Жан Парвулеско "ГАЛАКТИКА ГРУ"

[Моргенштерн]

Из книги Жана Парвулеско «Путин и Евразийская Империя», пер. с французского В. Карпеца, Амфора, Петербург, 2006 г.
ГАЛАКТИКА ГРУ
Расширенный оперативный анализ книги Пьера де Вилъмареста «ГРУ: Самая секретная советская служба, 1918-1988»
Доклад на конференции административного совета Института специальных метастратегигеских исследований «Атлантис» (IRMSA), сделанный 24 февраля 1989 г. в Лозанне
«Высочайшие амбиции»
Парижское издательство «Сток» только что выпустило новую книгу Пьера де Вильмареста «ГРУ: самая секретная советская служба, 1918-1988». Известно, что помимо пуб¬ликации специальных работ по проблемам СССР, совре¬менного шпионажа, терроризма, советско-германских от¬ношений Пьер де Вильмарест, основавший в 1970 году Ев¬ропейский информационный центр (ЕИЦ, CEI), занимался также деятельностью самой разнообразной, в том числе ежемесячным выпуском «Информационного послания» (Lettre d'Infomation) ЕИЦ и еженедельных, примыкающих к нему, «конфиденциальных ретроспекций».
Несколько рассеянно изложенное и с самого начала от¬талкивающееся от иной, чем мы это себе представляем, поли¬тико-исторической и революционной перспективы, предпри¬нятое Пьером де Вильмарестом исследование тайной исто¬рии ГРУ, «самой секретной из советских секретных служб» с 1918 года до 1988 года, тем не менее, приводит к очень важ¬ным геополитическим и оперативным заключениям, откры¬тым или подразумеваемым. Эти заключения и выводы не могут не стать для нас руководством к действию.
В книге «ГРУ: Самая секретная советская служба, 1918-1988» Пьер де Вильмарест задается целью показать ГРУ как спецслужбу, «военный отдел 443888» на Ходынке. Для него важно установить онтологическое различие между КГБ и ГРУ, такое же как, в иные времена и иных обстоя¬тельствах, скрыто существовало между СД и абвером в си¬стеме военно-политической безопасности Третьего рейха.
На самом деле главный тезис аналитического труда Пье¬ра де Вильмареста о ГРУ таков (чтобы быть точным, при¬веду его на четверть дословно): «КГБ — порождение пар¬тии, ГРУ — армии. Разница здесь огромна: армия призвана защищать государство, тогда как КГБ защищает партию, входящую в государство и руководящую им сегодня. За видимостями горбачевского СССР восходит тень армии. Не¬возможно понять происходящее в Москве, не поняв, что та¬кое ГРУ».
Пьер де Вильмарест начинает с того, что «ГРУ — но об этом никогда не говорят — чисто разведывательная, но ни¬коим образом не репрессивная служба». И далее: «Вспоми¬ная каждый эпизод истории этой службы, надо помнить: по отношению к советской власти и ее тайной позиции это то же самое, что Генеральный штаб вермахта и его разведы¬вательная служба абвер по отношению к нацистской пар¬тии и ее Sicherheitdienst, параллельной шпионской службе этой единственной в государстве партии».
А завершая книгу о ГРУ, Пьер де Вильмарест пишет: «Было бы неверно предполагать, будто речь идет о союзе, заключенном между военно-политическим аппаратом и группой Горбачева против старых кадров партии, с одной стороны, и поддержке этих кадров органами КГБ — с дру¬гой. Возможно, Горбачеву тоже мешает давление военных, которое в эпоху экономических изменений требуют на се¬бя расходов. Но он также знает, что время, когда маршалы и генералы склоняли головы перед Сталиным и его под¬ручными, равно как из оппортунизма и карьеризма перед Хрущевым, Брежневым или Андроповым, прошло. Высо¬кая технологическая мощь вооружений и квалификация командного состава, прежде всего в ГРУ, привели к сдви¬гам в сознании, когда, даже чисто инстинктивно, вместо служения партии военные служат государству. Лозунг „патриотизм на службе интернационализма" более не под¬ходит для армии, военная разведка которой, ГРУ, имеет глаза и уши по ту сторону границ. Сегодняшняя армия слу¬жит советскому государству, она все менее и менее, к раз¬дражению КГБ, готова охранять руководящую роль пар¬тии, чреватую для государства втягиванием в мировой конфликт. Армия становится — хочет того КГБ или нет — неотъемлемой составной частью новой эры, в том числе и для отношений Восток-Запад, невозможных без учета ее мнения. Представлять высших советских офицеров как одержимых военным психозом, выказывать к ним подо¬зрения из-за того, что национализм для них выше комму¬низма, означает подталкивать их в сторону опасного национал-советизма. Национал-советизм — это подобие СС на службе своей единственной партии. Просто национализм, не империалистического происхождения, — это армия на службе государства в его границах». Последние строки книги Пьера де Вильмареста о ГРУ таковы: «Не надо ду¬мать, что империя — это поток, который при вынужден¬ном возвращении в свое русло, более не расширяясь и не теряясь в песках, утрачивает свою динамику. Совсем на¬против. В своем естественном русле река набирает силу и напор. „История учит нас бдительности" — так называ¬ется последняя работа маршала Огаркова. Учит бдитель¬ности Советский Союз. Нас тоже».
Пьер де Вильмарест. «ГРУ: Самая секретная из совет¬ских служб, 1918-1988»: эта книга находится на передо¬вой линии политико-идеологической битвы. Участники ее, мыслящие европейски и континентально, не могут не при¬нимать ее в расчет и так или иначе не использовать в хоро¬шо понятных целях, — возможно, и так, как предполагал Ги Дебор, писавший, что «высочайшие амбиции» некоторых лиц приведут к ситуации, при которой «тайные агенты ста¬новятся революционерами, а революционеры становятся тайными агентами».
И. В. Сталин и его конечное видение Евразийской империи
Как нам представляется по углубленном прочтении этой очень важной работы Пьера де Вильмареста о ГРУ, автор ви¬дит тайную политическую историю СССР как противостоя¬ние двух заговоров — военного и политико-административ¬ного. Эти заговор и контрзаговор на определенном уровне сливаются с драматическим, все более усиливающимся в те¬ни и в конце концов кровавым противостоянием, с одной стороны, Красной армии и ГРУ, с другой — партии и ее сек¬ретариата с их собственными службами контроля и политико-стратегической безопасности (НКВД, КГБ).
Эта борьба восходит прежде всего к судорожному пери¬оду, когда И. В. Сталин полностью взял в свои руки руко¬водство секретариатом ЦК партии. Между И. В. Сталиным и Красной армией шла тогда подспудная, но тотальная борьба. Руководство Красной армии полагало, что главным врагом СССР является Германия, Третий рейх, в то время как И. В. Сталин визионерски усматривал знаки великой судьбы в альянсе, а со временем и великоконтинентальной интеграции СССР и Третьего рейха.
Решающие для И. В. Сталина 1936-1939 годы убедили его в неизбежности беспощадной внутренней борьбы. Годы отсрочки, тайной подготовки и контрконспирации позво¬лили ему опознать, нейтрализовать и в конце концов уни¬чтожить внутреннюю оппозицию исключительно троцкистско-космополитического происхождения, которой уда¬лось овладеть Генеральным штабом Красной армии и ГРУ и оттуда оказывать сопротивление секретному «великому проекту» И. В. Сталина, завороженному образом послед¬ней Евразийской империи, великоконтинентальной импе¬рии, включающей в себя СССР и Третий рейх, а затем — с ее присоединением к советско-германскому heartland — всю континентальную Европу.
Вся внутренняя советская политика, начиная с прихода И. В. Сталина на пост генерального секретаря партии до июня 1941 года, была подчинена только одной тайной фун¬даментальной цели — нейтрализации внутренних контр¬структур советской власти, с тем чтобы в назначенный час дать ход процессу великоконтинентальной интеграции СССР и Третьего рейха, начало предварительной стадии которой было положено дипломатическим оформлением советско-германского пакта 1939 года.
В связи с этим Пьер де Вильмарест цитирует «планетар¬ный и секретный» доклад Гиммлера и Гейдриха от 22 мар¬та 1937 года, в котором указано, что Германия более не считает своей мишенью ни Коминтерн, ни другие советские начинания. В подтверждение Пьер де Вильмарест указывает на признание, сделанное ему бывшим уполномоченным аб¬вера по Великобритании коммодором X. Вихманом, что полковник Вальтер Николаи, бывший начальник военной разведки при кронпринце, а затем, в Третьем рейхе, — ру¬ководитель Бюро по делам евреев, «начиная с 1919 года ожидал заключения надежного германо-советского догово¬ра, определяющего участь Европы и Евразии. Вплоть до то¬го, что еще в 1920-е годы первый глава абвера (германский аналог ГРУ) капитан Патциг, а затем пришедший в 1935 го¬ду на его место адмирал Канарис запретили Николаи до¬ступ к своей документации». Пьер де Вильмарест уточняет: «Некоторое время Николаи водил личные знакомства в ве¬домстве фон Риббентропа, интеллектуалы и функционеры из окружения которого презирали случайных и ограничен¬ных политиканов, сплотившихся вокруг Гитлера после 1934 года. Затем Николаи сумел снискать расположение Гейдриха, человека, плетущего нити нацистского шпионажа по всему миру, руководителя СД, службы, соперничавшей с абвером. Сошелся он и с Мартином Борманом, ставшим с 1937 года в качестве прикрытия созданное им лично Бюро по делам евреев, Николаи был одной из тайных опор ГРУ. Мы не знаем, был ли он агентом добровольным или штатным, но когда передовые части Красной армии и спе¬циальные подразделения НКВД вошли в 1945 году в Бер¬лин, этот еще очень бодрый в свои семьдесят два года чело¬век предпочел переход на советскую сторону сдаче в руки союзников».
Та же ночная сфера влияния
Говоря о предполагаемых связях полковника Вальтера Николаи с ГРУ, Пьер де Вильмарест позволяет себе прямые ссылки на источники. Речь идет, как он говорит, о «личных досье», составленных «по опросам оставшихся в живых членов команды Канариса, в том числе коммодора Вихма- на, полковника Вагнера (начальника Балканского отдела абвера) и сотрудников генерала Гелена», а также о «рассле¬довании деятельности промышленника Арнольда фон Рехбурга, тщетно предупреждавшего до 1940 года французские спецслужбы о готовившемся нападении». Впрочем, все это не совсем достоверно и двусмысленно и к тому же свиде¬тельствует об отсутствии понимания разницы между пря¬мыми отношениями руководителей спецслужб со сверхсе¬кретными связями по той или иной необходимости и тем, что обычно именуют двойной агентурой.
Примерно такой же характер имела и оперативная антинацистская дезинформация, распространявшаяся в 1960-е го¬ды сотрудниками службы Гелена. В частности, этой службой был сфабрикован совершенно смехотворный монтаж о мни¬мой причастности Мартина Бормана (так называемого Пакбо) к боевым сетям ГРУ и о том, что после войны он скры¬вался в СССР (в то время как существуют версии о его дли¬тельном пребывании в Испании).
В том же ключе, взвинчивая цену, вводит эту новую те¬му и Пьер де Вильмарест: «По совету Николаи ГРУ начинает в 1937-1941 годы активно вербовать людей из геста¬по и СД вплоть до одного из ближайших сотрудников Гимм¬лера. В свой час на сцену выйдет Мартин Борман».
Так, когда что-то делают «слишком», «слишком» и вы¬ходит; когда что-то очень хотят доказать, не доказывают ничего.
Неужели «советскими агентами» Гиммлером, Гейдрихом и Борманом, а также СД и гестапо, глубоко пронизан¬ными сетью ГРУ, и вообще всем национал-социалистским руководством Великой Германии теневым образом манипу¬лировали ночные креатуры мрачного Кюзиса Петериса, он же Ян Карлович Берзин, Старик, и его преемников?
Надо слишком хорошо и быстро забыть о том, чем за¬нимался презренный, омерзительный «адмирал» Канарис, обвиненный в измене ввергнутым в тотальную войну стра¬не и армии, предатель своих погибших в боях товарищей, повешенный на мясном крюке, символе справедливости, без сомнения запоздавшей, но в конце концов очевидной. Сомнительная отсрочка, которой он добился для себя убий¬ством Гейдриха в Праге в 1942 году (преступный маневр с целью разжать тиски, в которые все крепче брал его Гейдрих), убийством, в конце концов заставившим СД ясно уви¬деть в играх главы абвера государственную измену, не по¬могла Канарису: кончить свои дни на позорном мясном крюке ему было написано на роду, как всякому предателю.
Неужели метаисторическая и жертвенная авантюра на¬ционал-социализма была всего лишь непонятно с какими целями ведущейся через его просоветское руководство тай¬ной игрой безликих московских покровителей? Чтобы говорить такое, надо забыть о миллионах молодых герман¬цев и европейцев всех национальностей, «пронизанных Гельдерлиновым светом смерти», говоря словами Мартина Хайдеггера, и героически отдавших свою жизнь за сохра¬нение европейской и западной цивилизации, за судьбу ми¬ра и мировой — последней, финальной — истории, превра¬тивших собственную пролитую кровь в нерушимый бетон онтологических и сакральных оснований будущей великой истории Запада, которая вновь откроется в метаисторической мистерии нового цикла.
Если бы глубинное, великоконтинентального размаха двустороннее движение тех решающих лет, которое сегодня возвращается, если бы двусторонняя революционная и метаисторическая авантюра СССР и Третьего рейха сумели обрести свой центр тяжести вне отвратительной сине-зеленой жижи низкой охранки там и там, вне мерзкой нацио¬нальной и континентальной измены, творимой в СССР участниками троцкистско-космополитического заговора, а в Германии — по-иному — замаскированными агентами той же ночной сферы влияния... Они же, те же самые, рабо¬тали в Лондоне, в Вашингтоне — повсюду. Но кто сказал, что история не повторяется? Что не повторяются великие времена?
Карл Дюссель, 1944 год: «Почему вы, немцы, молчите? Почему вы ясно и вразумительно не скажете, как вы мыс¬лите будущее, наше будущее, будущее Европы?»

[Моргенштерн]

«Агония эпохи Берзина»
Между тем в свете всего изложенного ясно, кто стоял за заговором, противодействовавшим великоконтинентальным планам И. В. Сталина, кто руководил внутренними троцкистскими группами. Это был сам глава ГРУ Ян Карло¬вич Берзин, Старик, «внутренний Троцкий». Потому столь глубоким и было падение.
Ибо в тот же день, когда И. В. Сталин решился резко по¬кончить со всеми троцкистско-космополитическими прегра¬дами на пути сближения между СССР и Третьим рейхом, возведенными ГРУ Яна Карловича Берзина, он это сделал. Сделал блистательно, без оглядки на риск, весьма, кстати, значительный. Троцкистско-космополитический аппарат, прикрываемый ГРУ внутри и вне страны, был просто унич¬тожен — поголовно, — хотя агония его длилась до 1941 года и далее. Более того, пламенеющие побеги этого следа про¬росли и присутствуют сегодня повсюду.
Как могли твердые «борцы-антифашисты», сторонники «линии Берзина», не понять, что И. В. Сталин просто при¬нес их в жертву объективным потребностям своей полити¬ки континентального сближения с Великой Германией Адольфа Гитлера?

Пьер де Вильмарест:
Страшная слепота или моральное упрямство этих людей не позволили им увидеть, что в 1937 году в Швейцарии, в пригоро¬де Альбасета, началась агония эпохи Берзина, приведшая к со¬ветско-германскому пакту августа 1939 года! Они проигнориро¬вали приказ Сталина, данный еще в декабре 1936 года: „Прекра¬тить всякую работу против Германии!" Как они могли не задать вопроса, почему Ягода, а затем Ежов выпустили в мир отряды убийц, среди жертв которых 70% были евреи и все 100% против¬ники нацизма?
Далее Пьер де Вильмарест, из книги которого мы приво¬дим избранные выдержки, одновременно захватывающие и ужасающие, но, несомненно, демонстрирующие ход вели¬кой истории и ее безвозвратные повороты, указывает:
Достаточно перечитать речь Сталина, произнесенную в янва¬ре 1934 года перед участниками XVII съезда Коммунистической партии, вспомнить о соглашениях, достигнутых с Берлином в 1935 году, о визитах, нанесенных в том же году многочисленны¬ми эмиссарами личного секретариата Сталина руководителям Sicherheitdienst, о секретных переговорах дипломата Давида Канделаки, чтобы понять: тень смерти уже нависла над членами первой фаланги революции, подозреваемыми в неверности пар¬тии, то есть Сталину.
В начале 1936 года Берлин сделал столько авансов Москве, что Сталин вызвал в Кремль Семена Урицкого, временно (до лета того же года) исполнявшего обязанности начальника ГРУ, и при¬казал ему то же самое, что и Вальтеру Кривицкому, а через последнего — всей его агентурной сети в Европе: «Прекратить всякую работу против Германии!» Как не могли уже не быть ме¬чены люди типа Берзина, Уншлихта, Урицкого, когда в апреле 1937 года Давид Канделаки привез в Берлин первый проект советско-германского пакта, ставший затем с некоторыми поправ¬ками пактом, подписанным в августе 1939 года?
Испания, где Берзин орудовал с помощью лучших своих спе¬циалистов — Владимира Антонова-Овсеенко, С. А. Вронского, Горева, Штерна, будущего маршала Малиновского, генералов Родимцева и Смушкевича, — стала гробницей целой эпохи. Даже профессиональные убийцы из НКВД, стрелявшие в спину подо¬зреваемым в троцкизме и анархизме, в свою очередь все погиб¬ли по возвращении в СССР. Кроме нескольких посвященных.
В мае 1937 года начались отзывы из-за границы. Появились невозвращенцы. В их числе — Кривицкий. Игнатий Рейс, рези¬дент ГРУ в Швейцарии, был казнен, прежде чем ему удалось бе¬жать. Маршал Тухачевский совершил в тот месяц свою последнюю зарубежную поездку. После появления Тухачевского на трибуне мавзолея маршал Егоров более его не видел. Это было дурным знаком. Но что делать? Было уже поздно. Тухачевский должен был умереть, и сотни людей вместе с ним. Через восемь недель после смерти маршала Николай Ежов разослал директиву: «Уничтожить всех членов шпионской сети, раскинутой повсюду...»
В руководстве ГРУ Урицкого сменил Уншлихт. В течение пяти месяцев он, используя войну в Испании, занимался укреплением резидентуры по всему мире, чтобы восстановить и укрепить ор¬ганизацию. Ежов сместил его в мае 1938 года. С мая по декабрь ГРУ принесло гекатомбу: в июне расстрелян за измену Уншлихт; Василий Блюхер, разгромивший японские соединения на озере Хасан, был вызван в Москву и расстрелян 9 ноября. Даже в самом НКВД царил страх. Было отчего: расстреляли 3000 чекистов. Ге¬нерал Люшков, начальник управления НКВД по Дальнему Восто¬ку, сбежал в Маньчжурию, перешел на сторону японцев и сдал противнику данные о расположении советских войск.
Казнь Василия Блюхера закрыла эпоху. Безвозвратно.
«8 июля 1938 года Сталин заменил Ежова на Лаврентия Берия. Не ставя под сомнение авторитет и эффективность Генерального штаба армии, в нем освободили место для по¬слушных пешек в политике сближения с Берлином».
Даже сегодня кто воистину может это осознать? Единст¬венной, глубинной целью сталинской политики внутри и вне страны с 1934 по 1940 год был союз с Берлином, союз с Гитлером.
«Небытие только что восторжествовало над бытием»
В результате происшедшего обе континентальные сверх¬державы оказались в одинаковом положении. Революци¬онные и тоталитарные, обе основанные на господстве еди¬ной и единственной партии, они, наедине с одной и той же враждебной внутренней структурой, оказались разделены и противопоставлены одна другой. СССР и Третий рейх, погруженные в свой собственный опыт, оказались в конеч¬ном счете один на один с одними и теми же фундаменталь¬но родственными военно-политическими структурами.
Что же за структура, внутренне враждебная и советской, и национал-социалистической власти, действовала как в Москве, так и в Берлине?
Эти центробежные, космополитические и антинацио¬нальные, более того, фундаментально антиконтинентальные силы, одни и те же по своей природе, создав около генераль¬ных штабов и их разведывательных служб — Генерального штаба верхмата и Генерального штаба Красной армии, абве¬ра и ГРУ — свои опорные пункты, все более последователь¬но, скрыто и субверсивно противостояли национал-рево¬люционным и великоконтинентальным силам взаимного союза внутри Коммунистической партии и НСДАП, стре¬мившимся, как представляется, к слиянию двух государств — СССР и Третьего рейха — в метаисторическом единстве судь¬бы, в рамках великоконтинентальной Евразийской Конфе¬дерации. Этой внутренней оппозиции в Москве и Берлине, парадоксально сочетавшей космополитизм и милитаризм, «антиевразийство» и реакцию, было необходимо вооружен¬ное противостояние СССР и Третьего рейха, «последняя война», внутриконтинентальный и планетарный Endkampf, ожидавшийся Карлом Хаусхофером и Рудольфом Гессом. Характерно, что оппозиция, как в Москве, так и в Берлине, ожидала помощи от «внешних могуществ», от либеральной англосаксонской демократии, «океанической» и антикон¬тинентальной. А эта последняя, в свою очередь, держа¬ла в сомнабулическом состоянии заложницы собственной антисудьбы также и Францию.
Но, раз уж история — антиистория! — навязала не объ¬единение, а внутриконтинентальную войну, то со всей не¬избежностью, ясно и недвусмысленно следует указать: это произошло не по вине СССР, но по вине невероятного, по¬гибельного, безумного ослепления Третьего рейха, бросив¬шего в июне 1941 года все свои силы в разрушительную внутриконтинентальную войну против СССР, в то время как тот до последнего момента стремился избежать непо¬правимой катастрофы, изменивший в негативную сторону весь ход европейской истории Великого Континента.
Глубокой ночью с 21 на 22 июня 1941 года, когда вер¬махт уже начал свое наступление «от Финляндии до Чер¬ного моря», посол И. В. Сталина в Берлине Владимир Деканозов прибыл в Далем, на Ленцаллее, в резиденцию министра иностранных дел Третьего рейха Иоахима фон Риббентропа, чтобы передать ему срочное послание И. В. Сталина. Генеральный секретарь КП Советского Сою¬за И. В. Сталин выразил пожелание лично и в кратчайшие сроки встретиться — как было указано в послании — в Бер¬лине, «на высшем уровне», с рейхсканцлером Адольфом Гитлером. Но кости небытия уже были брошены, сумерки небытия одержали верх.
Лично, со слов Арно Брекера, могу засвидетельствовать, что утром 22 июня 1941 года на восходе солнца Мартин Борман, оставив — я бы уточнил, покинув — свое рабочее место в рейхсканцелярии, примчался в Якельсбрух к Арно Брекеру в состоянии полного отчаяния и, несомненно с опасностью для собственной жизни, признал летальность свершившегося. Мартин Борман: «Небытие в этот июнь¬ский день только что восторжествовало над бытием. Все утрачено. Все потеряно». Арно Брекер: «Загадочным был и остается этот визит. Мне кажется, в последний момент он не стал говорить мне того, что хотел. Уходя, он задержал мою руку в своей, потом обернулся еще раз, словно хотел что-то объяснить, но не стал».
Внезапно рассеялся глубокий миф о Total Weltrevolution. Могло ли произойти иначе? В истории принимается в рас¬чет только то, что произошло. Всеми, кроме нас, метаполитических солдат грядущего, вверенного только нам.
В июльском номере за 1980 год «Жён насьон» писала:
Так получилось, что гитлеровской Германии не удался ее бро¬сок, и хорошо, что не удался, ибо было надо, чтобы все произошло так, как произошло, а не иначе. Почему Европа конца времен должна быть Европой немецкой? Европа конца времен должна быть европейской, не может не быть европейской. Это подлинно и тотально революционный вопрос сегодняшнего дня, вопрос на¬шего освобождения: сумеют ли в предначертанный час европей¬ские нации стать огненной «сверхнацией», носительницей древ¬него индоевропейского наследия? На сумрачных развалинах бер¬линской рейхсканцелярии раз и навсегда завершилось абсолютно иррациональное стальное сновидение, «сверхчеловеческое и не¬человеческое», как говорил генерал де Голль. Теперь нам остает¬ся лицом к лицу встречать черное солнце грядущего. Но если без¬дна призывает бездну, то не ожидает ли нас по ту сторону этого солнца мрака иное, совсем иное? Иное, а не ничто, по ту сторону беды? По ту сторону тьмы и пустоты?
Приведенный отрывок взят из статьи в «Жён насьон», которая так и называется — «Гений возвращения».
Издательство «Аскания»
Все это прежде всего анализ. Да не посмеет никто ис¬толковывать его как проявление враждебности к европей¬ским бойцам двух последних мировых войн, 1914-1918 и 1939-1945 годов, и еще менее в смысле недоверия к рат¬ной чести наших воинов, ко всем, кто героически жертво¬вал своими жизнями за великое политическое и метаисторическое дело, дело тотальной революции.
Наша враждебность и глубокое недоверие относятся только к тайным очагам предательства в недрах как герман¬ского верховного командования, так и советской ставки. Особенно этой последней, которая после Тухачевского оста¬валась все еще заражена космополитической и троцкистско- космополитической инерцией, чреватой предательством и обструкцией в отношении великоконтинентальной поли¬тики И. В. Сталина.
Для нас больше нет убитых под Сталинградом герман¬ских, советских или румынских бойцов — есть только юные герои одного великоевропейского и континенталь¬ного дела, чья смерть дала нам жизнь.
Герберт Тэге, директор и главный редактор издательст¬ва «Аскания», в августовско-сентябрьском номере журна¬ла Роберта Стойкерса «Воля» опубликовал комментарий к книге Ханса Вернера Нойлена «Европа и Третий рейх. Стремление к единению в германских структурах власти». Из этого комментария, озаглавленного «„Европейская Конфедерация" или „европейская нация"?» мы и приводим размышления метаисторического характера, очень важ¬ные для нашего общего «великоконтинентального и евро¬пейского дела».
Равно как и книгу, о которой в ней говорится, статью Герберта Тэге, без сомнения, следует внимательно про¬читать, как ценное политико-идеологическое свидетельст¬во о сложившихся к 1942-1943 годах доктринальных принципах СС в Берлине. Политико-идеологические тези¬сы SS Hauptamt (руководства СС) выражают абсолютно ту же, что выражаем и мы, великоевропейскую, ставшую для нашего времени визионерской и пророческой линию.
Согласно Герберту Тэге, ответственным за ее разработ¬ку в Берлине в недрах высшего командного состава СС стал начальник бюро планирования — рабочей группы D (Евро¬пейского отдела) Александр Долежалек, человек, чья тене¬вая политико-идеологическая работа была бесценна.
Говорит Ханс Вернер Нойлен:
Идея европейского мира и порядка не была полностью свя¬зана только с национал-социализмом. Она предполагала ряд привлекательных решений во внутренней и внешней политике, предусматривавших упразднение тоталитарного Fuehreprinzip, равно как и немецких претензий на абсолютное континенталь¬ное господство.
Долгий путь был пройден от идеи принудительного герман¬ского государства с абсолютной немецкой гегемонией до утон¬ченного идеала «Европейской Конфедерации», где каждый на¬род будет волен избирать политическое устройство и свободно следовать собственной судьбе.
Согласно официальному документу, представленному в книге Ханса Вернера Нойлена, именовавшемуся «Идея мира для Европы 1944/1945» («Die europaische Friedensidee 1944/1945»), «цель войны» по определению верховного командования (SS Hauptamt) формулировалась следую¬щим образом: «Германия ведет эту войну ради достижения положительной цели: создать Европейскую Конфедера¬цию как ассоциативное и социалистическое сообщество народов Европы».
Герберт Тэге: «Внутренняя оппозиция национал-социалистической системе сложилась в 1942 году, накануне Сталинградской битвы, и в руководящих кругах СС нашла своего выразителя в лице Рихарда Хильдебрандта. В тече¬нии 1943 года Гиммлер нашел общий язык с участниками этой оппозиции в недрах собственного офицерского корпу¬са, и они начали совместно работать над установлением основ „конституционного Fuehrerstaat"».
Рихард Хильдебрандт «в заявлении, сделанном им, прежде чем он был выдан СССР для казни, описал цели своей деятельности и назвал имена лиц из своего окруже¬ния. Среди них есть и те, кто выжил, в частности Долежалек, бывший начальник бюро планирования SS Hauptamt, который может подтвердить показания Хильдебрандта». Ка¬кова же была последняя, фундаментальная цель этой «внут¬ренней оппозиции» национал-социализму, действовавшей внутри SS Hauptamt в Берлине? Снова Герберт Тэге: «Несо¬мненно, главной целью этой „оппозиции" было осуществле¬ние внешнеполитического наброска плана „Европейской Конфедерации"». Согласно официальным документам SS Hauptamt, процитированным в статье Герберта Тэге, план «Европейской Конфедерации» был таков: «Отказ от всякой претензии на немецкое господство вне естественных этниче¬ских границ расселения немецкого народа и, таким образом, возвращение к первоначальной программе партии. Создание Соединенных Государств Европы на основе равенства прав всех вошедших в них народов. Подчинение всех националь¬ных точек зрения этой великой общей цели».
Отметим, что руководство SS Hauptamt включало в свои планы и Россию, опираясь на героя битвы под Москвой со¬ветского генерала Власова, создателя Русской освободитель¬ной армии (РОА). К несчастью, ставка «внутренней оппо¬зиции» СС на генерала Власова оказалась проигранной. Руководство СС столкнулось с несгибаемо негативным отно¬шением Гитлера к России и вообще к «народам Востока».
Герберт Тэге: «Понятно, почему немецкие чиновники и офицеры, поддержавшие власовское движение, чувство¬вали себя преданными. Большинство вышло из игры, од¬нако Геббельс не оставлял давней идеи установления госу¬дарственного поста „ответственного по делам Востока" при Министерстве пропаганды. На этот пост он предполагал на¬значить Гюнтера Кауфмана, главного редактора журнала „Вилле унд махт", органа гитлерюгенда. Кауфман, вместе со своим коллегой из журнала „Шварце корпус" Гюнтером Алькеном уже многие годы боролся за радикальные пере¬мены в политике по отношению к России. В апрельско- июньском номере „Вилле унд махт" за 1943 год Кауфман опубликовал открытое письмо генерала Власова под назва¬нием „Русские против Советов"». Герберт Тэге далее: «В ок¬ружении Власова, к которому принадлежал писатель Эдвин Эрих Двингер, все были согласны в том, что „искренность должна быть предварительным и безотлагательным услови¬ем в отношениях между германским правительством и рус¬ским освободительным движением". Появление имени ге¬нерала Власова в немецкой печати, в особенности в «Вилле унд махт», вызвало большую радость. В специально посвя¬щенном ему номере воззвание Власова было не только пол¬ностью напечатано, но и без всякой двусмысленности про¬комментировано».
Так в разгар войны «внутренняя оппозиция» в Берлине из SS Hauptamt организовала своего рода обмен европей¬скими революционными воззваниями. Поверх границ и идеологий. Что доказывает: только континентальная эсха¬тология является в Европе единственной фундаментальной политической идеей, присутствующей во всех борющихся странах и во всех идеологиях и эти идеологии развивающая. И в то же время всегда и везде против нее насмерть ополча¬ется враг, один и тот же, — да, один и тот же, где бы то ни было. Но как бы ни вытеснял ее враг, эта идея всегда воз¬вращается. Беспрерывно и непобедимо. Там или тут.

[Моргенштерн]

Великая секретная миссия генерал-полковника С. М. Штеменко
Так и случилось: многолетними усилиями И. В. Стали¬на в недрах военно-политической власти в СССР было уничтожено троцкистско-космополитическое подполье, последним проявлением действий которого стал «заговор убийц в белых халатах» 1953 года. Победа И. В. Сталина, выигравшего визионерское пари своей великоконтинентальной политики, была одержана по ту сторону его собственной смерти, которая наступила, когда все свершилось. Были созданы «объективные условия», открывшие истори¬ческие врата ответственным представителям «геополити¬ческой линии» в недрах Вооруженных сил СССР, полярной фигурой которой по сей день остается генерал-полковник Сергей Матвеевич Штеменко (7.2.1907-23.4.1976).
Вместе с С. М. Штеменко в советский Генеральный штаб пришло новое поколение. Это были политические армии великой континентальной сталинской революции, армии будущей Евразийской империи, образ которой одновре¬менно вдохновлял «внутреннюю оппозицию» в недрах SS Hauptamt в Берлине. Геополитические группы С. М. Ште¬менко на время овладели военно-политической ситуацией и повели страну за собой.
Тот, кого Пьер де Вильмарест называл «одним из первых, быть может, самым первым геополитиком СССР», генерал-полковник С. М. Штеменко был успешно действующим, как говорит Пьер де Вильмарест, «порой в тени, порой на аван¬сцене», начальником ГРУ, а затем начальником Генерально¬го штаба Вооруженных Сил СССР и начальником штаба Объединенных Вооруженных Сил государств — участников Варшавского договора. Его авангардная военно-политичес¬кая роль была очень весома, настолько весома, что он сумел конфиденциально подготовить, а затем и осуществить гео¬политический поворот Советской армии и СССР к «импер¬ской, великоевропейской и континентальной линии» с «оке¬аническим выходом» Великого Евразийского континента в «последнюю планетарную игру». Ради этого его ближай¬шим соратником адмиралом Сергеем Горшковым, который сам себя определял как одного из ключевых членов «клана С. М. Штеменко» и его «базовых геополитических групп», и был создан знаменитый советский Океанский флот.
О генерал-полковнике С. М. Штеменко Пьер де Вильма¬рест пишет: «Он принадлежит к клану высших офицеров, безусловно, „советских", но прежде всего великорусских по духу и абсолютных экспансионистов». И далее: «Для этой касты СССР — империя, призванная господствовать на всем Евразийском континенте не только от Урала до Бреста, но и от Урала до Монголии, от Центральной Азии до Среди¬земного моря». И наконец: «Именно Штеменко с 1948 по 1952 год разрабатывал планы не только возможного втор¬жения в Афганистан, но и его медленного поглощения через соединение экономического проникновения и хорошо им продуманной субверсии с параллельным советским появле¬нием в арабских столицах, в Бейруте, Дамаске, Каире, Ал¬жире. В конце 1948 года он уже составил план пересечения Востока и Азии. Его целью было сделать Афганистан стра¬тегическим прикрытием действий флотов, которые начал создавать его личный друг адмирал Сергей Горшков с тем, чтобы выйти за пределы Черного и Средиземного морей».
Пьер де Вильмарест добавляет: «Когда летом 1948 года провал плана Жданова в отношении Западной Европы при¬вел к его падению (Жданов мешал Сталину и опасным обра¬зом соперничал с Маленковым и Берия), Штеменко стал од¬ним из вдохновителей антисемитской военно-политической группы в СССР и странах-сателлитах, кульминационным маневром которой стало разоблачение заговора „убийц в белых халатах" в январе 1953 года. Все связано воедино: от поддержки созданного в 1947 году Израиля и междуна¬родной еврейской сети Москва переходит к разыгрыванию арабской, точнее, мусульманской карты».
В связи с переходом генерал-полковника С. М. Штемен¬ко на должность начальника штаба Объединенных Воору¬женных Сил государств — участников Варшавского догово¬ра Пьер де Вильмарест подчеркивает: «После периода за¬тмения, последовавшего за опалой в октябре 1957 года маршала Жукова, Штеменко вновь появляется в качестве начальника штаба Объединенных Вооруженных Сил госу¬дарств — участников Варшавского договора. Этот пост был создан специально для него, ибо он, С. М. Штеменко, был человеком, которому удавалось дважды, сначала как руко¬водителю ГРУ, а затем и Генерального штаба в целом секретных служб государств — прямых сателлитов Москвы или связанных с СССР договорами о сотрудничестве, удва¬ивать сети советского шпионажа по всему миру».
Я же хочу от себя напомнить: именно генерал-полковник Штеменко и его исследовательские и оперативные «геополи¬тические группы» разработали контрстратегический план «Полярка», ставший затем планом «Вулкан», по «нормали¬зации» Югославии и всей Юго-Восточной Европы, а также план «Чингисхан», предполагавший ядерную «нормализа¬цию» Синьцзяна и Народного Китая. Эти планы были со¬ставлены в 1960-е годы и чуть не «изменили лицо мира».
Но ни один из этих шагов осуществлен не был. По ка¬ким «объективным причинам» эти перемены так и не во¬шли в историю? Какого и с кем сверхсекретного противо¬стояния не выдержали в момент «перемены судьбы» гене¬рал-полковник С. М. Штеменко и его «геополитические группы»? Ответ на этот вопрос лежит в области «спект¬рального анализа» ситуации, созданной ныне в СССР и со¬циалистическом блоке Востока в результате восхождения к власти Михаила Горбачева и омерзительных сил, скрыва¬ющихся за ним и ждущих своего часа.
Как не поздравить Пьера де Вильмареста с важнейшим открытием? Ведь именно он указал на великую революци¬онную значимость контрстратегических разработок генерал-полковника С. М. Штеменко и созданных им ячеек существующих доныне «геополитических групп» как под¬польного, так и официального военно-политического вли¬яния, — как для прошлого, так и для будущего, близкого метаполитического будущего. И именно Пьер де Вильмарест, один он, по крайней мере во Франции, сумел понять это и сказать тогда, когда это стало нужно, а главное так, как это стало нужно. В этом его исключительная заслуга.
Другая заслуга принадлежит генералу Гвидо Джаннеттини. Исследуя близкое геополитическое будущее Европы — и шире, Евразии, — он указал на Китай («китайский конти¬нентальный остров», Чжунго) и конкретно на стремление Чжоу Эньлая в годы его нахождения на вершине власти осу¬ществить те же великоконтинентальные доктрины, претен¬довавшего — в чем он, однако, не преуспел — для Китая, Ве¬ликого Китая, на ту же самую имперскую евразийскую мис¬сию судьбы, которая вдохновляла и «внутреннюю оппози¬цию» SS Hauptamt Великой Германии, и «геополитические группы» Великой России генерал-полковника С. М. Штеменко. И я могу — и должен — свидетельствовать о прямом опе¬ративном интересе со стороны генерала Гвидо Джаннеттини и его служб с 1958 по 1978 год и даже после — если угодно услышать то, что я говорю, — к доктринальным контрстрате¬гическим установкам генерала-полковника С. М. Штеменко и его группам влияния в СССР и в армиях восточного социа¬листического блока.
Более того, когда были запущены и по всей Европе, осо¬бенно во Франции, где под прямым прицелом оказался гол- листский режим, пошли одна за другой — с большим успе¬хом, — направляемые из внеевропейского эпицентра волны троцкистско-космополитического взрыва мая 1968 года, ге¬нерал Гвидо Джаннеттини и его подпольные структуры вли¬яния начали тайно создавать по всей Франции, в недрах уже агонизирующего голлистского режима, так называемые ба¬зовые геополитические группы или просто геополитические группы. Эта операция достигла кульминационной точки с попыткой перехвата и разворота (по выражению Домини¬ка де Ру) военно-политического восстания («революции гвоздик») в Португалии, которое было, как известно, прода¬но и искажено.
Но почему во Франции и повсюду в Европе геополити¬ческая великоконтинентальная линия постоянно терпит поражение? Геополитика, более чем доктрина действия, есть прямое действие доктрины, доктрины в действии. Пря¬мое геополитическое действие не обязательно требует при¬хода геополитических групп к власти, захвата власти. Оно имеет успех лишь тогда, когда направляется из абсолютно¬го центра уже существующей военно-политической власти, исходит из недр уже полностью сформированного и всеце¬ло господствующего на месте режима.
В любом случае благодаря исследованиям, в том числе и более закрытым, с западной стороны предпринятым ге¬нералом Гвидо Джаннеттини, нам ясно, что «геополитиче¬ская линия», действующая то в тени, то на авансцене по¬литики Москвы и вообще восточного социалистического блока имела начало в карьере и личном демарше генерал- полковника С. М. Штеменко и ни на мгновение не исчеза¬ла с непосредственно оперативного уровня.
Но не все ли это в прошлом? В геополитике и для боль¬шой геополитики всегда все в настоящем. Отсюда и необы¬чайная важность, необычайная актуальность, которую сле¬дует признать, — с этих пор и навсегда, — действий, пред¬принятых генерал-полковником С. М. Штеменко в его время и с помощью средств, объективно соответствовавших ситуации. «Полярная личность для полярной идеологии». В конце концов, следует напомнить, что для основных при¬верженцев великоконтинентальной геополитической линии абсолютный центр идеологической и военно-политической власти СССР находится не в Москве, но на «Северном по¬люсе», а «геополитические группы», основанные генерал- полковником С. М. Штеменко во внутренних кругах Крас¬ной армии называются также «полярными ложами».
Теперь, когда все это сказано, думаю, следует вновь ука¬зать на такую же полярную миссию генерала Александра Поскребышева, начальника личного секретариата И. В. Ста¬лина, а также ответственного за специальный сектор. В нед¬рах сталинского режима и на вершине его в качестве со¬ветника И. В. Сталина он был тем же, кем на вершине на¬ционал-социалистического государства рядом с Адольфом Гитлером был Мартин Борман, которого некоторые, в том числе Пьер де Вильмарест, даже подозревают в прямой ра¬боте на СССР.
Ибо генерал Александр Поскребышев — в конце концов, пришло время сказать это — был человеком Берлина в Москве, где делал то, что должен был делать, и сумел сделать то, что сумел.
Постоянной поддержкой со стороны маршала Г. К. Жу¬кова генерал-полковника С. М. Штеменко также полностью обязан генералу Александру Поскребышеву, благодаря кото¬рому С. М. Штеменко и был поставлен осуществлять свою великоконтинентальную миссию, свое «полярное задание».
С другой стороны, в течение долгого пребывания Леони¬да Брежнева на посту генерального секретаря, и особенно в последние годы его деятельности, наметилась определен¬ная внутренняя тяга к сталинизму. Она проявилась прежде всего в попытке доктринально и оперативно осуществить ту же самую великоконтинентальную геополитическую ли¬нию, которую после 1936 года проводил сначала И. В. Ста¬лин, а затем, с еще большим размахом, С. М. Штеменко. Не¬задолго до ухода со сцены Л. И. Брежнева и разгрома его «Днепропетровской группировки» эти попытки, казалось, даже возымели успех. Известно также, что сам Л. И. Бреж¬нев более или менее тайно укреплял уже достигнутые великоконтинентальные позиции СССР, возглавил и усили¬вал в своих собственных интересах Совет обороны СССР и стремился к осуществлению силовой военной политики, то есть внес свой вклад в континентальное сближение с Гер¬манией, что впоследствии не только способствовало объе¬динению двух германских государств, но и позволило совершить общее «перецентрирование», тотальный разворот со¬ветской политики в сторону Германии и Западной Европы вообще.
Однако сами немцы не ответили на прогерманские уси¬лия Леонида Брежнева, как ранее не ответили на визионер¬ские действия генерала де Голля. И то и другое было наме¬ренным, со знанием дела совершенным проигрышем ситу¬ации, фактически саботажем.
И. В. Сталин, возможно, уже слишком далеко, но притя¬жение Германии тайным образом постоянно ощущается в Советской России. Летя из Пекина над Сибирью рейсовым самолетом после своего неофициального визита в Пекин по приглашению Чжоу Эньлая, Артур Аксман — он сам в при¬сутствии Отто Скорцени рассказывал мне об этом в Мад¬риде — внезапно обнаружил себя окруженным большим количеством советских офицеров высшего ранга, бывших полностью в курсе всех целей его поездки. Их разговоры о том, что «новая континентальная миссия Германии» должна иметь в виду СССР, а не Народный Китай и ни в ко¬ем случае не «экспансионистские планы Чжоу Эньлая», да¬ли ему ощущение присутствия на «геополитической сессии Генерального штаба на высшем уровне», а великоконтинентальная верность советских офицеров напомнила тай¬ные встречи в кругах «внутренней оппозиции» SS Hauptamt в Берлине. «Я не мог отделаться от мысли, — признался мне Артур Аксман, — что времена возвращаются».
Встреча Артура Аксмана в летевшем над Сибирью само¬лете с членами «геополитической группы» из «полярной ложи» Генерального штаба Красной армии заставила меня задуматься о выпущенном в 1962 году фильме Джона Франкенхаймера по роману Ричарда Кондона «Маньчжурский кандидат». По странному стечению обстоятельств я посмо¬трел «Маньчжурского кандидата» в Мадриде в тот же вечер, в который встречался с Артуром Аксманом. Все связано.
От Берлина до Синцзяня
Последней битвой, выигранной генерал-полковником С. М. Штеменко в недрах Красной армии, было включе¬ние в военную доктрину возможности применения наряду с новыми сверхстратегическими межконтинентальными баллистическими ракетами также и обычных вооружен¬ных сил. Пьер де Вильмарест указывает в связи с этим на «доктринальную прорывную статью» генерал-полковника С. М. Штеменко, опубликованную в феврале 1965 года в га¬зете «Красная звезда», центральном органе Советских Во¬оруженных Сил, где он прямо заявил, что «невозможно осу¬ществлять политику обороны СССР только с помощью межконтинентальных баллистических средств».
Прежде Хрущев, стоявший также и во главе руководя¬щей военно-политической группы, выдвигал тезис о том, что «отныне политика защиты СССР должна быть основа¬на исключительно на использовании межконтинентальных баллистических ракет».
Почему генеральный секретарь партии и его люди в Ми¬нистерстве обороны и Генеральном штабе сделали столь вредный, если не роковой стратегический выбор в пользу применения исключительно новых межконтинентальных баллистических ракет за счет обычных средств вооружения? Строго говоря, Пьер де Вильмарест лишь намекает на ответ. Но нам он ясен: это был выбор партии, направленный про¬тив органики Советских Вооруженных Сил с их собственной судьбой, с их возможностью континентального развертыва¬ния «от Берлина до Синьцзяна».
Дело зашло настолько далеко, как указывает Пьер де Вильмарест, что «Красная звезда» не без пафоса сразу же после отставки Хрущева писала: «Стратегия, от которой мы наконец отворачиваемся, рождена слабыми мозгами». По¬следовала кровавая стирка. «Ровно через восемь дней по¬сле смещения Хрущева», как отмечает Пьер де Вильмарест, маршал С. С. Бирюзов, новый начальник Генерального штаба, назначенный Никитой Хрущевым и руководивший в 1962 году установкой советских ракет на Кубе, безуслов¬ный сторонник хрущевской доктрины мирового ядерного блицкрига, погиб 19 октября 1964 года в исключительно странной авиационной катастрофе. В том же самолете на¬ходился (и тоже погиб) генерал Н. Миронов, начальник от¬дела «административных органов» Центрального Комите¬та. Пьер де Вильмарест: «Установлено, что авиакатастрофа была подготовлена». Короче не скажешь.
Прямой и быстрый ответ Красной армии был абсолют¬но адекватен угрозе смерти, которой подобно было про¬медление.
Игнорирование опасности, исходившей от сверхстрате¬гических доктрин Никиты Хрущева и его людей, неизбежно вело к быстрому упадку Красной армии с ее неотъемлемой и органической собственной судьбой, одно из проявлений которой, способность к быстрому континентальному раз¬вертыванию «от Берлина до Синьцзяна», абсолютно не было единственным — сколь ни важным — проявлением страте¬гической оборонной доктрины. За выбором Н. С. Хруще¬вым военной доктрины на самом деле стоял иной, совершен¬но иной выбор. Речь шла о диалектическом отрицании, а за¬тем и разрушении всей национальной, метаполитической и неотъемлемо харизматической миссии Красной армии в том виде, в каком она была определена генерал-полковником С. М. Штеменко и его «базовыми геополитическими группами»: сохранением национальной целостности, самого бытия и национального сознания советского народа, то есть Великой Советской России, иными словами, и, прежде все¬го, ее «полярного предназначения», в строгом, чисто «штеменковском» смысле.
Для «базовых геополитических групп», действовавших в недрах Красной армии под «полярным» руководством генерал-полковника С. М. Штеменко и его людей, а также тех, кто стоял за ними — точнее, того, что за ними стоя¬ло, — Красная армия была прежде всего «неотъемлемым состоянием сознания».
Дублируя Коммунистическую партию, она должна была стать тем, чем Коммунистическая партия стать не могла в принципе, ибо была лишь бессмысленной, темной струк¬турой, выброшенной на поверхность в качестве чисто внеш¬ней приманки. Красная армия должна была стать, причем срочно, живой связующей тканью, формой и образом жиз¬ни. На более глубоком субверсивном уровне — «внешним», «коллаборационистским» проводником «подземной мис¬сии» Русской Православной церкви, а на Украине и в стра¬нах Балтии — подпольной Католической церкви. Должна была зажечь вечный огонь над мировым прахом.
Отчуждаемая от национальных задач и постепенно уничтожаемая секретариатом Коммунистической партии с его ядерной «хрущевской линией», с его оторванной от народа «преторианской гвардией» технических «внутрен¬них наемников», Красная армия все яснее видела, как ее от¬резают от живого социального и национального дыхания советской жизни, подчиняют «единственно верной» линии Коммунистической партии. Необходимо было быстро ре¬агировать, и Красная армия отреагировала немедленно, поставив ценой отказ от любого вмешательства, любого от¬чуждения ее тайной «полярной линии» как внутри, так и вовне. И вовне?
Разумеется, и вовне. Как только глава ГРУ генерал-полковник С. М. Штеменко добился для служб военной раз¬ведки стран восточного социалистического блока постоян¬ного и равного участия в постановке и осуществлении об¬щих оперативных целей, равно как их истолкования и использования, а затем принял на себя руководство шта¬бом Объединенных Вооруженных Сил государств — участ¬ников Варшавского договора, он установил право нацио¬нальных представительств в руководстве Варшавского договора на прямое участие в разработке и определении ли¬нии «социалистического фронта» Восточной Европы. Это привело его к конфликту, сначала со сторонниками исклю¬чительно советского командования армиями Варшавского договора, соглашавшимися разве что на формальное учас¬тие других делегаций в деятельности штаба.
Ситуация, парадоксально напоминающая борьбу обергруппенфюрера Бергера, который, будучи ответственным за европейские негерманские отряды войск СС (Waffen SS), от¬казался — и не он один — от всякого германского преобла¬дания в командовании, а также в статусе солдат, унтер-офи¬церов, офицеров и генералов Waffen SS, равно как и от гер¬манской доктринально-идеологической исключительности в разработке послевоенного «нового великоконтинентального европейского послевоенного порядка».
Полагаю, историко-политические аналогии уместны. Вспомним о драматических, более чем исключительных обстоятельствах запуска французских стратегических сил ядерного устрашения генералом де Голлем именно тогда, когда с помощью крайне темного «алжирского дела» фран¬цузской армии была нанесена тяжелая рана. «Объективные обстоятельства» этого «дела», разыгранного сомнительны¬ми игроками именно тогда, когда «один бросок позволяет все обрести или все потерять», как говорил, почти галлю¬цинируя, генерал де Голль Пьеру Жоксу, неумолимо потре¬бовали осуществить срочный запуск французских ядерных сил стратегического устрашения, и это с необходимостью произошло в необходимое время.
Страшная, ужасающая аналогия возникает между авиа¬катастрофой, оборвавшей жизнь генерала Жоржа Эльере, которого должны были вот-вот назначить на пост ко¬мандующего французскими ядерными силами, трагиче¬ского протагониста «алжирской пьесы», и той, в которой погиб — по причинам, нами указанным, — маршал С. С. Би¬рюзов, выступавший активным сторонником использова¬ния межконтинентальных советских стратегических ракет. Сходство, как и смысл, событий более чем очевидно.
Великая армия, не являющаяся «Секретной вооружен¬ной организацией», если угодно, не ОАС в прямом смысле слова, не армия и не имеет права носить оружие, ибо не способна воплотить метаисторическую судьбу, свое предо¬пределение. Всякая истинно великая армия есть орден. Тай¬ный орден.
«Посев и жатва»
После ухода со сцены Леонида Брежнева внутренняя си¬туация в СССР развивается по спирали со все большим ускорением и, как некоторые утверждают, становится все более непредсказуемой. С восхождением к власти Михаила Горбачева события не без внутренних разломов вышли на финишную прямую: ныне, когда советский мир постиг не¬бывалый доселе крах, есть все основания считать, что он ру¬шится не самопроизвольно, что его обрушивают и, вероят¬но, приведут к окончательному крушению. Как и в октябре 1917 года, мировая история изменяется, обновляется и ку¬ется именно в России. Но, кажется, в смысле, обратном си¬туации 1917 года. Именно в том смысле, какой предвидел святой Максимилиан Кольбе, а Римско-католическая цер¬ковь считает сопряженным с грозными событиями, рас¬крывается непостижимая тайна мариальных явлений в Португалии, в Фатиме, в 1917 году. Известно, что во время одного из своих великих мистических видений святой Мак¬симилиан Кольбе созерцал «лучистую статую Девы Марии на самой высокой башне Кремля» и что 13 июля 1917 года Дева Мария доверила фатимской девочке Лучии душ Сан- туш великую тайну: в назначенный день, при условии со¬хранения некоторых мистических требований, о которых знает Римско-католическая церковь, «Россия обратится, и установится мир».
В связи с этим приведу свидетельство Жака Верже: «Если остались корни, ничто не потеряно. Посмотрите, как в Рос¬сии, после шестидесяти лет ГУЛага, сохранили силу славя¬нофильские и христианские идеи. Миссия России всегда бу¬дет заключаться в защите Европы от азиатской культурной революции».
Сегодня СССР меняется, и готов измениться решающим образом. Причем, повторим, эти изменения могут произой¬ти очень быстро, однако в любом случае в направлении, от¬личном и даже полностью противоположном революцион¬ному движению, приведшему в 1917 году к образованию СССР и давшем ему «новую судьбу», которую он так траги¬чески навязал всему миру.
Не приведет ли, происходящий сегодня в СССР великий политический, точнее, метаполитический поворот прежде всего к разрыву, а затем восстановлению страны в ее собст¬венной идентичности?
Нам следует определить, в чем состоит идентичность. От¬вет здесь может быть лишь один. Имя ему — новая судьба. В более или менее долгосрочной перспективе «новый СССР», «СССР последнего поворота судьбы», будет — и уже становится — в точности таким, каким этого добивается тайный орден (назовем его так). Я имею в виду тайный орден в недрах Красной армии, созданный приверженца¬ми «полярной линии» «геополитических групп» генерал-полковника С. М. Штеменко, проводившими при соответ¬ствующей поддержке «великоконтинентальную линию» И. В. Сталина.
В чем состоит новая судьба СССР и, следовательно, все¬го восточного социалистического блока, в чем исполнение и одновременно глубинное метаисторическое оправдание всего советского прошлого, можно сегодня понять только из спектрального анализа доктрины тайного ордена, дей¬ствующего начиная с 1934-1936 годов в подземной ин¬фраструктуре Красной армии и изнутри мобилизующего, пока что более или менее сокрыто, всю полноту политиче¬ских, исторических и экономических ресурсов СССР и со¬ветского строя.
Так, когда маршал Огарков, тогда глава Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, опубликовал призыв — и попытался основать на нем всю свою доктрину — к «ин¬тегральной милитаризации» и «общей и постоянной мо¬билизации» аппарата советской промышленности и вооб¬ще экономики, обращенный к небольшому числу тех, кто «в курсе некоторых вещей» — «малой группе, представлен¬ной и конфиденциально работающей как в СССР, так и в За¬падной и Восточной Европе, — сразу стало понятно, что тайный орден готовится перейти в решительное наступле¬ние. Последовавшая сразу же после этого заявления отстав¬ка маршала Н. В. Огаркова временно задержала это наступ¬ление, — но не специально ли ушел он в тень, выжидая? Ибо час «решительного наступления», видимо, не настал, по¬скольку не были тогда еще созданы условия необратимого перехода к осуществлению новой редакции военно-полити¬ческого плана теперь уже открыто евразийской континен¬тальной направленности. Как обычно, те, кто торопятся, оказываются в конце концов вынуждены ждать последнего созревания времен, их роковой зрелости.
Тем не менее самым жгучим сегодня остается единст¬венный вопрос: является ли маршал Н. В. Огарков наслед¬ником генерал-полковника С. М. Штеменко, стоявшего во главе тайного ордена Красной армии? Что касается меня, то я сильно склоняюсь к этой мысли со всеми ее послед¬ствиями. Именно по этой причине я хочу обратить вни¬мание на то, что сегодня во Франции есть два специалиста, понимающих истинные политические и иные причины взлета карьеры маршала Н. В. Огаркова. Это Александр Адлер, штатный советолог газеты «Либерасьон» и, возмож¬но, менее известный, но не менее компетентный Пьер де Вильмарест, выводы которого следует привести как можно ближе к тексту.
Хотя Пьер де Вильмарест и не сообщает разведыватель¬ных данных в прямом смысле этого слова, все, что сказано в его работе о ГРУ, о демарше маршала Н. В. Огаркова должно интересовать нас особо. Речь идет о координации нашего собственного срочного контрстратегического на¬ступления с тем, что происходит в Советском Союзе.

Пьер де Вильмарест:
Человек, внесший наибольший вклад в новое измерение со¬ветской стратегии начиная с 1960-х годов, но особенно в послед¬ние десять лет, — это маршал Н. В. Огарков, которого маршал Захаров взял под свое особое покровительство с приходом к власти Леонида Брежнева.
В течение двадцати лет КГБ имел свою службу дезинформа¬ции, получившую статус отдела в 1969 году. Благодаря Огаркову руководство ГРУ создало собственный департамент уже в 1967 го¬ду. Под именем Третьего управления Генерального штаба этот де¬партамент работал в постоянном сотрудничестве с соответству¬ющим бюро ГРУ.
Огарков в течение многих недель, предшествовавших высад¬ке парашютистов в пражском аэропорту и танковому окружению Чехословакии, за которым последовал ввод туда бронетехники, держал Запад в состоянии ослепления. Это удавалось благодаря противоречивой ложной информации, поставлявшейся запад¬ным правительствам из считавшихся сомнительными источни¬ков, а также помехам, разрушившим в последние часы перед вторжением радарное зондирование со стороны НАТО.
Четыре года спустя, когда американская и советская делега¬ции подписывали соглашение ОСВ-1, человеком, сидевшим ря¬дом с Брежневым, был не кто-то из Политбюро, а именно генерал Н. В. Огарков, который тем самым подчеркивал свои миролюби¬вые намерения. Это была явная, спокойная насмешка Брежнева над американской делегацией. После переговоров Огарков, ко¬торому удалось заманить Вашингтон в ловушку, стал маршалом Советского Союза и был назначен начальником Генерального штаба.
Дополнительное замечание Пьера де Вильмареста: «На¬ши источники в Пентагоне подтвердили, что Генри Киссин¬джер, вовсе не специалист в области вооружений, захотел один, без технических помощников, вести переговоры с со¬ветской стороной на их заключительной стадии. Это значи¬тельно облегчило работу Огаркова».
Пьер де Вильмарест добавляет: «Маршал Огарков в тече¬ние двадцати двух лет является великим мастером маскиров¬ки, то есть искусства дезинформации Запада о стратегиче¬ских намерениях СССР через тысячи каналов, созданных его офицерами и агентами влияния ГРУ по всему миру. Уточ¬ним, что маршал С. Ф. Ахромеев, нынешний глава Генераль¬ного штаба (с 1984 года) стал в 1974 году преемником Огар¬кова на посту главы отдела военной дезинформации».
Также Пьер де Вильмарест напоминает, что маршал Н. В. Огарков лично стоял у истоков специальных совет¬ских оперативных сил, «черных коммандос» спецназа.

Пьер де Вильмарест:
Николай Огарков кроме всего прочего создатель теории, вне¬сшей революционные перемены в советское военное искусство. Он первым установил новый принцип, который заключается в прямом использовании специальных подразделений ГРУ, спецназа, созданных в каждой из сорока наземных дивизий под видом мор¬ских десантных бригад.
По инициативе Огаркова были сформированы группы опера¬тивного маневрирования, состоящие из высокомобильных авиа¬ционных десантных подразделений, чьи действия в соединении с обычной авиацией удваивают способность глубинного проник¬новения Советских Вооруженных Сил.
Бригады спецназа должны быть высажены строго накануне часа X, в день Y в глубоком тылу противника, в точках, жизненно важных для его экономики, связи, обороны, автомобильных, же¬лезнодорожных и авиационных сообщений, производства и энер¬госнабжения.
Все мотострелковые и танковые дивизии были преобразова¬ны в крайне гибкие, способные к самостоятельному ведению бо¬евых действий соединения. Этим наступательным силам было придано вертолетное сопровождение. Все это предусмотрено, задумано и подготовлено для ведения внезапной войны в тесной связи с соединениями спецназа, которые, будучи заброшены глу¬боко в тыл (до 500 километров), должны быть разделены на раз¬ведывательные группы, диверсионные группы и группы уничто¬жения человеческих целей — потенциально опасных представи¬телей гражданской и военной власти.
<...>
Спецназ постоянно обучается, и его под видом спортивных, культурных, профсоюзных или туристических делегаций посыла¬ют во временные поездки по странам, которые могут быть втяну¬ты в возможный конфликт. Спецназовцев встречают так называ¬емые спящие агенты, завербованные на долгосрочной основе не для шпионажа, но для того, чтобы быть проводниками в час X. В этом духе легко «перевести» некоторые советские публикации, такие как, например, вот эту, подписанную генералом Ю. Я. Киршиным: «Внутри капиталистических и развивающихся стран есть противники их правительств, которые во время войны будут из¬вестными им средствами помогать социалистическому лагерю».

Эти тексты датированы 1987 годом. Полковник Анри Пари, в «Стратежик», указывает на эту проблему. Разработанная в об¬щем виде для наступления, в особенности для глубинного на¬ступления, советская воздушно-сухопутная доктрина такова, что ее осуществление приведет к уничтожению всякого понятия о протяженности линии фронта. Именно ГРУ, конкретно его Пя¬тый отдел, разработал средства поддержки такого наступления. По-видимому, в постоянном распоряжении того же отдела нахо¬дился и спецназ, размещенный в каждом из шестнадцати сухо¬путных округов и на каждом из главных флотов. ГРУ также рас¬полагает аналогичными бригадами, прямо подчиненными на¬чальнику отдела, для мгновенного реагирования по указанию самого начальника Генерального штаба.
Дело обстоит так, как обстоит. Я бы сказал: только так. Поэтому и необходимо как можно быстрее предпринять немедленное и углубленное контрстратегическое исследо¬вание нынешней деятельности маршала Н. В. Огаркова, связанной с состоянием и развитием его военно-политиче¬ских доктрин и позиций. Этого требуют наши собственные, на данный момент конфиденциальные, быть может глубо¬ко конфиденциальные, задачи, решение которых невоз¬можно без выяснения текущих оперативных замыслов — как СССР, где, как мы предполагаем, маршал Огарков явля¬ется преемником генерал-полковника С. М. Штеменко, так и вообще тайных сил восточного социалистического блока, обнаруживающего диалектическое тяготение к тайным по¬зициям нашего собственного стана, чья область действия впредь, похоже, будет ограничена только субконтиненталь¬ными пространствами Западной Европы.
Каков же текущий оперативный замысел маршала Н. В. Огаркова? Именно сейчас это крайне важно знать, по¬скольку мы имеем информацию, будто бы после вынуж¬денного — или организованного в рамках маскировки — ухо¬да с поста ему доверена — или он настаивает на том, чтобы ему была доверена, - ответственность за западный «опе¬ративный театр», иначе говоря, за любое возможное со¬ветское военно-политическое проникновение в Западную Европу.
Судя по сообщениям о том, что всякое возможное совет¬ское силовое вмешательство в Западной Европе сдержи¬вается политическим руководством, оно, если все-таки произойдет, будет не прямым военным нападением, а ти¬пичной советской «нормализацией», возможной только в форме и рамках комбинированного континентального ма¬невра под изначальным ядерным прикрытием.
Ядерным прикрытием, на самом деле не активным, или только отчасти, на тактическом уровне, активным. Причем разве что в самом начале маневра комбинированного, вклю¬чающего, с одной стороны, операцию по передовому внутри- континентальному проникновению групп стратегического вмешательства спецназа, и, с другой стороны, одновремен¬ное оперативное вмешательство с помощью бронетанковых сил, призванных определить, но не «линию фронта», кото¬рой не будет, как и вообще не будет в собственном смысле слова «фронта», но только направление континентальной «нормализации».
Добавим, что комбинированная стратегия — прорыв, проникновение и бросок вглубь сил специального страте¬гического назначения, подкрепленные быстрым бронетан¬ковым вмешательством, — относится только к очень огра¬ниченному пространству, от Чехословакии до Афганиста¬на; вспомним быстрое взятие спецназом Праги, а затем и Кабула — в обоих случаях руководство операциями тайно осуществлял сам маршал Н. В. Огарков.
Поэтому мне представляются важными настойчивые попытки Пьера де Вильмареста определить истинное зна¬чение аппарата оперативной дезинформации ГРУ, особые задачи которого восходят на уровень уже непосредственно Генерального штаба Красной армии, а также его стремле¬ние, в рамках книги о ГРУ, окончательно разгадать тайну маршала Н. В. Огаркова как мастера оперативной инфор¬мации. Не станет ли вчерашний «мастер маскировки» в ближайшие годы «мастером нового мира»?
Ги Дебор: «Тайна господствует в мире прежде всего как тайна господства». И далее: «Там, где дезинформацию име¬нуют, ее нет. Там, где она есть, ее не именуют».
Но, если мы хотим действительно координировать свои усилия с новой советской политикой, нам необходимо вне¬сти в этот сценарий дополнительные элементы. Прежде всего исключить вызванную советским выдвижением в глубину континента опасность соскальзывания к состоя¬нию войны. Доктринально определить грань — очень тон¬кую — между «состоянием войны» и «нормализацией». Иначе говоря, сделать ситуацию приемлемой для всех ее возможных сторон, приемлемой в принципе.
По-видимому, главное здесь — определить политиче¬ские условия, способные придать броску Красной армии на запад статус «нормализации», а также под давлением каких событий такая «нормализация» станет неизбежной и при¬емлемой. Вот это и составляет «оперативную тайну» насту¬пательной стратегии огарковской маскировки.
Я готов утверждать, что советское вмешательство в За¬падной Европе с приданием ему статуса «нормализации», исключающей «состояние войны», предусматривается сверх¬секретным планом под оперативным наименованием «По¬сев и жатва».
Можно ли проникнуть в оперативную тайну «Посева и жатвы»? Полагаю, да. Кратко скажу, что мы также практи¬куем диалектический, контрадикторный подход к искомым проблемам, которого обычно придерживается советская во¬енно-политическая мысль, что позволяет нам определить операцию «Посев и жатва» как начало подпольного, под¬контрольного, развивающегося — саморазвивающегося! — революционного, троцкистско-космополитически ориенти¬рованного движения, способного вызвать «масляные пят¬на» тотальной — необратимо тотальной — дестабилизации, дезинтеграции политического и социального пространства Западной Европы, иными словами, всеевропейского «мая 1968 года». Но на этот раз, что понятно, с абсолютно проти¬воположным внутренним смыслом. И с последующей «нор¬мализацией». Иначе говоря, это будет структурным контрвнедрением с разворотом в противоположную сторону гошистской хроцкистско-космополитической операции по типу 1968 го¬да, которая в то время, как известно, по замыслу понятно какого тайного центра, была направлена на свержение голлизма во Франции, а затем через создание «масляных пя¬тен» — овладение и другими странами Западной Европы, прежде всего, что очевидно, по понятным причинам, име¬ющими выход в Средиземное море.
И снова Ги Дебор: «Самое главное всегда более всего сокрыто. Ничто за последние двадцать лет не было так обо¬лгано, как история мая 1968 года. Из демистифицирован¬ного изучения событий тех недель и их происхождения можно было бы извлечь полезные уроки, но это государ¬ственная тайна».

[Моргенштерн]

Амторг: в сердце Уолл-стрит
Среди самых насыщенных глав книги Пьера де Вильмареста о ГРУ можно выделить «Годы Берзина (1924-1935)» и «Следом — крушение». Эти главы повествуют о советском проникновении в экономику, промышленность, синдикаты, университеты и культуру Соединенных Штатов и Велико¬британии, прежде всего в годы между двумя мировыми вой¬нами; в них мы найдем безжалостную констатацию беспре¬цедентной социальной катастрофы, последствия которой тянутся в наши дни и обязаны завершиться удалением чер¬ной раковой опухоли измены, порожденной изначальным кретинизмом упадочного, беспросветно дегенеративного правящего класса. Тьма проникает в тех, кто ее вызвал.
Следует срочно прочитать, а затем дважды и трижды пе¬речитать необычный роман Дениса Уитли «Тоби Джагг, одержимый», только что опубликованный (Париж, 1988) «Новым издательством „Освальд"» (NeO). Размышления о черном раке в этой малоизвестной великой книге должны стать руководством для всех, кто призван к действию на опасных границах политики и метаполитики, где гниение исторического и социального декаданса менее замаскиро¬вано, менее спрятано от неподготовленных взглядов, ибо открывает бездну тьмы внешней.
Знакомство с собранной и воспроизведенной Пьером де Вильмарестом информацией о марксистском — или так называемом марксистском — проникновении, вновь и вновь возникающем в теневой области перманентного пре¬дательства — самопредательства, — и измене в недрах уже давно агонизирующего англосаксонского общества оказы¬вается — что невозможно не признать — более чем поучи¬тельным. Пользуясь случаем, я должен указать и на иные достойные труды, к которым Пьер де Вильмарест отсылает нас в своей вопиющей о ее продолжении разоблачительной работе.
Упомяну, например, среди прочего книги — «Климат из¬мены» Эндрю Батла [The Climate of Treason (London: Hodder & Stauton, 1979)], «Буревестники» Гордона Брук-Шеппарда [The Storm Petrels (New York: Ballantine Books, 1977)], «Пароль: директор» Хайнца Хёне [Kennwort: Direktor (Frankfurt: Fisher Verlag, 1970)], «Нападение» Грифа Ханса Хуйна [Der Angriff (Munich: Verly Frit 3 Molden, 1987)], «Уолл¬стрит и большевистская революция» А. Саттона [Wall Street and the Bolshevik Revolution (New York: Arlington House, 1974)], «Внедренный агент» Уильяма Худа [Mole (New York: Ballantine Books, 1982)], «Грандиозный план Эгона Бара» Уолтера Хана [The Grand Design of Egon Bahr (Orbis, 1973)], а также «Брандт и развал НАТО» Стефана Поссони, Хайнца Тиммермана и Уолтера Хана [Brandt and the Destruction of NATO (London: Foreign Affairs Publishing, 1973)].
Ужасающие примеры, приведенные в этой первокласс¬ной, содержащей личные признания литературе, посвящен¬ной разоблачению преступных оснований лишенной основ эпохи, столь поучительны, что представляются адресован¬ными совершенно конкретным и довольно важным лицам.
Но, с другой стороны, все ли так строго и безусловно в политическом анализе Пьера де Вильмареста? Например, там, где он утверждает, будто бы генерал Хайнрих Мюллер, бывший глава гестапо и, согласно источникам, подлинность которых Пьер де Вильмарест готов письменно заверить, тайный агент ГРУ, бежал после войны в Центральную, а за¬тем и Южную Америку, был похищен в 1955 году «чешской командой» и доставлен в Прагу, «где его жизнь стала зави¬сеть от результатов его работы на Москву»? Или там, где он указывает на существование, разумеется, под началом ге¬нерал-полковника С. М. Штеменко, направленной против троцкистско-космополитического заговора в недрах цент¬ральной власти Советского Союза «антисемитской» груп¬пы действия и среди ее членов называет имена маршалов Василевского, Конева, Говорова и адмиралов Кузнецова и Левченко?
Как бы то ни было, все это крайне важно, хотя оценка и интерпретация, разумеется, зависят от доктринальных уста¬новок, которые у Пьера де Вильмареста и у нас разные — мы с ним охотимся в разных лесах и с разными гончими.
Тем не менее, повторяю, когда Пьер де Вильмарест обра¬щается к разоблачению марксистского проникновения в Ве¬ликобританию и Соединенные Штаты — например, в блис¬тательной главе «Аферисты, переодевшиеся в гуманистов из Красного Креста» (внутри нее выделим узловой, разъясни¬тельный эпизод, озаглавленный «Амторг: в сердце Уолл¬стрит»), — это вызывает у нас предельное уважение, ибо мы не можем не надеяться на будущую ориентацию усилий в одном направлении и совместную работу, быть может, с использованием всех имеющихся в нашем общем распоря¬жении средств.
И последнее. Следуя за тем, что в книге Пьера де Виль¬мареста можно назвать «спектральным анализом» деятель¬ности ГРУ, я стал замечать, что он почти готов признать не¬которые национальные, традиционалистские и особые во¬енные модальности абвера, которые, впрочем, имели и имеют продолжение, ибо «высшее ремесло», «ремесло гос¬подина» обязывает.
Несомненно, что как внутренняя, так и внешняя анти¬марксистская работа абвера была и остается в своем роде незаменимой распиской: но не была ли она, говоря мифо¬логически, перелетом с одной высокогорной вершины на другую?
Пьер де Вильмарест цитирует из своего личного, нена¬званного источника «советы Литвинова Берзину и его по¬мощникам»: «Если вы знаете, кто из них внедряется в верхи британского общества, внедряйтесь вместе с ними, извлекая выгоду из их прикрытия». И нам также хорошо бы после¬довать блестящему совету специалиста высокого класса и вновь, словно по спирали, вернуться к культовой книге Де¬ниса Уитли «Тоби Джагг, одержимый». Все связано.
Лед сломан
Напомним еще раз: предпринятое нами исследование, отталкивающееся от книги Пьера де Вильмареста о ГРУ и содержащегося в ней «спектрального анализа», подчине¬но задаче, очень далекой от содержания самой книги. Мы стремимся дать определение фундаментального смысла го¬сударственных перемен в Советской России. Определение оперативное, пригодное для «прямого действия». Оно, и только оно, поможет нам принять Решение Судьбы, с пере¬довой линии которого мы должны призвать уже новую судьбу, наполненную великими метаполитическими схват¬ками. Новую судьбу, ныне определяющую видимую и неви¬димую историю СССР, а затем и грядущую глубинную ис¬торию Великого Евразийского континента.
Можно ли утверждать, что такое определение, содержа¬щее в себе страшную тайну новой судьбы и нового восста¬новления Великого Евразийского континента, уже сущест¬вует и является руководством к нашему действию? Если да, то каково оно, это контрстратегическое определение, при¬званное изменить лицо мира и самый смысл истории Евро¬пы, истории конца, нашей истории, нашей судьбы, нашей тайной миссии, выношенной в наших сновидениях траге¬дии, за которую мы боремся?
Об этом я исчерпывающим образом говорил на специ¬ально посвященном этой проблеме последнем собрании нашей «базовой геополитической группы», которая, совме¬стно с «базовой геополитической группой № 1», призвала провозгласить себя революционным контрстратегическим эпицентром великого движения за европейское и конти¬нентальное пробуждение, движения сейсмического, приве¬дение коего в действие должно обозначить метаисторический переход нашего времени во времена новой судьбы.
Так, я выделяю два главных полярных измерения еди¬ного геополитического концепта, управляющего нынешней идентичностью и становлением Великого Евразийского континента, тайну его новой судьбы.
Каковы они?
Первое: запущенному Михаилом Горбачевым, самим превратившимся в его «абсолютный концепт», внутренне¬му движению СССР и социалистического блока к измене¬ниям и самотрансформации драматически — на вершинах «маскировки» — противостоит тайный орден Красной армии и его «полярных групп» под руководством маршала Н. В. Огаркова, ушедшего на дно и с 1984 года приступив¬шего к «закрытым действиям» («сосланного в тень иерар¬хии», как говорит Пьер де Вильмарест).
Второе: сегодняшняя Западная Европа в лице Федера¬тивной Республики Германии с октября 1988 года присту¬пила к осуществлению «нового великоконтинентального проекта» в отношении СССР, вдохновленного Хансом Дитрихом Геншером и теми, кто за ним стоит. Этому проек¬ту противостоит антиевропейская позиция сегодняшней Франции, попавшей в плен к «внутреннему врагу», против которого в то же время тайно и возвышенно «сокрыто дей¬ствуют» подпольные силы «голлизма конца», обычно без¬личные и неконтролируемые.
Так или иначе, уже понятно, что визит западногерман¬ского канцлера Гельмута Коля в Москву в октябре 1988 го¬да и его доктринальные и экономические начинания име¬ют ценность «инициатического порога»: воспримет Москва западногерманские авансы или нет, является основным во¬просом больших дипломатических и политико-стратегиче¬ских дебатов среди сторонников внутреннего предназначе¬ния Великого континента, причем ясно, что в любом случае возврата назад уже не будет.
Известно, что «новый великоконтинентальный проект» Федеративной Республики Германии, озвученный в Моск¬ве в октябре 1988 года канцлером Гельмутом Колем и вдох¬новленный его министром иностранных дел Хансом Дитрихом Геншером, уже был оглашен последним в феврале 1987 года на Международном экономическом форуме в Да¬восе, в Швейцарии.
Мы приводим здесь в сильном сокращении шесть доктринальных предложений из этого проекта, которые, воз¬можно, в ближайшее время станут тезисами прямого опе¬ративного, геополитического действия.
1. Мы готовы к широчайшему экономическому сотрудниче¬ству с Советским Союзом в модернизации его экономики, разви¬тии этой огромной страны с богатейшими природными ресур¬сами, что поможет и нам в расширении занятости и экономиче¬ском росте.
2. Мы также готовы принять и сделать своей концепцию «об¬щего европейского дома», выдвинутую Михаилом Горбачевым, и установить при поддержке Советского Союза в этом доме дей¬ствительно общий очаг. Все жители дома должны жить свобод¬но, мирно, при соблюдении равенства, а разделительная стена между живущими на Востоке и Западе должна постепенно ис¬чезнуть. Следует соблюдать и уважать права человека.
3. В настоящее время экономический обмен между Западом и Востоком находится, с учетом нынешнего потенциала обеих стран, на постыдно низком уровне.
Например, в Федеративной Республике Германия, главном торговом партнере СЭВ, торговля с Востоком не превышает 4% внешнеторгового оборота.
Восточная Европа представляет собой торговый блок, обра¬щенный исключительно к самому себе.
4. Кажется, Михаил Горбачев всем этим серьезно озабочен. Он знает о необходимости экономического и технического со¬трудничества с Западом, сотрудничества предприятий на основе взаимной выгоды, а также, по крайней мере, на данный момент, о важности кредитов для модернизации его страны.
С другой стороны, огромное экономическое пространство от¬крывается также на Западе, и начало его использования может стать движущей силой мобилизации и роста мировой экономики в целом.
5. Именно Федеративная Республика Германия, если смот¬реть реалистически, может сегодня в наибольшей степени спо¬собствовать новому экономическому развитию Советского Союза в перспективе будущего, открывающегося перед всей мировой экономикой.
Также именно от Федеративной Республики Германия зави¬сит, чтобы новый путь развития Советского Союза не стал на¬правленной вовне пропагандистской кампанией. Этот новый путь следует воспринимать таким, какой он есть, и поставить на службу уже принятым или еще только принимаемым инициати¬вам, с тем чтобы прежде всего способствовать улучшению отно¬шений между Западом и Востоком.
6. Речь идет о полном с нашей стороны доверии к изменени¬ям, начатым в Советском Союзе Михаилом Горбачевым, о том, что¬бы поверить ему на слово и предложить наш капитал доверия.
Федеративная Республика Германия должна сегодня совер¬шить великий поворот на восток и, как следствие, без задержек приступить к самому смелому экономическому сотрудничеству с Советским Союзом.
Однако не следует забывать, что за три месяца до того, как канцлер Гельмут Коль привез в Москву свой проект «нового германского великоконтинентального проекта», Михаил Горбачев уже высказался в июле 1988 года в Вар¬шаве относительно принципов объединения Большой Евро¬пы на основе сближения ее Востока и Запада и предложил созвать «всеевропейский саммит» для «решительного про¬движения в сокращении обычных вооружений в Европе».

Михаил Горбачев, июль 1988, Варшава:
Нам представляется такое будущее Большой Европы, где Восток и Запад более не угрожают друг другу оружием, но, на¬против, находят беспрецедентную основу прогресса в обмене благами и результатами труда, опытом и знаниями, людьми и идеями, Большой Европы тех, кто считает себя участниками од¬ной большой судьбы, а не противниками, занятыми бесконеч¬ным противостоянием.
Тем самым, под видом отвлекающего маневра — «проек¬та широкого экономического сотрудничества» между Феде¬ративной Республикой Германия и Советским Союзом — Ханс Дитрих Геншер, по сути, от имени Западной Европы представил новый политико-дипломатический континен¬тальный проект, а Михаил Горбачев, со своей стороны, взяв инициативу в свои руки, показал, что полностью принимает германский план, хотя пока что речь идет только о принци¬пиальных очертаниях. Однако не менее очевидно и то, что часть пути уже пройдена и начался тектонический сдвиг, ка¬жется необратимый, к метаисторическому обновлению ев¬ропейской великоконтинентальной идеи.
Тем не менее, надо указать на мощные силовые поля, воз¬действующие как на Западную, так и на Восточную Евро¬пу. Они взаимно антагонистичны и формируют, точнее, переформируют реальность уже полным ходом осуществ¬ляемого проекта Великой Европы на пути обновления и возвращения к древней метаисторической идее Великого Евразийского континента. Их надо определить и вскрыть вызвавшую их и ими из-под земли управляющую «страш¬ную тайну». Только тогда станет ясен смысл происходяще¬го ныне в СССР.
В связи с этим мне представляется важным остановить¬ся на некоторых вопросах.
Горбачевская перестройка высвободила в СССР два чу¬довищных силовых поля, выход которых к открытому дей¬ствию был столь судорожным, что его представляется уже невозможным остановить. Прежде всего, я имею в виду но¬вый подъем троцкизма.
Так, внезапное пробуждение всех левацких, антиобще¬ственных и антинациональных, «антиимперских», анархо-нигилистических и омерзительно «толстовских» воспоми¬наний, сохранявшихся в сточных канавах «темного бессоз¬нательного российских народов» и ныне вышедших из этого бессознательного на свет, было искусственно поддер¬жано реабилитацией самого Льва Троцкого, а следователь¬но, и троцкизма как такового. При этом за такой реабили¬тацией стояло и официальное восстановление троцкистско-космополитической линии, с которой, следуя сталинской концепции, Советское государство, поддержанное тайным орденом Красной армии, сражалось на протяжении более чем полувека, так и не сумев — хотя выглядело все иначе — нейтрализовать ее решительно и «бесповоротно».
Началось с того, что в газете «Правда» от 9 декабря 1988 года генерал Волкогонов опубликовал статью, в кото¬рой, в частности, писал: «В годы его активной работы в партии (1917-1924) Троцкий не был врагом ни революции, ни социализма. Напротив, он был врагом Сталина. Нельзя не воздать ему должного: в отличие от многих, он не скло¬нил головы перед сталинской диктатурой». Но Волкогонов просто умственно ограниченный служака. Кто же на самом деле стоит за ним?
Ближайшим сподвижником Михаила Горбачева, кото¬рый сегодня контролирует и поддерживает — всецело и, по¬хоже, уже выходя за пределы первоначальных расчетов Михаила Горбачева, — новый политико-административ¬ный подъем троцкистско-космополитического заговора в недрах советской власти, является вызывающей все боль¬ший страх А. Н. Яковлев, бывший во время своей опалы послом СССР в Канаде, а сегодня — член Центрального Ко¬митета и Политбюро, а также заведующий в ЦК его Между¬народным отделом.
Так, в Москве А. Н. Яковлев считается бесспорным, под¬готовленным к этому еще в Оттаве, «вдохновенным изоб¬ретателем» — о том, кто его «вдохновил», будет сказано чуть ниже — диалектических перемен советского общества, получивших названия гласность и перестройка, с которы¬ми Михаил Горбачев связывает «новый курс» своей собст¬венной внутренней и внешней властной деятельности, «но¬вый курс» о котором он говорит так, будто это его личный курс и он его как прямой, так и тайный вдохновитель. На самом же деле, что бы он ни говорил, совсем другие стоят в тени, подчеркиваю, в тени, по ту сторону тайны. Они-то все и определяют.
В Оттаве А. Н. Яковлев имел возможность часто встре¬чаться с неким «старым знакомым», представлявшим под прикрытием «Чикагского общества развития ядерной про¬мышленности» внешнеполитические интересы Государства Израиль. Этим «старым знакомым», получившим к тому же инструкции от «компетентных лиц», оказался не кто иной, как Давид Гольдштюкер, некогда посол Праги в Тель-Авиве — не будем забывать, один из тайных вдохновите¬лей и мастеров так называемой Пражской весны, повер¬женной на месте как раз такими людьми, как С. М. Штеменко и Н. В. Огарков. Это были не просто встречи: Давид Гольдштюкер инструктировал Яковлева, «вводил в курс де¬ла», используя тот же канал прямой связи с тем же тайным центром, который в прежние времена через опять-таки того же Давида Гольдштюкера манипулировал планами «Пражской весны». Эта последняя и была взята за основу советского «нового курса», антинационального и троцкистско-интернационалистского, должного, по разработанной еще в Оттаве конспиративной схеме А. Н. Яковлева, всплыть по ходу горбачевской перестройки. Первоначальный доктринальный план также включал в себя восстановление неотроцкизма, правда подконтрольное, исключительно в диалектически антисталинском контексте и для опера¬тивного внешнеполитического использования. Вот почему бывший посол А. Н. Яковлев был назначен заведующим именно Международным отделом Центрального Комитета Коммунистической партии. Об этом факте ни в коем слу¬чае, как мне кажется, не следует умалчивать. Удержать конт¬роль не удалось.
В то же время есть, как мне представляется, точные све¬дения о том, что в свое время возвращению А. Н. Яковлева в высшие сферы нынешней советской власти со всей силой препятствовали специальные военные службы Федератив¬ной Республики Германии, причем это происходило как раз во время разворачивания «проекта широкого экономиче¬ского сотрудничества» Ханса Дитриха Геншера, представ¬ленного в Москве канцлером Гельмутом Колем.
Тем не менее рассматривать деятельность субверсивно-троцкистского и троцкистско-космополитического лагеря на нынешнем этапе горбачевской перестройки, ячейкой действия которого на уровне Центрального Комитета руко¬водит А. Н. Яковлев, следует не иначе как в общем контек¬сте внутреннего фронта перемен. Всякая оценка происхо¬дящего, не принимающая во внимание результирующую полноту линии перемен, закрыто центрированную самим Михаилом Горбачевым, рискует оказаться целиком оши¬бочной.
Ибо перестройка, сам ход перестройки не только вскры¬вает нарыв троцкизма, выпуская гной из абсцедирующих вокруг него тканей, но и высвобождает мощный, неостано¬вимый, иррациональный порыв русской «души-христианки», а следовательно, и связанного с ней совершенно не¬предвиденного развития. Причем первой прорвавшей пло¬тину силой беспорядочного возрождения христианства было не русское православие, а — на Украине и еще в боль¬шей степени в странах Балтии — католицизм. Неужели католицизм?
Неудержимый, открытый и приводящий в движение сотни тысяч верующих, доселе пребывавших в тени, католический взрыв в странах Балтии остается одним из самых непонятных явлений, происходящих сегодня в Советском Союзе в результате сейсмических колебаний горбачевской перестройки. Будущее всего этого кажется сегодня ирра¬ционально непредсказуемым. Для всех, кроме Иоанна Пав¬ла II и католического, апостольского, римского «противо¬течения» планетарной «истории современности», подошед¬шей к циклопическим воротам третьего тысячелетия.
«Лед сломан», — провозгласил Михаил Горбачев, ком¬ментируя итоги визита Гельмута Коля в Москву в октябре 1988 года, и не принципиальное ли это заявление, заверша¬ющее первый этап перестройки? В любом случае, похоже, она вступила в полосу окончательного становления, и нам следует, дабы это осознать, разгадать также и ее внутрен¬ний «страшный секрет», однако лишь в час его полного проявления, «когда все свершится и все завершится», когда «великий проект» тайного ордена Красной армии будет полностью осуществлен, осуществлен в истории, «страш¬ный секрет» открывается не тогда, когда этот проект был в действии, но с приходом горбачевской перестройки, непо¬стижимо ведущей историю к обновлению и, метаисторически, к началу иной истории, «истории иного». Истории конца, истории исполнения.
На данный момент этот революционный — и даже бо¬лее того, трансреволюционный — процесс остается исклю¬чительно личным сражением не просто Михаила Горбаче¬ва, а именно Михаила Горбачева как «абсолютного концеп¬та» перестройки, в его диалектическом «марш-броске на местности» к тотальной власти. Таким образом, оператив¬ная задача перестройки носит двойной характер: с одной стороны, привести Михаила Горбачева к тотальной власти и - с другой — открыть перед Советским Союзом «кори¬дор быстрого прохода» к «тотальной культурной револю¬ции», которая, пока скрывая свое имя, через великие внут¬ренние трансмутации экономических, индустриально-тех¬нологических и социальных структур, одна лишь может проложить путь к планетарному господству в уже открыва¬ющемся третьем тысячелетии, в то время как в тени тай¬ный орден Красной армии бдит, вдохновляет, замышляет, контролирует, решает и управляет, удерживает и ускоряет, верша то, что должно быть совершенно тайно.
Когда процесс онтологической трансмутации оператив¬ных внутренних структур Советского Союза завершится, тайный орден Красной армии, должный при полном свете дня стать явным, укажет на перемену смысла советской власти, а история, великая континентальная европейская история перейдет в трансисторию, и этот новый переход внезапно окажется идентичным и «страшному секрету» горбачевской перестройки, и тому, что мы, именно мы, на¬зываем новой судьбой. И это движение остановить невоз¬можно. «Лед сломан».