С журналистикой покончено, забудьте…

[НикСт]

С журналистикой покончено, забудьте…

О ДРУЗЬЯХ-­ТОВАРИЩАХ, ДРАМЕ «ИЗВЕСТИЙ» И РАСПАДЕ ПРОФЕССИИ
(Продолжение. Начало в номерах за 12—15 марта)

ГЛАВА 37. Кто вы, мистер Примаков? Славные ребята из «параллельного мира».

Анатолий Друзенко (А.Д.): Идеальным, конечно, считался вариант, когда внедренные в журналистскую среду разведчики умели еще и писать. Статьи того же Зорге были высоко профессиональными. Их до сих пор читают те, кто всерьез занимается Японией. Мы уже говорили о прекрасном стиле Хохлова, Колосов умел держать в руках перо…

Гагик Карапетян (Г.К.): А Примаков, бывший собкор «Правды» в Египте (в те же годы, когда там трудился известинец Кондрашов), вырос до премьер-­министра. Правда, он отрицает тогдашнюю свою причастность к спецслужбе.

А.Д.: Бывший коллега Примакова — собкор «Правды» в Бейруте Гейвандов вдруг появился в «Известиях» в качестве политобозревателя…

Г.К.: До семейного перехода М. в «Новые Известия» /1 (дочь занималась не столько пиаром, сколько организацией редакционных вечеринок, досугом журналистов и их детей)/ он трудился в отделе рекламы «Известий», где вместе с иными «коллегами в погонах» (бывших среди них не бывает) готовил тематические вкладки. До того как Голембиовский размежевался с КГБ, М. работал в иностранном отделе «Известий», нередко публиковал заметки о ставшей почти родной Мальте. Там в 1970-е годы он трудился корреспондентом ТАСС, находясь в номинальном подчинении моего бывшего тестя, тогда заведующего лондонским отделением агентства.

Альберт Плутник (А.П.): Меня это поражало. Я-то всегда полагал, что, если человеку приходится раздваиваться, он лишается той степени сосредоточенности, которая необходима, чтобы стать классным специалистом в своем деле.

А.Д.: Так на то их и учили. Школа!

А.П.: А, помоему, Голембиовский не ради какого-то эффекта решил освободиться от офицеров КГБ, работавших под «крышей» редакции. Да, во многих странах мира спецслужбы используют это прикрытие. Бесспорно и то, что среди сотрудников двойного подчинения немало хороших людей, способных журналистов. Но, в сущности, это не имело значения. Не это, по крайней мере, считалось первичным. Самым важным было, в каком ведомстве состояли они на службе, что это была за организация, с какой историей.

Наверное, среди спецслужб разных стран трудно найти другую, столь запятнавшую себя участием в необъявленной войне против собст­венного народа. Это на ее совести массовые репрессии, пытки, противозаконные расправы, искалеченные судьбы миллионов соотечественников. Многие годы, обладая безграничными, по сути, полномочиями, она не шпионов ловила, а объявляла «по воле партии» шпионами и диверсантами тех, кого следовало истребить.

Случайно ли, что даже Берия был объявлен, в конце концов, английским шпионом? Так что присутствие в «Известиях» сотрудников этих «органов» государственного тела, несомненно, сказывалось на репутации газеты. Вольно или невольно выходило, что каждый шаг редакция делает под присмотром растворившихся в коллективе лиц, игравших роль «недремлющего ока». Я думаю, именно желание освободиться от «пригляда» двигало Голембиовским.

Г.К.: А кто-­то из собкоров после его решения «сдался», кого-то уволили?

А.П.: Может, кого-то и уволили. Но важнее было декларировать принцип, чем осуществить его. Это была даже не бравада, а демонстрация независимости. Четвертая власть напоминала, что она — власть. И заявляла претензию на самостоятельность. Правда, если «органы» и пошли в чем­-то навстречу пожеланиям трудящихся пера и бумаги, то только потому, что «там» поняли реальный смысл подобной демонстрации.

А.Д.: Это все-­таки, скорее, был жест. Если кого-то сократили, то по экономическим причинам — корпунктов стало меньше.

А.П.: Но ведь их содержала не редакция, а спецслужбы.

А.Д.: И у спецслужб возможности изменились.

А.П.: Думаю, договаривались уже за закрытыми дверями, не афишируя.

А.Д.: Два человека — Л., оставшийся в Берлине, и Г., вернувшийся из Лиссабона, стали штатными сотрудниками редакции. Точнее — только редакции.

А.П.: Как правило, корреспонденты из «параллельного мира» были на удивление славными ребятами. Они весьма располагали к себе обаянием и дружелюбием.

А.Д.: А как иначе! Надо же установить контакт, «влюбить» в себя. Со мной на курсе учился Жора Стойлик. Его распределили в Ташкент, на радио. Год прошел, вдруг — объявляется в Москве.

Встретились. Он и объясняет. Оказывается, в Англию посылают делегацию советской молодежи. И он туда попал. Их было по одному от каждой республики. Распланировали так, чтобы от Узбекистана был молодой журналист, но — не узбек. И выпало Жоре.

Г.К.: Кончилось драмой?

А.Д.: Скорее, комедией. Возвращается он с Туманного Альбиона и рассказывает. Они там все в «угадайку» играли. Знали же, что один из них — наблюдающий, человек в штатском, не тот, за кого себя выдает. В общем, Жора вычислял. А один, говорит, парень, виноградарь из Молдавии, никаких подозрений не вызывал.

Свойский, смелый, остроумный, обаятельный. Они в этой Англии подружились. Не разлей вода. Прилетают в Москву. Стойлик просит у него молдавский телефон. Тот мнется. Потом — вполголоса: «Извини, Жора, но телефон дать не могу. Не из Молдавии я, понимаешь?» Во как!

ГЛАВА 38. «Ничего не просите — бесполезно!» Экзотические корпункты. Провидец с «Острова свободы».

Г.К.: Раз уж речь зашла об однокурсниках… Жил-был у нас очередной староста Ю. Ш., который, доучившись на радиожурналиста, распределился на иновещание. Спустя несколько лет «всплыл» начальником протокольного управления Спорткомитета СССР. Развалилась империя, и наш персонаж «засветился» в Московской городской думе. Подъехав на юбилей курса с папкой и телохранителем, не успев поздороваться, всерьез предупредил однокашников: «Ничего не просите — бесполезно!» Спустя пару лет объявился в Совете Федерации от региона, где количество избирателей меньше, чем студентов в МГУ.

Другой однокурсник лучше всех играл в волейбол и также учился на радиожурналиста, но почему-то ТАСС именно А.Е. после стажировки командировал в парижское отделение. После возвращения в Москву «наш человек во Франции» отсутствие на редких встречах однокашников объяснял тем, что специфика работы не позволяет «засвечиваться». Спустя почти четверть века появился-таки среди нас, раздавая за столом визитки помощника проректора университета (бывшая высшая партшкола), где многие в «верхушке» — генералы запаса.

А.П.: Секреты секретами, но, в принципе, журналисты в погонах работали, можно сказать, полулегально. За границей прекрасно знали: один собкор «Известий» в США — пишущий, другой — из разведки. У американцев в Москве — то же самое. Случалось, вдруг открывались экзотические корпункты, например, в Каракасе. Газете они были не нужны. А кому нужны — понятно.

А.Д.: Некоторые наши коллеги в погонах сделали большую карьеру в своем ведомстве. Помню Юру Р., работавшего собкором в Брюсселе. Когда-то мы в волейбол играли. Он потом чуть ли не генералом стал, начальником управления КГБ. Исключительно обаятельный человек. В газету мало писал, но в его «епархии» находилась штаб-квартира НАТО. Видно, неплохо получалось, если такую карьеру сделал.

А.П.: Но многие очень редко появлялись в газете.

А.Д.: Некоторые за год ста строк не набирали.

А.П.: Но это же провал! Сразу все ясно.

А.Д.: И так все ясно. У нас на Кубе работал Т. Помнишь?

А.П.: Что-то не припоминаю.

А.Д.: А он ничего и не передавал. И это — представляешь — с Острова свободы! Но, что интересно, проявил себя провидцем.

А.П.: Это как?

А.Д.: Дело происходило, кажется, в сентябре 1964-го. У нас проводилось совещание зарубежных собкоров. Мероприятие редкое — дорого их собирать по всему миру, оплачивать перелеты.

Собрались они в конференц-­зале. Нас, «внутренников», туда не допускали. А мы тогда делали обзоры газеты для радиостанции «Маяк». Это как дежурство: бежишь в цех, хватаешь полосы, пробегаешь по заголовкам и диктуешь — «О чем пишет сегодня газета «Известия». Дежурный член коллегии визировал эту бодягу.

В тот день дежурил Кудрявцев. Я составил обзор, иду к нему, а его нет. Спускаюсь в цех, и там нет. Паша Гвоздков подсказал: «Все начальство сидит на 6-м этаже. Совещаются». Я знал, что начальство не любит, когда его отвлекают. Но… без закорючки Кудрявцева обзор не возьмут, а курьер «Маяка» стоит наготове. Я — робкий в этом смысле человек, застыл в нерешительности перед дверью. Пересилил себя, открыл.

Еще успел подумать: «Лишь бы дежурный в президиуме не сидел». Повезло: Кудрявцев расположился возле двери, а в президиуме — Аджубей и другие. Захожу, пригибаясь, передаю текст. В это время выступает кто-­то, кого не знаю. Я сел, пока Кудрявцев читает, вслушался и оторопел. Это был «наш человек на Кубе», чьи заметки я никогда не читал. Он — о, ужас! — клеймил позором «ошибочный» редакционный курс Аджубея. А в редакции в это время процветал культ личности Аджубея, никто ему даже по мелочи возразить не смел. А тут — такое! Аджубей не выдержал и прервал…

А.П.: Нашего, то есть, «ихнего» корреспондента?

А.Д.: Да. И произнес характерную для него фразу, ее я много раз слышал: «Что вы тут несете? Какие ошибки? Вы можете меня не уважать как человека и профессионала, это ваше дело. Но как члена ЦК КПСС, как депутата Верховного Совета, как председателя парламентского Комитета по международным делам… Прошу относиться ко мне с уважением!» У него в последний год комплекс развился, что его­де не в должной мере уважают.

«Да, да, да…» — сказал мне скороговоркой Кудрявцев, сунул обратно листки и выставил за дверь…

А.Д.: Но товарищ с Острова свободы — каков провидец, а? Я потом долго думал: может, Т. что-­то уже знал, ну, что Аджубей «полетит» вместе с Хрущевым?

Позднее вышли воспоминания, где утверждалось: Аджубея хотели предупредить. В фильме «Серые волки» о заговоре против Хрущева кто-­то звонит ему. Когда я много лет спустя брал интервью у Рады Никитичны, дочери Хрущева и вдовы Аджубея, она подтвердила: «Да, звонили, но он не понял, кто с ним говорил».

Накануне выходили на них люди, знавшие о перевороте, пытались предупредить, но ничего не получилось. А тут за полтора месяца до, считай, переворота — «наш корреспондент»…

А.П.: …на далеком острове оказался лучше осведомлен, чем все мы, вместе взятые, работавшие в 10 минутах ходьбы от Кремля. Кстати, что удивляет… Кубу по сей день зовут «Островом свободы».

Приклеили однажды журналисты ярлык. И — повелось. Между тем свободой там никогда и не пахло. Народ от такой свободы готов вплавь пускаться через море… Но — «остров свободы»… Вот вам и сила слова, сила нашей профессии.

Г.К.: Напомню, в эпоху Хрущева — Аджубея председателем КГБ работал «железный Шурик» — Шелепин, активнейший организатор переворота. Не исключено, что и Т. заранее знал.

Анатолий Иванович вспоминал о счастливо сложившихся судьбах «наших» — не «наших» корреспондентов. Расскажу о не самой радостной. Когда возникли «Новые Известия», с нами стал работать Л., бывший собкор «Известий», продолжавший жить в Европе с семьей. «Мой» отдел время от времени давал ему задания.

Но вскоре «наш человек» стал их проваливать. Апофеоз — звонок из Москвы с просьбой написать о важном событии. Выслушав, Л., видимо, переживавший приступ «русской болезни», которой, к слову, были подвержены многие собкоры с «крышей», попросил минуточку подождать: «Я что-­то читал на эту тему — сейчас достану газеты из мусорки». Все стало ясно. После дефолта 1998-го ему перестали перечислять зарплату, вскоре и вовсе расстались.

http://www.nrs.com/news/details/usa/160 ... 81037.html

[Agentura]

У нас есть договоренность с авторами о публикации полной версии этой главы, которая называется "Коллеги в погонах", так что ждите в ближайщее время на Агентуре!