящавшие себя им зарабатывали хорошие деньги.
Марте было все равно, и она согласилась. И вскоре пожилой господин, видимо, очень состоятельный, стал посвящать ей все свое свободное время. Он стал посещать с ней самые дорогие рестора¬ны, которые до сего времени девушка знала лишь по вывескам и витринам. В продолжительных беседах новый знакомый заверил Марту, что предстоящее занятие позволит ей заработать так, что впоследствии она станет вполне обеспеченной на всю жизнь.
Марта поинтересовалась, почему ее ожидают такие блестящие перспективы, и узнала, что ее новый друг, человек с разносто¬ронними способностями и специальностями, очень интересуется численностью французских военных аэропланов, номерами и со¬ставом эскадрилий, протяжением и окрестностями военных аэро¬дромов и в особенности станциями беспроволочного телеграфа, получающими сообщения с находящихся в воздухе аэропланов. Уговорить Марту попытаться собрать эти сведения и помочь сво¬ему щедрому другу не представляло большого труда.
Так она стала своего рода «артисткой-эквилибристкой», полу¬чила из Англии великолепный, прочный парашют и в один прекрас¬ный день начала свои полеты с высоты.
Для этого был нанят частный аэроплан. Марта с замиранием сердца села в него. Летчик кружил над местом спуска, по край¬ней мере, полчаса, пока девушка справилась с одолевавшим ее страхом. Наконец она спрыгнула, парашют развернулся, и она благополучно приземлилась под бурные овации собравшейся тол¬пы зрителей.
В течение следующей недели ей пришлось так прыгать с аэро¬плана двенадцать раз, и тогда, следуя своей неизменной при¬вычке, она опять послала своим родителям открытку с уведом¬лением, что стала теперь «летчицей».
Черед неделю друг и покровитель Марты, так и не сообщивший ей своего имени, предложил девушке заглянуть в магазин радио¬товаров, находившийся на улице Сюрень, вблизи собора Маделэн.
Утром следующего дня, зайдя в магазин, Марта застала там кроме своего старого друга еще двух незнакомых мужчин. Как выяснилось впоследствии, все трое были англичанами. Так друг Марты именовался Вильямом Фишером и являлся агентом англий¬ской разведки. Резидентом и руководителем дела был некто Генри Литер, выдававший себя за инженера, а на самом деле офицер действительной службы английских войск. Третьим был Оливье Филиппе, тоже английский унтер-офицер. Литер был директором дела, Филиппе,— бухгалтером, Вильям Фишер — упаковщиком. Это различие в социальном положении всех трех лиц не мешало всем им одеваться с иголочки и быть друг с другом на самой корот¬кой ноге.
За завтраком Марту попотчевали превосходным вином и прове¬ли беседу, за которой коротко и определенно, чисто по-английски, объяснили, что она, пользуясь своим реноме бесстрашной экви¬либристки-парашютистки, должна побывать на всех французских аэродромах и основательно с ними ознакомиться. За это ей пред¬ложили 1200 франков в месяц содержания и уплату всех ее расхо¬дов, как путевых, так и случайных. Ей вручили два великолепных фотографических аппарата и тотчас же экзаменовали в умении обращаться с ними. Экзамен она выдержала блестяще, к вели¬кому удовольствию своих новых шефов.
И уже через пару дней Марта приступила к активной работе агента.
Для выяснения тайн французской военной аэронавтики Марта не раз обращалась к давно проверенному средству, популярному не только у женщин-агенток, — постели. Она легко сходилась с мужчинами и стала близкой подругой нескольких летчиков. Иногда она ночевала у них и крала технические книги, служеб¬ные приказы и разные бумаги, словом, все, что попадалось под ру¬ки и что, по ее мнению, относилось к тайнам военно-авиацион¬ной деятельности. Материалы эти она тотчас же приносила в магазин, за что ее осыпали деньгами.
В Назэре французская авиация испытывала в то время новый гидроплан. Марта Морейль отправилась туда и сфотографировала все, что было можно. Потом ее послали в Бордо осмотреть склады бензина и масла. На одном авиационном празднике она опять спускалась на парашюте и во время взлета на аэроплане, за спиною ничего не подозревавшего пилота, занималась фотографи¬рованием гавани тамошней военной авиации. То же самое, непо¬средственно друг за другом, делала она и в Циери, Гиере и Сен-Рафаэле. Снимки она скрывала в двойной подкладке своего манто. Чтобы не возбуждать подозрений, свою парижскую квартиру она оставила и все время разъезжала по пансионам небольших ку¬рортов Средиземного побережья, там же получая директивы от своих шефов из «радиоторговли».
Вскоре поручения ей стал давать уже сам директор Литер. Он посылал ей письма, представлявшие собой лишь листы чистой бумаги: после обработки их известным химическим веществом про¬ступал текст написанного. Это химическое вещество долго было неизвестно французской разведке, в руки которой попадали неко¬торые их этих писем, так что она не могла ознакомиться с их со¬держанием.
Марта жила на французской Ривьере, когда вдруг получила подробное письмо с уведомлением своих шефов, что, по всей ви¬димости, их стали подозревать в чем-то и установили слежку. Они предупреждали, что под подозрением, по всей вероятности, может оказаться и она. Ей советовали во что бы то ни стало бежать из Ривьеры.
Марта решила, что все-таки еще успеет через Париж уехать в Кале, а оттуда в Англию, но для этого ей надо было непременно увидеться с Литером: денег у нее едва хватало на билет до Парижа.
Она села в парижский экспресс и, одна в купе, занялась раз¬боркой наскоро сложенных чемоданов. Все документы, фотогра¬фии и бумаги, которые, по ее мнению, могли ее скомпроме¬тировать при возможном обыске в столице, она, не доезжая Авинь¬она, разорвав, выбросила в окно вагона.
К несчастью ее, в ту ночь было тихо, клочки бумаг так и оста¬лись на пути, где их через несколько минут подобрал, просто из любопытства, ремонтный рабочий, как назло во время войны служивший сержантом в действующей армии. При первом же взгляде на обрывки он понял, что они, обрывки, касаются военных тайн.
Рабочий немедленно отправился с ними на станцию, где тоже, словно нарочно, в буфете сидела группа высших чинов армии и между ними даже один представитель французской контрраз¬ведки. Последний знал, что Марту Морейль уже подозревают в шпионаже, и, когда рабочий положил перед ним свою находку и между разорванными, по всей вероятности недостаточно мелко, клочками он нашел обрывок какого-то отдельного счета на ее имя, сомнений у контрразведчика больше не было, тем более что из об¬рывков ему удалось восстановить один тайный военный приказ.
Тотчас же по телефону, еще до прибытия поезда в Париж, он отдал распоряжение арестовать Марту.
После ареста на перроне вокзала она во всем созналась и выда¬ла имена своих соучастников.
Допрашивавший ее офицер только покачивал головой: эту девушку он находил очень странной, ни лгать, ни пытаться скрыть¬ся она, видимо, не имела ни малейшего намерения: таких шпионок, которые бы сразу выдавали своих сообщников, в его практике ему еще встречать не приходилось. После того как она ответила на все вопросы, ее отвезли в следственную тюрьму. Врач этой тюрьмы, тотчас же посетивший Марту, вызвал по телефону офицера и зая¬вил ему, что арестованная — редкий экземпляр истерички.
Марта потребовала бумаги и написала своим родителям, что она теперь занимается политикой и что в настоящую минуту на время находится под арестом, так как в ее руках случайно сосредоточились «тайные нити сложных политических проблем»...
По «наводке» Марты арестовали и троих англичан. Их радио¬торговлю обыскали, но не нашли ни одной компрометирующей их бумаги. Французская контрразведка командировала тогда в Лондон своего агента, которому удалось выяснить, что англичане эти были: двое — военные действительной английской службы и третий — некий агент разведки. Далее было установлено, что радиоторговля имела в среднем не больше трехсот франков в месяц оборота. Все трое с этих доходов не могли вести такую широкую жизнь и притом еще содержать особую секретаршу, которую влас¬ти вскоре выпустили из-под ареста.
Но самой серьезной уликой против этих троих агентов было показание владельца одного бара, который заявил, что директор радиоторговли Литер всю свою корреспонденцию получал не на имя своей конторы, а по адресу бара, и привел целый список адресатов, на имя которых приходили письма.
Англичане решительно вначале все отрицали, энергично защи¬щаясь и не сознаваясь в занятии шпионажем, но ничего не могли возразить против неопровержимых доказательств их принадлеж¬ности к действительной службе в рядах английской армии.
Когда правительства обеих стран пришли к соглашению замять это неприятное для них обоих дело, шпионка Марта Морейль оказалась для безболезненного улаживания этого инцидента са¬мым серьезным препятствием: ее словно обуяла фанатическая жажда откровенности; своими разоблачениями она исписывала целые кипы бумаги. Когда однажды ее вели на допрос по двору суда, где столпились парижские репортеры, ожидавшие ее прихо¬да, Марта, узнав, что это журналисты, сказала:
— Прошу вас по возможности хранить молчание о моем серьезном деле, чтобы не позволить скрыться главным винов¬никам...
Дело становилось до такой степени скандальным, что его, наконец, прекратили. И когда кто-нибудь напоминал о нем Виктору Эрве, он только с отвращением фыркал и цедил сквозь зубы:
«Shocking!».
Когда Марту выпустили из тюрьмы, она объехала все редакции в поисках экземпляров тех старых газет, где что-нибудь о ней говорилось. На последние деньги она купила объемистый конверт и, вложив туда все газетные вырезки, отослала их своим роди¬телям.