Матиас Уль, Армин Вагнер "БНД против Советской армии&qu

[Morgenstern]

Продолжение

б) Контрразведка Министерства государственной безопасности ГДР


С момента основания Министерства государственной безопасности ГДР его центральной задачей была контрразведка. Помимо служб США, Великобритании и Франции, а также Организации Гелена, оно боролось и с другими западногерманскими учреждениями и структурами, например с деятельностью Федерального министерства по общегерманским вопросам, восточными бюро западногерманских политических партий и с группировками вроде Боевой группы против бесчеловечности или Следственного комитета свободных юристов. Уже в 1953 году после слияния отвечавших за контрразведку в МГБ и в окружных управлениях Четвертых отделов и занимавшихся шпионскими действиями в Федеративной Республике Вторых отделов возник Второй главный отдел, взявший на себя борьбу с иностранными секретными службами. До 1960 года им руководил Йозеф Кифель, старый коммунист, эмигрировавший в СССР в 1931году и с 1939 по 1945 годы служивший в Красной Армии. Во времена Кифеля на счету контрразведки МГБ только между 1953 и 1956 годами было несколько крупных успехов в противостоянии Организации Гелена и американским разведслужбам.

Четыре первоначальных отдела Второго главного отдела занимались разведками трех западных союзных держав и разведкой ФРГ. В 1955 году был создан еще один отдел, боровшийся со шпионажем спецслужб других несоциалистических стран. Два отдела отвечали за связь с социалистическими странами, один из них следил за студентами из ГДР, обучавшимися в Советском Союзе. С 1955 года к задачам Второго главного отдела относилось и наблюдение за западными военными миссиями связи, а с 1956 года - радиоперехват и наблюдение за эмигрантскими организациями. Важное изменение структуры Второго главного отдела МГБ произошло в 1958 году. Четвертый отдел, обрабатывавший доселе как «немецкая линия» западногерманские спецслужбы, был разделен на два отдела. Один из них занимался только БНД, другой – только ведомствами по охране конституции. Так появился четвертый отдел Второго главного отдела, HA II/4, специализировавшийся на борьбе с БНД.

Но не только Второй главный отдел боролся с западным шпионажем. В своих сферах ответственности – к примеру, в контрразведывательном обеспечении государственного аппарата. Народного хозяйства, транспорта, в полиции и в армии – это было задачей всех служебных подразделений «Штази». как раз в пятидесятые годы Девятый главный отдел и соответствующие линии в окружных управлениях, так называемые следственные органы, получили важную задачу. «Девятая линия» стала заниматься в это время (конспиративными) расследованиями в целях уголовного преследования, причем ее сфера ответственности не была точно определена ни внутри самого МГБ ни в отношении ответственной за расследование уголовных преступлений Немецкой народной полиции. В своей расследовательной деятельности она должна была как можно быстрее предоставлять доказательства во время обысков, арестов и допросов, которые можно было бы использовать в оперативных целях. Из-за большой пропагандистской ценности особенное значение приобретали дела, связанные со шпионажем. Девятый главный отдел в МГБ в 1954 году состоял из трех отделов и до 1989 года расширился до 12 отделов и нескольких отдельных рабочих групп. За все время своего существования первый отдел Девятого главного отдела - HA IX/1 – неизменно отвечал за расследования дел, связанных с шпионажем, среди которых в семидесятых и восьмидесятых годах преобладали случаи подозрения в военном шпионаже. Кроме того, первый отдел вел и следствия по делам западногерманских нарушителей границы, а также так называемых возвращавшихся граждан, то есть сбежавших на Запад восточных немцев, решивших вернуться в ГДР.

Возведение Берлинской стены укрепило изменение стратегии в центральных служебных подразделениях МГБ, занимавшихся контрразведкой. Арест шпионов и особенно направленные на пропаганду их суровые наказания, вплоть до смертной казни, столь распространенные десятилетием раньше, уже перестали быть основной целью их деятельности. Все важнее становилось скрытное наблюдение за разоблаченными, но не арестованными западными агентами с целью выявления их связей. Таким путем МГБ могло выяснить разведывательные намерения БНД и, по меньшей мере, не на прямую контролировать действия офицеров-агентуристов БНД. Сначала Берлинская стена нанесла ущерб оперативной работе МГБ на Западе, в том числе контршпионажу против филиалов Службы в Западном Берлине. Переход границы в теперь действительно разделенном городе внезапно оказался организационной проблемой не только для обычных немцев, но и для сотрудников МГБ.

Девятая линия по-прежнему отвечала за завершающую стадию расследования, но оперативная контрразведывательная деятельность Второй линии приобретала все больший самостоятельный вес. Изменения собственной структуры, которые тут не будут рассматриваться в подробностях, после 1961 года определили дальнейшее развитие Второго главного отдела. После небольших реорганизаций в 1962 году он состоял из шести отделов, трех самостоятельных рефератов и нескольких небольших рабочих групп. Борьба с БНД вследствие улучшившихся условий после строительства Стены была еще больше усилена после временного создания особой оперативной группы. Важным обстоятельством для будущей работы оказалось также разделение «внутренней» и «внешней» контрразведки, более четко проведенное в ходе реструктуризации 1964 года. С другой стороны осуществленное за три года до возведения Стены разделение отдела на сектор, борющийся с БНД и сектор, борющийся с ведомствами по охране конституции, было признано неэффективным и отменено. Теперь HA II/4 отвечал за «внутреннюю контрразведку» против обеих западногерманских служб в ГДР, тогда как «активная контрразведка» отдела HA II/2 использовала для контрразведывательной деятельности собственных «кротов» в Федеративной Республике. В конце шестидесятых годов борьба с военным шпионажем стала особо важным моментом в работе Главного отдела. В отличие от часто изменявшейся структуры, руководство контрразведки менялось редко, с тех пор как был образован Главный отдел. Йозефа Кифеля сменил бывший солдат Вермахта Вернер Грюнерт, которого в свою очередь в 1976 году сменил Гюнтер Кратч. Кратч возглавлял контрразведку вплоть до 1989 года и дослужился до генерал-лейтенанта.

Вначале Пулах по праву больше опасался советской контрразведки, нежели МГБ. Контрразведка «Смерш» и советского МГБ была в ранней фазе Холодной войны очень эффективна в борьбе с военным и прочим шпионажем Организации Гелена. При всех успехах в защите источников это приводило к большим потерям среди агентов, карьера которых заканчивалась перед советскими военными трибуналами. Если немец арестовывался по подозрению в «военном шпионаже» или в «антисоветской деятельности», то службы МГБ ГДР и прокуратуры СОЗ/ГДР должны были передавать дело советскому МГБ. Судебные процессы и приговоры выносились по привычному для Советского Союза тех лет сценарию. Апогея советские контрразведывательные операции достигли в начале 50-х годов. С 1950 по 1953 годы (только по известным данным) в Советском Союзе были казнены 927 немцев, похороненных затем на Донском кладбище в Москве. В 1950-1955 годах было вынесено всего 1112 смертных приговоров, причем подавляющее большинство было осуждено именно за шпионаж (1061 приговор). Но максимальное количество советских смертных приговоров немцам было вынесено в 1951 и 1952 годах. Немало из этих обвинений были необоснованны, но значительное количество имело под собой реальную основу. Сталинское правосудие было в этих случаях жестоким и беспощадным. Западные спецслужбы, вербовавшие агентов для сбора сведений о боевом порядке и боевом расписании советских войск, в те годы слишком мало уделяли внимания защите своих агентов. Мотивы, по которым восточные немцы соглашались шпионить в пользу Организации Гелена и западных разведок, были весьма разнообразны и часто диаметрально противоположны. На шпионаж против Москвы толкали с одинаковой силой и пережитки национал-социалистического сознания с его антибольшевистской направленностью и демократические убеждения с презрением к жестокой сталинской системе. Но жадность и желание подзаработать, поиск родственников или желание переселиться на Запад тоже были распространенными мотивами людей, взявшихся за шпионаж против ГСОВГ.

Силу МГБ аппарат Гелена ощутил впервые на собственной шкуре в конце осени 1953 года, когда в ходе операции «Фейерверк» были арестованы многочисленные его агенты. С того времени, по словам Майера, «стало явным фронтовое противостояние между ГДР и ФРГ. И не окутанный мистической тайной советский КГБ, но Министерство госбезопасности в Восточном Берлине стало главным противником нашей разведки. Но в головы руководящих немецких политиков того времени просто не укладывалось, что за шепелявым Ульбрихтом стоит государство с чувством собственного достоинства».

Стоит упомянуть, что в своих мемуарах Райнхард Гелен практически проигнорировал первого министра госбезопасности ГДР Вильгельма Цайссера, но много места посвятил его преемнику Эрнсту Вольвеберу, под управлением которого МГБ достигло своих первых значительных успехов, ставших известных широкой публике. Но среди этих удач были не только яркие и разрекламированные приключения, вроде побега сотрудников БНД Вольфганга Хёэра и Ганса-Йоахима Гайера из Западного в Восточный Берлин, которые затем выдали МГБ множество своих агентов. Внешне незаметные и мелкие на первый взгляд операции против обычных шпионов, занимавшихся сбором сведений о войсках, давали восточногерманской разведке немалые преимущества.

Восточногерманский контрразведчик Вагнер подчеркивал, что «самым слабым звеном в цепи между агентами в ГДР и разведцентром в Пуллахе была связь. БНД постоянно старалась улучшить систему связи, сделать ее более скрытной, но Второму главному отделу все равно быстро удавалось распознать все изменения и варианты, чтобы принять соответствующие контрмеры».

Контрразведка МГБ исходила из того, что шпионы в пятидесятых годах в основном лично многократно встречались со своими «кураторами» в Западном Берлине, чтобы избегать почтовой или радиосвязи.
«Военные шпионы из отдаленных округов (Росток, Эрфурт, Дрезден), как правило пользовались «ранними поездами», чтобы отправиться на встречу в Западный Берлин. В этих же поездах ездили и сотрудники наружного наблюдения МГБ, которые вели слежку за опознанными по ряду критериев лицами или за теми, на кого им указывали работники транспортной полиции, от их станции отправления до Западного Берлина».

Возросшие успехи контрразведки МГБ и тем не менее все не уменьшавшаяся активность западных шпионских операций против ГСОВГ заставили и советскую военную контрразведку укреплять сотрудничество с восточногерманской секретной службой. Ведь «военные чекисты» Москвы были слишком перегружены контрразведывательным обеспечением своих столь многочисленных гарнизонов и военных баз на территории ГДР.


в) Сотрудничество МГБ ГДР и советской военной контрразведки


С созданием в феврале 1954 Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР, Третье управление «по контрразведывательной работе в Советской армии и Военно-морском флоте», побыв короткое время в Министерстве внутренних дел, окончательно вошло в состав КГБ. Теперь оно называлось Третьим главным управлением и ему подчинялись управления военной контрразведки в военных округах, флотах и группах войск, в армиях и флотилиях, а также особые отделы КГБ в дивизиях и бригадах. В полках и вплоть до рот за контрразведку отвечали особые оперуполномоченные. Для слежки за военнослужащими военная контрразведка создала в вооруженных силах густую сеть информаторов, которые помимо возможных шпионских связей , обязаны были сообщать и о политической благонадежности и нарушениях «социалистической морали» солдат и офицеров. Так как руководство советской секретной службы было явно недовольно предыдущими достижениями военной контрразведки, а виновные в сталинских репрессиях и массовых чистках кадры хотя бы частично требовалось заменить, то из Главного политического управления (ГПУ) вооруженных сил в военную контрразведку КГБ было направлено более полутора тысяч офицеров. Одновременно руководство КГБ уволило тех офицеров, которые были слишком «замазаны» в проведении репрессий.

Контрразведка ГСВГ в 1954 году была переименована в Управление особых отделов (УОО). Оно превратилось в самое большое по численности персонала организационное подразделение во всей советской военной контрразведке. Из бывшего третьего отдела осенью того же года был сделан отдел активного контршпионажа, организовывавший работу против разведок и вооруженных сил НАТО непосредственно в западных странах. Были реструктурированы и другие отделы. Второму отделу были переданы задачи тылового обеспечения, первый отдел занимался штабной и административной работой. Заново был создан отдел информации и анализа. Преследование подозреваемых, как и прежде, оставалось задачей следственного отдела.

Деятельность Управления особых отделов в основном концентрировалась на следующих задачах:
1. Предотвращение внедрения агентурных сетей противника в войска и на объекты Советской армии, Военно-морского флота, войска КГБ и Министерства охраны общественного порядка.
2. Идентификация и разоблачение агентов, внедрившихся в вооруженные силы.
3. Поиск империалистических агентов в вооруженных силах и в непосредственном их окружении (со сведениями об обнаруженных случаях, фактах, выяснение данных о родственниках).
4. Предотвращение случаев измены Родине со стороны отдельных военнослужащих, рабочих и служащих вооруженных сил и военных объектов.
5. Защита государственной и военной тайны, предотвращение возможной утечки секретной информации за рубеж.
(...)
9. Контрразведывательная деятельность по защите специальных и особо важных сооружений и защита транспортного сообщения.
10.Подавление враждебных устремлений врагов Советской власти и националистических сил.

При выполнении этих задач Управление особых отделов находилось под жесточайшим контролем руководящих органов КГБ и Коммунистической партии в Москве. Даже мелочи – вроде того случая, когда начальник штаба ГСВГ в качестве сувенира подарил гвардейский значок представителю одной из западных военных миссий связи – вызывали немедленное вмешательство Центра, что отражалось в донесениях, приказах, отчетах и командировках особых комиссий, что офицерами на местах частенько расценивалась как раздражающая мелочная опека.

Отделы военной контрразведки в армиях, дивизиях и бригадах должны были защищать входящие в состав этих соединений военные объекты и войска от попыток шпионажа изнутри и в максимально возможной мере обеспечивать их контрразведывательную безопасность снаружи. В сотрудничестве с МГБ они занимались также наймом на работу или увольнением восточногерманских гражданских служащих в советских военных учреждениях и объектах. Все контакты войск и учреждений ГСВГ с восточногерманским обществом тоже подвергались полному совместному контролю КГБ и МГБ. Офицеры контрразведки должны были информировать службы немецкого Министерства госбезопасности о запланированных учениях и маневрах, чтобы предотвратить возможность наблюдения за этими мероприятиями со стороны западных спецслужб. В полках, батальонах и ротах оперуполномоченные Третьего главного управления КГБ решали эти же задачи.

Хотя в феврале 1960 года Третье главное управление формально было понижено в статусе, превратившись из главного просто в Третье управление КГБ, диапазон его задач еще больше расширился. С того момента контрразведчики отвечали не только за контрразведку в вооруженных силах, включая флот, но также и за контрразведку в пограничных и внутренних войсках, а также в «Аэрофлоте». Для этого Третье управление располагало более чем одиннадцатью разными отделами, обеспечивавшими контрразведывательную работу в разных видах вооруженных сил. Например, второй отдел отвечал за сухопутные войска, третий – за ВВС, четвертый за Ракетные войска стратегического назначения, а контрразведка флота была в руках шестого отдела.

Вскоре стало абсолютно понятно, что советская военная контрразведка в ГСВГ не могла обеспечить контрразведывательную защиту всех своих многочисленных гарнизонов и военных баз в ГДР. Поэтому ей пришлось обратиться за помощью к МГБ, и аппарат Мильке не мог увернуться от этой задачи, пусть даже КГБ еще во второй половине пятидесятых годов в своих оценках утверждал, что «агентура контрразведывательных органов ГДР , внедренная в разведслужбы и подпольные организации противника все еще очень слаба и не в состоянии своевременно раскрывать вражеские планы и намерения». В середине 1963 года Мильке издал служебную инструкцию, касавшуюся деятельности, прежде всего, Второй линии и Линии F (предшественницы Третьего главного отдела, отвечавшего за радиоперехват). Внешняя защита объектов ГСВГ теперь, как и ранее внешняя защита ННА и пограничных войск ГДР теперь тоже перешла в руки Второго главного отдела и вторых отделов в окружных управлениях МГБ. Кроме того, Вторая линия должна была контролировать немецких поставщиков и предприятия, оказывающие услуги войскам ГСВГ, например, пекарни и прачечные. Сведения о шпионах, «действовавших исключительно против советских объектов» должны были передаваться советской военной контрразведке, чтобы осуществлять совместные мероприятия по противодействию таким агентам. Если подозреваемые в шпионаже не были военными или гражданскими служащими ГСВГ или гражданами ГДР, имевшими доступ на советские объекты, то есть возможными внутренними источниками противника, то МГБ в одиночку продолжало вести расследование шпионажа. Это касалось как восточных немцев, использовавшихся в качестве внешних наблюдателей за гарнизонами и объектами, то есть собиравших сведения исключительно «снаружи», так и западных немцев, западных берлинцев и прочих иностранцев. Отделу F МГБ было поручено осуществлять «борьбу с радистами империалистических секретных служб с использованием радиотехнических средств в целях их выявления, расследования и ареста». Ведущим в этом тандеме оставался, однако, Второй главный отдел, которого специалисты радиоперехвата из отдела F обязаны были информировать о добытых ими результатах. Кроме того, отдел F должен был согласовывать свои действия со спецгруппой радиоперехвата и радиоразведки ГСВГ. Такое положение с одной стороны приводило к существенной перегруженности восточногерманской контрразведки и службы радиоперехвата, так как они не могли уклониться от выполнения требований советских коллег. С другой стороны его можно было интерпретировать и как в некотором смысле доказательство завоеванной самостоятельности МГБ. Офицеры связи КГБ все еще оставались в МГБ и в его окружных управлениях. Но уже было ясно, что на смену полному контролю со стороны русских пришло сотрудничество, при котором обе стороны должны были делиться с партнерами полученной информацией, если подозреваемыми не были советские граждане. В МГБ также понимали, что передаваемый им советскими органами материал был обычно дольно беден и часто исчерпывался одной фразой : «Х является агентом американской разведки». В дополнении к служебной инструкции 3/63 в 1964 году была, наконец, расшифрована действительно неясная формулировка «контрразведывательное обеспечение немецких поставщиков и предприятий обслуживания». Теперь советская военная контрразведка обязывалась самостоятельно контролировать тех восточных немцев, которые непосредственно трудились в ГСВГ. По просьбе Третьего управления КГБ при ГСВГ «эти лица перед приемом на работу и позднее с определенными интервалами должны были подвергаться проверкам со стороны вторых отделов окружных и районных управлений». При этом МГБ особенно должно было следить за «моральным и политическим поведением этих лиц по месту жительства, а также за подозрительными связями и контактами негативного рода». Помимо Второй линии и радиоперехвата к защите ГСВГ была привлечена теперь и Восемнадцатая линия. Она должна была оберегать от шпионов все учреждения и предприятия ГДР, связанные со снабжением советских войск: специализированные министерства, строительные управления, бюро по специальной торговле и по особому строительству, ремонтные, снабженческие и обслуживающие предприятия. Граждане ГДР, занимавшиеся шпионажем против советских военных объектов, подлежали аресту и допрашивались органами МГБ, контрразведка КГБ могла официально проводить лишь оперативную разработку подозреваемых. Но в рамки сотрудничества входила и передача источников Второго главного отдела советской военной контрразведке в ГДР.

В годовом отчете КГБ за 1967 год его председатель Юрий Владимирович Андропов сообщал генеральному секретарю Коммунистической партии Леониду Ильичу Брежневу, что «военная контрразведка КГБ вместе с органами государственной безопасности ГДР разоблачила 17 агентов западных разведок, занимавшихся шпионажем против Группы советских войск в Германии». В семидесятых и восьмидесятых годах органами контрразведки арестовывались ежегодно несколько десятков лиц по подозрению в шпионаже. Но контрразведка все равно была перегружена защитой всех казарм советских войск в Восточной Германии. В середине семидесятых голов русские заявили Второму главному отделу, что им не хватает своих сил для контроля за работавшими на советских военных объектах гражданами ГДР – что согласно договоренности 1964 года только частично являлось задачей восточногерманской стороны – и попросили помощи в сборе «важных политико-оперативных сведений о внешних контактах в окружении объектов». Речь шла о примерно 35 «важных объектах». Но и МГБ ясно дало понять, что его возможности тоже не безграничны:
«На нашей территории сконцентрировано большое количество объектов и сооружений. При определении важных объектов не следует выбирать слишком много целей. Несмотря на более тесное сотрудничество в будущем, прежнее разделение сфер ответственности должно сохраниться».

В 1982 году Третье управление КГБ вернуло себе прежний статус Главного управления. Возглавляемое своим многолетним начальником генерал-полковником Николаем Душиным, оно с середины 80-х годов вступило в сложный период своего существования. Так как в самих воинских частях не было никаких настоящих шпионов – в отличие от попыток шпионажа «снаружи», борьба с которыми, впрочем, возлагалась на МГБ, особые отделы некоторых армий из карьеристских соображений стали фабриковать необоснованные обвинения против солдат и офицеров вооруженных сил. Когда этот факт был разоблачен, Душину пришлось в 1988 году уйти в отставку. Теперь советское руководство стало по-другому смотреть и на контрразведывательную работу в ГСВГ. В 1992 году российский правозащитник Лев Пономарев, руководитель следственной комиссии по делу о так называемом «августовском путче ГКЧП», на слушаниях, посвященных реформе российских спецслужб, сделал такой вывод, несомненно, преувеличенно критический:
«Неэффективность этих органов военной контрразведки ясно видна на примере особых отделов КГБ СССР при Группе советских войск в Германии. За свое 46-летнее существование в них служило около 5 тысяч офицеров. Однако, насколько мне известно, за весь этот период не был раскрыт ни один случай вербовки советского гражданина в качестве агента иностранной разведки».

Во всяком случае, само руководство военной контрразведкой в ГСВГ не было довольно своими кадрами и достигнутыми ими результатами:
«Квалификация сотрудников советской военной контрразведки часто является недостаточной, что порой приводит к осуществлению шаблонных и неизобретательных мероприятий, а также к нарушению конспирации. Превалирует тенденция преувеличивать возможности оперативно-технических мероприятий. Агентурная работа часто недооценивается».

Помимо этого, руководству Управления особых отделов было тяжело определить самые важные объекты, подлежащие контрразведывательной защите из-за размытости критериев приоритетов. Еще ему мешала несогласованность при сотрудничестве с особыми отделами других советских групп войск, дислоцированных в Восточной Европе. Но, несмотря на это советская военная контрразведка в ГДР вплоть до прекращения существования ГДР и до окончательного вывода Западной группы войск вела беспрестанную борьбу с агентами западных спецслужб на этом «невидимом фронте» Холодной войны. Ведь ей нужно было защищать от шпионов вероятного противника самую важную, самую большую и мощную группировку советских вооруженных сил и не дать им возможности собирать сведения о реальных планах и боевой мощи ГСВГ.


2. Портрет объекта разведки: от оккупационных войск к наконечнику копья – ГСОВГ и ГСВГ


К моменту немецкой капитуляции 8 мая 1945 года на территории будущей Советской оккупационной зоны находилось свыше миллиона советских военнослужащих. Большую часть их составляли солдат и офицеры Первого Белорусского и Второго Белорусского фронтов. Кроме них, там также размещались соединения Первого Украинского фронта, части НКВД и другие советские вооруженные формирования, а также две польские армии.

Уже 29 мая 1945 года Верховное командование приказало командующему Первым Белорусским фронтом маршалу Георгию Константиновичу Жукову с 10 июня 1945 года переименовать свою оперативную группировку в Группу советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ). Одновременно в состав новосозданных оккупационных войск включались и три армии Второго белорусского фронта. Таким образом, вначале эта военная группировка состояла из семи армий, двух танковых армий и нескольких отдельных корпусов, насчитывавших в общей сложности 63 стрелковые дивизии, 20 танковых бригад, 12 механизированных бригад, три кавалерийские и девять артиллерийских дивизий. В оперативном подчинении ГСОВГ находились также две дивизии 1-й армии Войска Польского и Днепровская военная флотилия. Авиацию группировки составляла 16-я Воздушная армия. В нее входило девять истребительных, три штурмовые, шесть бомбардировочных дивизий и одна дивизия ночных бомбардировщиков – всего более двух тысяч самолетов.

Начавшаяся с июля 1945 года крупномасштабная демобилизация в Красной армии, при которой увольнению в запас подлежали военнослужащие тридцати трех возрастов, распространялась и на оккупационные войска. За один год численность личного состава ГСОВГ уменьшилась более чем на половину – до пятисот тысяч человек. Маршал Василий Данилович Соколовский, новый командующий Группой, в ноябре 1946 года имел в своем распоряжении пять армий. Это были дислоцировавшаяся на севере СОЗ 3-я Ударная армия (штаб в Магдебурге), на юго-западе 8-я гвардейская армия (Веймар), на северо-востоке 2-я Гвардейская механизированная армия (Фюрстенберг) и 1-я Гвардейская механизированная армия (Дрезден), а также 16-я Воздушная армия (Ввольтерсдорф). В конце 1946 года ГСОВГ, таким образом, насчитывала пять стрелковых, семь механизированных и шесть танковых дивизий. Войска поддержки состояли из четырех артиллерийских дивизий, двух танковых бригад, пяти зенитно-артиллерийских дивизий. В 1947 году Группа лишилась двух танковых дивизий – 11-я танковая дивизия вернулась в Советский Союз, а 1-я танковая дивизия была формально распущена, но три ее полка командованием ГСОВГ были распределены по другим соединениям – по одному в 39-ю и 207-ю стрелковые и в 20-ю механизированную дивизию. Общая численность ГСОВГ снова сократилась – по оценкам американской разведки в конце 1947 года она насчитывала около 300 тысяч человек.

Хотя дислоцированные в СОЗ советские войска были значительно сокращены, и много военнослужащих и боевой техники было возвращено в СССР, боевая мощь оставшихся в Германии частей и соединений сохранялась на высочайшем уровне. Вооружение и техника распущенных частей и соединений обычно большей частью передавалась в распоряжение оставшихся в составе ГСОВГ дивизий, что способствовало улучшению комплектации и стандартизации вооружения и боевой техники войск. Если в 1945 году для советских войск в Германии все еще были типичны конные повозки и поношенная форма, то вскоре этот образ исчез бесследно. Уже в 1947 году все части ГСОВГ были полностью моторизованы. В 1944 году стрелковая дивизия располагала всего 418 машинами, а в 1947 году это количество более чем утроилось и достигло 1488. Ввиду большого количества боевой техники и вооружения ГСОВГ в целях улучшения боевой мощи войск одновременно переформировывала несколько своих стрелковых дивизий в моторизованные.

Боевые возможности стрелковых корпусов значительно возросли благодаря модернизации вооружения и изменению структур в сравнении с соединениями военного времени. В стрелковые корпуса теперь включались моторизованные дивизии и новые артиллерийские части. По взглядам советского командования стрелковые корпуса должны были быть в состоянии самостоятельно прорвать оборону противника и с высоким темпом развить наступление в глубину. Такие же задачи стояли и перед общевойсковыми армиями, состоявшими из двух стрелковых корпусов и частей усиления и поддержки. К началу 50-х годов они превратились в высокомобильные оперативные объединения, насчитывавшие больше танков и самоходных артиллерийских установок, чем танковые армии в конце Второй мировой войны.

Но главной ударной силой ГСОВГ являлись ее механизированные армии. Они были преобразованы из танковых армий. Каждая состояла из двух танковых и двух механизированных дивизий – прежних танковых и механизированных корпусов военных лет. Поставки новой техники и одновременно внедрение дивизионной структуры с дивизионными частями поддержки привели к тому, что эти соединения теперь располагали большим количеством танков, мотопехоты и артиллерии, чем прежние корпуса. Так как механизированные армии получили много полевой и зенитной артиллерии, их боевая мощь значительно превосходила мощь танковых армий времен войны. Советская военная стратегия после 1945 года главную задачу механизированных армий видела в развитии достигнутого общевойсковыми армиями тактического успеха в оперативный, а в особо благоприятных условиях – в стратегический.

Если в середине 1948 года у СССР в его оккупационной зоне было около 300 тысяч человек, то за время Берлинской блокады количество советских войск на восточногерманской территории значительно увеличилось. Между 1947 и 1948 годами из Австрии были переброшены 3-я и 4-я механизированная Гвардейская армия из состава Центральной группы войск. Они разместились соответственно к юго-востоку и к северо-востоку от Берлина. Одновременно советское командование развернуло находившиеся в Германии кадрированные части до полного состава. Благодаря этим мероприятиям в дни апогея первого Берлинского кризиса ГСОВГ получила дополнительно четыре танковые и четыре механизированные дивизии с соответствующими армейскими частями поддержки и боевого обеспечения. Крупномасштабные переброски войск из Австрии увеличили силы Группы на 95 тысяч человек, около 2450 танков, 1400 бронетранспортеров и 884 орудия и миномета. Разместив близ Берлина две дополнительные армии, русские значительно изменили соотношение сил в свою пользу, создали «угрожающий барьер», оказав этим и мощное психологическое давление на западные державы.

Но так как Сталин все же не рискнул помешать силой воздушному мосту союзников и, очевидно, не собирался начинать из-за Берлина новую войну, его политика устрашения не принесла результатов. 12 мая 1949 года он снял блокаду Западного Берлина, согласившись тем самым с проигрышем «первой большой битвы» Холодной войны. Немного позже Нью-йоркское соглашение и Заключительное коммюнике Парижской конференции четырех держав-победительниц окончательно закрепили присутствие западных союзников в Берлине и тем самым – status quo ante, т.е. прежнее положение. Создание Федеративной Республики Германии и позднее Германской Демократической Республики не оказало на военные задачи ГСОВГ непосредственного влияния. Провозглашение первого рабоче-крестьянского государства на немецкой земле никак не изменило ни статус оккупационных войск, ни прежних условий их размещения. ГСОВГ, даже не сменив своего имени, как и прежде, служила важным силовым инструментом СССР для обеспечения его положения в ГДР и в Европе.

Начавшаяся в июне 1950 года Корейская война способствовала тому, что США и их союзники стали проявлять военную активность не только в Азии, но начали готовиться к возможному вооруженному конфликту и в Европе. Западную Европу следовало защищать на максимально удаленных к востоку рубежах. А это означало, что нужно было усилить размещенные в Германии американские войска. Только в 1951 году американцы перебросили из США в ФРГ три пехотные и одну бронетанковую дивизии. Но если недавно образованный блок НАТО действительно хотел бы остановить возможное советское наступление не западнее Рейна, то по расчетам Объединенного комитета начальников штабов США для этого только в Центральной Европе потребовались бы не менее 54 дивизий. А к концу 1951 года между Северным морем и Альпами размещалось всего 20 боеготовых дивизий, так что об обороне на Рейне нечего было и думать.

Усилия Запада по укреплению своего военного присутствия в Германии вызывали ответную реакцию Советов в виде еще большего усиления военного потенциала СССР в контролируемой им Восточной Европе. Это коснулось и ГСОВГ. Но так как в ГДР и так было очень много советских войск, то личный состав нельзя было увеличивать до бесконечности. Вместо этого требовалось улучшить состояние дислоцированных в Германии частей в качественном отношении. Авиация ГСОВГ сменила поршневые самолеты на реактивные машины и впервые стала массово использовать радиолокаторы. Одновременно все-таки из СССР в Германию были направлены дополнительные воинские контингенты, так что в начале 1951 года численность войск там возросла с 500до 600 тысяч солдат офицеров. Их официальной задачей была «надежная стража на западной границе социалистического лагеря» для «вооруженной защиты немецкого рабоче-крестьянского государства от внешних врагов».

В середине июня 1953 года в Восточной Германии возникло спонтанное движение народа против диктатуры СЕПГ. Восточногерманские коммунисты смогли спасти свою власть только потому, что Москва направила на подавление народных выступлений войска из состава ГСОВГ, когда распад режима Ульбрихта был уже близок. После 17 июня 1953 года ввиду мощного усиления репрессивного аппарата ГДР «полицейская функция» ГСОВГ снова отошла на задний план. Войска вернулись в свои военные городки и на полигоны. Несмотря на то, что в своей декларации от 25 марта 1954 гола советское правительство объявило о своем полном признании суверенитета ГДР, ГСОВГ по-прежнему оставалась государством в государстве. Ничего не изменилось и со сменой ее названия на Группу советских войск в Германии (ГСВГ). Вхождение ГДР в 1955 году в Варшавский договор и подписание межгосударственного договора между СССР и ГДР тоже никак не изменило статуса ГСВГ. Лишь в марте 1957 года советское руководство решило подписать с ГДР соглашение о размещении войск. Но и этот формальный юридический шаг на практике ничего, по сути, не изменил. Главное командование ГСВГ было согласно пойти лишь на самые незначительные изменения прежнего положения.

Когда в середине пятидесятых голов обозначились некоторые признаки разрядки в Холодной войне, советское руководство летом 1955 года решило сократить свою армию на 340 тысяч человек. Это сокращение коснулось и ГСВГ. В течение года из ГДР в СССР были выведены и расформированы штабы и управления четырех все еще существовавших доселе в ГДР стрелковых корпусов из состава 3-й Ударной и 8-й Гвардейской армий. Затем были выведены два полка тяжелых самоходных артиллерийских установок и другие части. До лета 1956 года ГДР покинули в общей сложности около 7500 человек. Но вывод этих частей никак не ослабил боевую мощь советских войск, размещенных в ГДР, о чем четко сказано в послании министра обороны СССР маршала Жукова ЦК КПСС: «Чтобы избежать ослабления артиллерии Группы войск на базе корпусной артиллерии и зенитно-артиллерийских частей четырех расформировываемых корпусов были созданы две дивизии армейской и одна дивизия зенитной артиллерии».

Весной 1956 года советское руководство провело следующее сокращение вооруженных сил. 17 марта 1956 года Совет министров СССР приказал уволить из армии еще 420 тысяч человек. Так как к этому моменту в армии было 120 тысяч вакантных должностей, реальное сокращение охватывало триста тысяч человек. Чтобы добиться этого, Никита Сергеевич Хрущев на засевании Политбюро 1 марта 1956 года предложил «вывести из Германии от четырех до пяти советских дивизий». Но так как это в глазах военных и сторонников жесткой линии в партии слишком ослабило бы боевую мощь ГСВГ, Президиум ЦК КПСС решил вывести из ГДР в Советский Союз только 26 тысяч солдат. Выведены были самоходный артиллерийский полк 3-й Ударной армии и 200-я штурмовая авиадивизия из Бранденбурга и еще несколько частей ВВС.

В настоящее время нельзя сказать с уверенностью, не планировал ли Хрущев в дни Венгерского кризиса даже полностью вывести советские войска из ГДР. Его министр обороны маршал Жуков, во всяком случае, резко возражал против этой идеи и сумел убедить Хрущева в том, что положение ГСВГ нельзя сравнивать с положением советских войск в Венгрии, Румынии или Польше. Это подтвердило и особую роль советских войск в Германии и роль ГДР как младшего партнера Советов. ГСВГ играла слишком важную роль в качестве основного советского бастиона на Западе, что подчеркивал и преемник Жукова на посту министра обороны СССР маршал Родион Яковлевич Малиновский, говоря о том, что она «оказывает влияние на наших противников». Она стала незаменимой составной частью военной политики СССР.

В то же время дальнейшая относительная разрядка международной обстановки, продлившаяся, впрочем, лишь до начал второго Берлинского кризиса, а также создание собственных восточногерманских вооруженных сил в лице Национальной народной армии ГДР позволяли советскому руководству снова сократить свои войска в ГДР. Для обеспечения сокращения личного состава ГСВГ на 41700 человек, Генеральный штаб приказал вывести из ГДР до лета 1958 года две дивизии. Чтобы высвободить требующиеся для сокращения войск кадры, кроме того, семь зенитно-артиллерийских дивизий и две артиллерийские дивизии, непосредственно подчинявшиеся главнокомандованию ГСВГ, были преобразованы в бригады.

Сокращение войск повлекло за собой различные изменения организационной структуры, направленные на то чтобы при уменьшении численности личного состава избежать ослабления боевой мощи войск. С одной стороны в конце 195 7 года была введена новая структура в сухопутных войсках. Все прежние стрелковые и механизированные дивизии ГСВГ были преобразованы в мотострелковые дивизии. Эти соединения значительно превосходили своих предшественников в гибкости и маневренности, что было существенно для новой военной стратегии СССР, готовившегося к ведению атомной войны. Изменилась и структура прежних механизированных объединений. 1- и 2-я гвардейские механизированные армии превратились в 1-ю и 2-ю танковые армии, 3-я и 4-я Гвардейские механизированные армии – в 18-ю и 20-ю общевойсковые армии. Эти оба объединения по-прежнему фактически оставались танковыми армиями, но в целях сохранения тайны и дезинформации противника, а также, чтобы лишний раз не пугать Запад, они получили более безобидно звучащее наименование «общевойсковая армия».


Танковые армии всегда считались основной ударной силой советских вооруженных сил. В рассматриваемое нами время они состояли из трех танковых и одной мотострелковой дивизий. Согласно взглядам советского генералитета танковые армии обладали большой ударной мощью, высокой маневренностью и способны были действовать в условиях применения ядерного оружия. После первых ядерных ударов по противнику они должны были мощными клиньями прорваться в оперативную глубину вражеских войск, прорвать его фронт и лишить НАТО возможности оперативного сопротивления. Со средним темпом наступления в 100 км в сутки танковые армии ГСВГ должны были наносить глубокие и мощные удары по оборонительной системе НАТО. Их целью было как можно быстрей достичь побережья Атлантики, чтобы не дать возможности американцам перебросить подкрепления в Европу. Если танковым армиям предстояло действовать на всю оперативную глубину, то общевойсковым армиям, по взглядам советских генералов, намечались цели на глубину до 400 км. Но и у них суточный темп наступления составлял бы не менее 100 км. Общевойсковые армии состояли из трех мотострелковых и одной танковой дивизий. Этих сил было достаточно для самостоятельного уничтожения больших концентраций войск противника и, по словам маршала Малиновского, «сметать все со своего пути, что мешает их продвижению вперед».

В соответствии с этой стратегией советское военное руководство укрепляло наступательный потенциал размещавшихся в ГДР советских войск. Помимо изменения организационной структуры двенадцати мотострелковых дивизий две механизированные дивизии были переформированы в танковые. Для этого была использована большая часть техники, оставшейся от выведенных в 1956 году в СССР частей и соединений. Так как эти новосозданные танковые дивизии входили в состав 3-й Ударной и 8-1 Гвардейской армии, эти объединения смогли быть переформированы в общевойсковые армии и тоже вполне «вписались» в советскую военную доктрину. В то же время в каждую из двух размещенных в ГДР советских танковых армий входило по одной так называемой тяжелой танковой дивизии. Их задачей был прорыв фронтальной обороны НАТО между Эльбой и Рейном в самых основных точках, открывая возможности дальнейшего развития прорыва для других дивизий. Для этих целей новый тип дивизии включал в себя до трех тяжелых танковых полков, вооруженных тяжелыми танками ИС-3, ИС-4 и Т-10. Толщина брони этих танков достигала 200 мм, основным вооружением была мощная 122-мм пушка. Из-за этого советские военные считали, что эти танки значительно превосходили танки западных стран того времени. Кроме того, советское военное руководство времен министра обороны маршала Жукова полностью полагалось на опробованный в годы Второй мировой войны метод массированной концентрации войск и техники на главных направлениях, с созданием такого превосходства в силах, которое сломило бы сопротивление любого противника. Нужно заметить, что такую концепцию в те годы вряд ли можно было назвать передовой, поскольку ядерное оружие за короткое время могло смести с лица земли целые дивизии.

С середины 50-х годов советское военное руководство приступило к новой модернизации вооружения и боевой техники своих войск в ГДР. Танки времен войныТ-34 были заменены современными образцами Т-54 Т-55. Новые колесные бронетранспортеры БТР-40 и БТР-152 и гусеничные бронетранспортеры БТР-50 с самого своего появления стали стандартным типом вооружения в мотострелковых частях. Модернизировалась и авиация. Она получала всепогодные перехватчики Як-25 и МиГ-19, а также реактивные бомбардировщики Ил-28. Ил-28 могли нести тактические атомные бомбы. Таким образом, ГСВГ впервые получила в свое распоряжение ядерное оружие. Одновременно 24-я воздушная армия получила вертолеты Ми-1 и Ми-4. Новые средства связи улучшали управление войсками, артиллерийские части и части ПВО получали новые орудия, с большей точностью и дальностью стрельбы. На вооружение поступали новые минометы и реактивные системы залпового огня. Обновлялся автомобильный парк, что улучшало тыловое снабжение.

Эти изменения структуры и модернизации с конца войны до начала семидесятых годов – времени, с которого соответствующие досье с отчетами о ситуации, сделанные БНД, доступны в Федеральном архиве в Кобленце – значительно изменили облик и задачи советских войск в СОЗ/ГДР. Из в некоторой степени недостаточно хорошо вооруженных и малоподвижных оккупационных войск они превратились в мощную, высокомобильную, явно нацеленную на наступление группировку, занимавшую ключевое положение в системе защиты советских интересов в сфере безопасности и в военной сфере в Западной Европе. ГСВГ должна была не только, как прежняя ГСОВГ, защищать советские интересы в ГДР и коммунистическое правление СЕПГ в Восточной Германии. Одновременно она стала мощным инструментом давления на НАТО, прежде всего, на ФРГ. Военная разведка американской армии в Европе в конце 1959 года так описывала военный потенциал ГСВГ:

«Кульминация недавней реорганизации в ГСВГ привела к значительному росту ее наступательного потенциала, поскольку Советы, осуществив «моторизацию» своих стрелковых дивизий, располагают теперь мощными мобильными бронированными силами для эффективного использования в условиях современной войны. Армейское и дивизионное звено были подвергнуты структурным изменениям, выразившимся стандартизацией подразделений, механизацией и модернизацией их вооружения и техники. В результате этих перемен ГСВГ из отсталой, плохо обеспеченной транспортом группировки превратилась в мобильную, обильно насыщенную бронетехникой силу, в которой все элементы – пехота – танки – артиллерия способны к быстрому передвижению и согласованному четкому взаимодействию».

В глазах военного руководства в Москве ГСВГ была самой мощной группировкой, которая служила «бронированным кулаком» советской армии на одном из самых важных стратегических направлений, или, как выразился министр обороны маршал Малиновский в 1961 году на партийной конференции ГСВГ: «Если опасность возникновения новой войны заставит нас взяться за оружие, то ее (ГСВГ) сможет остановить только Ла-Манш, да и то лишь временно». Потому необходимость для западных разведок, и прежде всего БНД, внимательно следить за этой огромной военной машиной, разместившейся на границе двух противостоящих друг другу военно-политических блоков, была очевидна.

[Morgenstern]

3. Объем, методы и ограничения военного шпионажа БНД


а) Организация Гелена и восстание 17 июня 1953 года в Берлине


Постоянное наблюдение за мощной и готовой к наступлению Группой советских войск в Германии было в жизненных интересах западного союза. Если западные союзники шпионили за советскими гарнизонами с воздуха, используя для этого полеты своих самолетов тремя воздушными коридорами, а с августа 1960 года к этому добавилось и наблюдение со спутников, то Организация Гелена (с 1956 года - уже Федеральная разведывательная служба) не располагала подобными средствами оптической разведки. Вместо этого немецкая внешняя разведка полагалась на радиоперехват и, самое главное, на своих агентов, количество которых, как минимум до 1961 года, было почти безграничным. После того, как агентурная разведка Пуллаха в полной мере оправдала свое существование во время первого Берлинского кризиса 1948/1949 годов, в начале лета 1953 года аппарату Гелена пришлось выдержать второй экзамен на эффективность. Во время подавления советскими оккупационными войсками народного восстания 17 июня 1953 года содержащиеся в донесениях агентов Гелена факты оказались даже единственной основой для обобщающих отчетов.

Первое боевое использование Группы советских войск в Германии произошло не против воображаемого внешнего врага, а как раз против тех рабочих и крестьян, для защиты которых официально и были размещены советские войска в ГДР. В середине июня 1953 года широкие массы восточногерманского населения спонтанно выступили против диктатуры СЕПГ. Она смогла спасти свою власть только потому, что Москва решительно и беспощадно использовала свои оккупационные войска, как только стало видно, что военный и полицейский аппарат, а также органы госбезопасности ГДР совершенно не могут справиться с народным возмущением, и крах режима Ульбрихта был уже близок. Уполномоченный МГБ СССР в Германии Иван Фадейкин сообщал 17 июня 1953 года Лаврентию Берия: «Верховным комиссаром тов. Семеновым с согласия тов. Гротеволя, Ульбрихта и других членов Политбюро ЦК СЕПГ было принято решение передать власть командованию советских вооруженных сил».

Советские войска подавили восстание, прежде всего массовым запугиванием. С утра 17 июня 1953 года все 22 дивизии ГСОВГ по приказу командующего генерала (в будущем маршала) Андрея Антоновича Гречко и в соответствии с заранее разработанным на такой случай планом были использованы для борьбы с восстанием. В ГДР в то время было 217 городских и сельских районов. В 167 из них советские военные коменданты ввели чрезвычайное положение. Только в Берлин 2-я Гвардейская механизированная армия ввела свои 1-ю и 14-ю механизированную и 12-ю танковую дивизии, насчитывавшие в общей сложности свыше 600 танков. Если использование войск в Восточном Берлине и предусмотренное планом блокирование его от западной части города прошло без особых трудностей, то в других местах ГДР войска действовали не с такой легкостью. Из-за того, что ГСОВГ до 1953 года перевела значительную часть гарнизонов из городов и больших деревень в военные городки в сельской местности, а также, потому что многочисленные воинские контингенты находились на летних учениях, ей потребовалось значительно больше времени (до позднего вечера 17 июня), пока советские войска смогли провести мероприятия по запугиванию восточногерманского населения во всей своей мощи. Если тактика угроз не срабатывала, то солдатам порой приходилось использовать против демонстрантов ручное огнестрельное оружие и танки. Организация Гелена так обобщила полученные ею от агентов сведения:

«Операция представляла собой зачистку главных улиц с использованием двигавшихся клином танковых подразделений, за которыми следовала мотопехота, оттеснявшая население в боковые переулки. Важные строения и перекрестки дорог охранялись как танками, так и установленными на позициях 76-мм полевыми пушками и 57-мм противотанковыми пушками. Вблизи всех мест расквартирования советских войск были дополнительно установлены 12,7-мм зенитные пулеметы. Кормовые вентиляционные люки танков часто были прикрыты брезентом, вероятно, для защиты от возможного использования зажигательных средств или горящих обломков. По наблюдениям в районе Потсдама все советские семьи после сигнала тревоги были собраны в казармы – иногда слишком быстро. В общем и целом советские части произвели впечатление дисциплинированных и хорошо обученных войск».

По данным советских спецслужб в Магдебурге советским войсками пришлось вести перестрелку с восставшими, в которой было убито или ранено свыше 50 человек. В Лейпциге в ходе разгона демонстраций в руки советских военнослужащих попали «шесть активных зачинщиков», которые были расстреляны на месте. Всего по советским данным в ходе июньского восстания были убиты 29 демонстрантов, казнены шесть вышеупомянутых «зачинщиков», еще 35 человек были ранены. Потери органов безопасности ГДР составляли 11 погибших и 83 раненых. По самым последним немецким данным точно подтвержден факт смерти 55 человек, из них 34 демонстранта, прохожих и «зеваки», а также 5 сотрудников аппарата госбезопасности ГДР.

Для Орг и ее агентов в ГДР 17 июня 1953 года стало экзаменом, который, как и все прочие кризисы , выявил сильные и слабые стороны Службы. Прежде всего, можно с уверенностью заявить, что службе Гелена заранее было известно о том, что социально-экономическая ситуация в ГДР постоянно обостряется. Уже в середине 1952 года топ-источник V-3000, один из 15 человек, разрабатывавших народнохозяйственный план на 1953 год, сообщил в Пуллах, «что этот план приведет к огромным трудностям и является совершенно невыполнимым». В средине апреля 1953 года пришли первые сообщения о забастовках в районе Мансфельда и в Хеннигсдорфе. Эти сведения передал один местный наблюдатель за тамошними военными объектами, у которого, судя по всему, было политическое чутье. А 10 июня 1953 года Гелен упустил большую удачу. За два дня до того новый субагент – источник под номером V-8126,11 – по всей вероятности чиновник в министерстве металлургии и горнорудной промышленности – сообщил своему «куратору»-агентуристу: «8 июня Политбюро СЕПГ приняло решение сократить строительство и развитие предприятий металлургии и тяжелого машиностроения. Вместо этого увеличить производство товаров народного потребления. Цель этого – максимально быстрое улучшение уровня жизни в СОЗ. План на 1953-1955 годы должен быть изменен и представлен Политбюро до 10 июня».
Хотя ответственный за сбор сведений об экономике сотрудник генерального представительства БНД в Дармштадте (GV-H), которое вело агента, случайно пребывавшего в Берлине, настаивал на том, чтобы передать это важное сообщение в Центр не курьером, а немедленно по радио, эта информация застряла там в инстанциях. Отдел экономического анализа в Висбадене посчитал сообщение важным, но не стал передать его дальше, так как источник был новый. Он еще не получил оценки и его информация еще не была подтверждена. Вследствие этой задержки Бонну пришлось узнать о «новом курсе» из газет.

Но в любом случае Пуллах и на основе данных из других источников быстро понял, что для разведывательных операций в ГДР появляются совсем новые возможности. Ведь все возрастающая беспомощность руководства СЕПГ открывала, как отмечала Орг в своем внутреннем анализе, «идеальные возможности для задействования собственного разведывательного аппарата». Тем не менее, сначала Организация Гелена действовала по привычке, из-за чего последующие события в Берлине и в ГДР оказались для Службы сюрпризом.

16 июня около8 часов вечера, уже после того, как Баварское радио передало в выпуске новостей соответствующую информацию, в Пуллах поступили первые донесения о демонстрациях в Восточном Берлине. Но так как за четыре часа до того последние радиограммы этого дня не содержали ничего подобного, а рабочий день закончился, то на службе большинства работников уже не было, и необходимые решения были перенесены на следующий день. Из-за этого разведчикам на местах пришлось полагаться на собственные силы. Лишь во второй половине дня 17 июня Орг постепенно «разогрелась». Но, несмотря на все усилия, сообщения из ГДР были редки и малосодержательны. Главной причиной этого было, скорее всего, блокирование Восточного Берлина, отрезанного советскими войсками от западной части города. Из-за этого 18 июня американцы жаловались на Организацию Гелена: «Где были ваши сообщения? Мы ведь инвестировали так много денег». После этого Гелен 19 июня в полдень принял решение активировать агентурную радиосеть, задуманную на случай войны, в которую входили тогда 23 источника, проходящие в досье Службы как „Afu´s“ (агенты-радисты).

Только почти через неделю Служба получила первые письменные донесения от источников. В аналитическом отделе был создан специальный рабочий штаб «Восстание». В основном его стоит благодарить за то, что до своего роспуска 5 июля 1953 года ему удалось составить мозаику из отдельных агентурных сообщений и тем самым выработать задним числом «выводы и оценки возможных намерений».

То, что на первый взгляд кажется разочаровывающим, выглядит иначе при детальном рассмотрении. 17 июня было с самого начала спонтанным событием, оказавшимся неожиданностью также и для вождей СЕПГ и для Москвы. Шансы любой секретной службы заранее предсказать стихийные демонстрации равнялись нулю. Тем не менее, Пуллаху удалось с 17 июня по 5 июля 1953 года мобилизовать для сбора информации не менее 548 источников в ГДР, составивших в общей сложности 1288 донесений. За тот же период времени Служба Гелена для быстрой передачи важных сообщений около 100 часов осуществляла радиосвязь между Западным Берлином и ФРГ. В ГДР 17 агентов-радистов отослали в свои центры 41 радиограмму и получили от них 23 радиограммы с новыми инструкциями. Только аналитики, занимавшиеся сухопутными войсками, обработали 320 полученных из ГДР агентурных сообщений.

Этот широкий информационный поток виден при рассмотрении данных, содержащихся в картотеке наблюдений за местами дислокации войск на 17 июня 1953 года. Конечно, одновременно следует сделать и вывод, что в архивах БНД должны храниться и большие обобщающие отчеты о событиях в ГДР, которые картотека наблюдений передает лишь в маленьких отрывках. Только доклад В-17598 содержит информацию от трех агентов, сообщавших из Альтенбурга, Эрфурта, Йены, Веймара и Нойруппина. Другие донесения сообщали обычно сведения лишь о каком-то одном определенном гарнизоне. К примеру, агент V-3456 информировал: «16.6.53 в Гёрлице штурмовали тюрьму, финансовое управление и районный комитет СЕПГ. Субагент сообщал, что 17 и 18 июня около 100 танков проследовали через Мускау в направлении Ниски и Гёрлица со стороны Котбуса». Так как в карточках наблюдений содержатся почти исключительно важные с военной точки зрения сведения, например, донесения об использовании воинских частей, перемещениях войск, направлении подкреплений и т.д., то действия советских войск при подавлении восстания задокументированы тут очень точно и подробно. Так как к приоритетным заданиям информаторов Организации Гелена относилась, среди прочего, идентификация использованных воинских частей, иногда им удавалось распознать участвовавшие в подавлении народных выступлений войска вплоть до батальонного звена и узнать их номера:

«24 и 26 июня 1953 года в Старом лагере было только около 700 человек с нарукавными знаками различия танковых войск и артиллерии, а также со знаками с перекрещенными балками и с похожими на лопатки треугольниками на обоих нижних концах. До 23 июня солдаты носили каски, с 24 июня – уже нет. 26 июня 20 замаскированных минометов (калибром 12 см), на прицепе к грузовикам, находились между зданиями 7, 36 и 84. 24 июня между двумя зданиями 2 ракетные установки М-13 под тентом. Номера автомобилей: 1-я мех. див., 1382-й зенитно-арт., 294-й гаубичный полк, 41-й дивизион реактивной арт.».

В общей сложности объем собранных агентами сведений, документирующих использование советских войск для подавления народных выступлений 17 июня 1953 года, поражает. Орг надеялась использованием многочисленных наблюдателей на местах восполнить нехватку топ-агентов на высоких должностях в ГДР или прерванную связь с ними. По внутриведомственной оценке в Организации Гелена, агента в политической области в определенной мере заменяла «центральная картина из камешков информационной мозаики, собранных разведчиками во всех сферах». Это удавалось лишь с некоторой задержкой, объяснимой в первую очередь трудностями со связью – первые сообщения с агентурных встреч и от курьеров из ГДР о событиях 17 июня достигли Центра лишь 21 июня. Письма с тайнописью пришли еще днем позже – большей частью. Потому было признано необходимым, особенно в связи с возможностью блокирования Западного Берлина, в те годы главного узла агентурной связи и основной базы для ведения любой разведывательной работы против ГДР и размещенных там советских войск, обязательно создать независимую надежную сеть агентов-радистов. Каждый важный источник в министерствах и в дирекциях государственной железной дороги потому должен был быть связан с такой агентурной радиосетью. Но эта система связи была чрезвычайно опасной, что показывает пример двух агентов, которые во время восстания работали на американскую разведку в ГДР и были задержаны советской военной контрразведкой при передаче ими шпионских донесений.

17 июня преподало много важных уроков на будущее. Впоследствии Организация Гелена и ее правопреемница БНД, начиная с 1953 года, тщательно готовилась к угрозе, которая становилась все более явной – невозможности в будущем для агента встречаться со своим оперативным офицеров в Западном Берлине, что было тогда самым важным видом агентурной связи.
Одновременно перед Службой встала проблема, связанная с тем, что она слишком сильно сконцентрировалась на добыче военных сведений и пренебрегала сбором информации в политической области.

«Только важный политический источник может принести пользу в такой ситуации, так как «обычный потребитель» (обыватель), каковыми являются большинство наших топ-агентов за пределами сфер их специализации, не может собирать сведения и оценивать их, так как при процессах, вроде нынешних, он не может заглянуть за кулисы. Политический высокопоставленный источник уже потому необходим, что анонимное пребывание западноберлинских оперативных офицеров-групповодов и сложности с курьерской связью делают весьма сложным сосредоточение всех сил в момент слишком быстрого развития событий. Как только, создавая из отдельных камешков мозаику, мы успеваем собрать полную картину, как она уже потеряла всякую актуальность».

В общем и целом западногерманская разведка по горячим следам вынуждена была признать, что хорошо скоординированное и очевидно проходящее по заранее разработанному плану использование советских войск не оставляло движению протеста 17 июня 1953 года никаких шансов перерасти из массовых выражений недовольства в настоящее политическое восстание.


б) Цели разведывательных действий Пуллаха


Благодаря помощи многочисленных агентов Организация Гелена была способна следить за местами дислокации войск ГСОВГ и ГСВГ на всей территории ГДР. Начиная с 1951 года эти ее действия легко и подробно можно проследить, воспользовавшись картотекой наблюдений за местами дислокаций. Несмотря на потери и неудачи, особенно в середине пятидесятых годов, Службе вплоть до возведения Берлинской стены с достаточным успехом удавалось действовать от Ростока до Зуля и от Мюльхаузена до Франкфурта-на-Одере. Из американских документов известно, что в середине пятидесятых годов Пуллах располагал за Железным занавесом и в самом Советском Союзе более чем четырьмя тысячами агентов. В центре разведывательных интересов западногерманской спецслужбы, прежде всего, находились места дислокации войсковых контингентов, начиная с полкового звена и выше. Столь же важным было наблюдение за путями сообщения, в пятидесятых годах особенно за железной дорогой – «безошибочным барометром передвижений советских войск» и за военными транспортами как индикаторами возможного нападения войск ГСОВГ и ГСВГ. Рекогносцировка таких объектов инфраструктуры позволяла наблюдателям и аналитикам с военным опытом своевременно распознать переход от мирного к военному боевому расписанию войск противника. Наконец, Пуллах собирал все документы, которые только мог заполучить, содержащие данные о боевом потенциале Восточного блока:
«официальное иди полуофициальное получение опубликованных материалов о психологических аспектах армий Варшавского договора, особенно ННА и ГСВГ, уставов, инструкций, справочников различных родов войск и командных уровней, публикаций и материалов об ядерном, биологическом и химическом оружии».

Слежка за Главнокомандованием ГСОВГ и ГСВГ в Вюнсдорфе и за штабами шести входивших в нее армий оказалось очень сложной из-за контрразведывательных мероприятий советских и восточногерманских секретных служб. Тем не менее, во время строительства Берлинской стены агентам БНД удалось получить важные сведения из штаба Группы в Вюнсдорфе:
«15.8.61. По приказу маршала (Ивана Степановича) Конева подготовлены следующие мероприятия: 1. Усиление советских войск путем переброски 8 дивизий из Белоруссии и Украины. 2. Создание мобильного боевого соединения из частей ННА общей численностью 50 тысяч человек. 3. Подготовка вооружения к зимней кампании во всех советских гарнизонах в СОЗ».

Но те девять картотек, которые содержат карточки о наблюдении за Вюнсдорфом, свидетельствуют, что постоянное и глубокое агентурное наблюдение за этим важным объектом все же не удалось. как видно из нижеприведенной таблицы, то же самое можно сказать и о штабах всех армий ГСВГ в ГДР, за исключением штаба в Эберсвальде.

Наблюдение БНД за штабами армий ГСВГ в 1951-1975 годах

Номер объекта Место дислокации Объект Армия Количество карточек Период времени
1306 Дрезден Гренадерская казарма 1-я Гвардейская танковая армия 8 1951-1962
2086 Фюрстенберг Закрытая зона Рёблин-Зее 2-я Гвардейская танковая армия 8 1951-1964
5281 Магдебург Казарма Энке 3-я Ударная армия 14 1951-1975
3207 Ютербог Форст Цинна 3-я Гвардейская танковая армия/18-я армия 15 1952-1972
4342 Эберсвальде Стрелковая казарма 4-я Гвардейская танковая армия/20-я армия 27 1951-1972
8401 Нора Флигерхорст 8-я Гвардейская армия 12 1951-1965

Уже спустя короткое время после постройки Берлинской стены пришлось отказаться от наблюдения за половиной армейских штабов. Причиной был сравнительно небольшой размер командно-штабных структур главнокомандования Группы и штабов армий, что позволяло органам военной контрразведки КГБ и контрразведчикам МГБ сравнительно легко обеспечивать их защиту. Кроме того, весь немецкий персонал, занятый на какой-либо работе в таких штабах, подвергался особенно строгим проверкам.

Но дивизионные штабы ГСВГ нельзя было так эффективно защитить от наблюдений со стороны вражеских разведчиков. Для этого у советской военной контрразведки и у органов МГБ, которым, к тому же, приходилось постоянно следить за разъезжавшими по всей ГДР сотрудниками военных миссий связи западных держав, просто не хватало сил.

Наблюдение БНД за штабами дивизий ГСВГ в 1951-1976 годах

Номер объекта Место дислокации Объект Дивизия Количество карточек Период времени
8421 Ордруф Армейский лагерь 39-я гв.мсд 5 1951-1971
2226 Нойштрелиц Закрытая зона Гламбеккер Зее 9-я гв.тд 5 1951-1967
1303 Дрезден Напола 11-я гв.тд 7 1951-1970
3083 Котбус Казарма Герман Лёнс 9-я мд/82-я мсд (выведена 1958) 7 1951-1959
5181 Хиллерслебен Казарма Вестаусганг 19-я гв. мд/26-я гв.тд/47-я гв.тд 8 1951-1975
3581 Виттенберг Казарма Тауэнцин 6-я гв.тд 10 1951-1973
5583 Штендаль Казарма Альбрехт дер Бэр 207-я мсд 10 1951-1969
2202 Нойруппин Гарнизонный лазарет 12-я гв.тд 10 1951-1970
8383 Наумбург Казарма Гинденбург 57-я гв.мсд 13 1951-1965
2289 Потсдам Казарма Делиус 34-я артд 19 1951-1970
1801 Риза Казарма Мудра 9-я тд 21 1951-1968
1401 Гримма Нагема 8-я гв.мсд 21 1952-1967
5342 Перлеберг Аэродром 18-я мсд 22 1951-1971
5544 Шверин Казарма Фритч 94-я мсд 26 1952-1972
2234 Нойштрелиц Закрытая зона Герхард-Гауптман-штрассе 9-я гв.тд 26 1951-1973
4502 Фюрстенвальде Казарма инженерных войск 7-я мд/11-я мсд (выведена 1958) 26 1951-1964
4823 Темплин Казарма Фогельзанг 25-я тд 37 1951-1970
8201 Галле Казарма войск связи ВВС 21-я гв.мсд 341 1951-1972
3401 Дессау Казарма Росслау 7-я гв.тд 42 1951-1971
8221 Йена Казарма Цвэтцен 20-я гв.мсд 53 1951-1975
2061 Дёбериц Старый лагерь 1-я мсд 61 1951-1976
4241 Бернау Казарма войск связи ВВС 6-я гв.мсд 100 1951-1973
2161 Крампниц Кавалерийс-кая школа 10-я тд 103 1951-1974

(Пояснения. БНД часто называло объекты их старыми названиями, принятыми в Вермахте, или по именам расквартированных там прежде частей Вермахта. Сокращения: гв. – гвардейская, мсд – мотострелковая дивизия, мд – механизированная дивизия, тд – танковая дивизия, артд – артиллерийская дивизия.)

Как следует из таблицы, возведение Стены уменьшило общую «добычу» наблюдателей за гарнизонами, но действительно сильный ущерб оно причинило наблюдению лишь за 57-й гвардейской мотострелковой дивизией (штаб в Наумбурге). Наблюдение за ней было совсем прекращено в 1965 году. У 16 из 21 оставшихся дивизий информационный поток, хотя и уменьшился, но продолжал надежно поступать вплоть до начала 70-х годов.

Военный шпионаж БНД не упускал из виду и размещенные в ГДР бригады сухопутных войск ГСВГ. В основном это были артиллерийские и инженерные бригады. Всего было 21 место дислокации штабов бригад, и на 15 из них было заведено по десять и больше карточек, что свидетельствует о постоянстве наблюдения, на 7 штабов было заведено больше чем по 20 карточек, что означало интенсивность шпионажа. Из шести оставшихся гарнизонов четыре были распущены в ходе сокращения войск в пятидесятых годах, а сами объекты частично передавались ГДР.

Наблюдение БНД за штабами бригад ГСВГ в 1951-1976 годах

Номер объекта Место дислокации Объект Бригада Количество карточек Период времени
5001 Альтенграбов Северный лагерь/южная часть 3-я гв. ИПТбр/3-я Ударная армия 1 1951-1952
5001 Альтенграбов Северный лагерь 44-я пушечная артбр/3-я Ударная армия 2 1951-1954
2141 Гросс-Глинике Казарма танкистов 133-я отдельная инжбр 4 1951-1963
5482 Росток Казарма Путлиц 5-я ИПТбр 5 1951-1958
8443 Плауэн Казарма Кёниг Георг 87-я пушечная артбр (в 1955 вернулась в СССР, городок передан ННА) 5 1951-1960
2341 Прора Казарма 13-я ИПТбр (выведена 1956) 6 1952-1956
3381 Куммерсдорф Казарма железнодорожных инженеров 199-я артбр/3-я Гвардейская армия 11 1951-1955
8321 Мерзебург Казарма зенитной артиллерии 76-я артбр 12 1951-1970
3441 Куммерсдорф Казарма Шумке-Зее 19-я инжбр 13 1951-1955
4762 Рюдерсдорф Казарма Ракетная бр 13 1951-1970
2292 Потсдам Казарма Людендорф 148-я артбр 14 1951-1969
3561 Вердер Аэродром 304-я артбр 16 1956-1974
8002 Альтенбург Казарма пехотинцев 38-я ИПТбр/8-я Гвардейская армия 16 1951-1970
8001 Альтенбург Казарма артиллеристов 43-я артбр/8-я Гвардейская армия 19 1951-1974
5286 Магдебург Казарма связистов 7-я понтонно-мостовая бр (позднее 36-й понтонный полк) 21 1951-1975
5287 Магдебург Казарма Сект 7-я понтонно-мостовая бр (позднее 36-й понтонный полк) 27 1951-1974
5443 Ратенов Лесная казарма 1 10-я пушечная артбр 37 1951-1973
2002 Бранденбург Казарма зенитной артиллерии 3я гв. ИПТбр 38 1951-1971
5442 Ратенов Лесная казарма 2
Казарма саперов
18-я гаубичная артбр 40 1951-1976
2001 Бранденбург Казарма генерального фельдцейх-
мейстера 18-я гаубичная артбр 50 1951-1972
4244 Бернау Склад военного обмунидиро-вания 71-я артбр/20-я Гвардейская армия 89 1951-1972

(артбр - артиллерийская бригада, ИПТбр – истребительно-противотанковая артиллерийская бригада)

Но самым важным для военной разведки БНД было слежение за местами дислокации полков ГСВГ. В общей сложности агенты вели наблюдение за 162 гарнизонами сухопутных войск, в которых размещались 215 советских танковых, мотострелковых, артиллерийских, инженерных частей, частей войск связи и ПВО сухопутных войск. Лишь на 20 таких гарнизонов заведено меньше шести карточек, причем из четырех военных городков русские ушли до 1958 года. На 62 гарнизона военные аналитики БНД завели по 20 карточек и больше, за 18 гарнизонами следили еще тщательнее – по 40 карточек и больше. «Чемпионами» можно признать размещенные в бывшей кавалерийской школе в Крампнице 219-й зенитно-артиллерийский и 29-й мотострелковый полки, на которые в 1951-1974 было заведено в общей сложности 102 карточки т.н. общих наблюдений.

Такое интенсивное наблюдение за «скелетом» войсковой структуры ГСВГ позволяло Федеральной разведывательной службе создать целостную и подробную картину численности, дислокации, вооружения и состояния советских войск в ГДР. Изменения в субординации, поступление нового оружия и техник, а также реструктуризация быстро и точно подмечались многочисленными агентами и сведения об этом передавались в соответствующие аналитические отделы. Из этого потока информации Пулах извлекал нужные сведения для составления квалифицированных и содержательные доклады для боннских политиков. Содержащимися в них знаниям обладали далеко не все даже высокопоставленные советские офицеры. Это доказывают отчеты о военной ситуации в форме окончательных разведывательных данных (finished intelligence) БНД. Например, аналитики Службы в 1960 году отметили уже упоминавшееся выше создание двух тяжелых танковых дивизий в ГСВГ, а также ускоренное вооружение Группы оперативными и тактическими ядерными ракетами. Интенсивность летной подготовки и даже время, выделяемое на полеты - 120 летных часов на каждого летчика в год не прошли мимо внимания пуллахских аналитиков. Годовой отчет о военной ситуации за 1962 год, в подробностях и на высоком разведывательном уровне описывающий вооруженные силы доказывает, что постройка Берлинской стены не перекрыла этот информационный поток.

Но наблюдение за местами дислокации было важным не только для составления такого рода отчетов. В моменты кризисов они поставляли также информацию о передвижениях войск новом вооружении или о крупномасштабных маневрах, которые становились теми самыми камешками в мозаике актуальных отчетов о ситуации, которые дополнялись сведениями из других источников и превращались в важные недельные или месячные отчеты. Как минимум, однажды наблюдателям за местами дислокации удалось добиться впечатляющего успеха. В 1958-1959 годах они собрали полную информацию о первом в истории размещении вне территории СССР советских ракет средней дальности типа SS-3 „Shyster“. Аналитики в Пуллахе оценили эту информацию как настолько важную, что в апреле 1959 года БНД передала ее американским секретным службам.

Когда на смену кульминации кризиса приходил его спад, наблюдатели БНД сообщали в Центр и о признаках разрядки. Примером может служить следующее агентурное донесение, датированное концом ноября 1962 года, лишь через несколько часов после того, как Москва отменила состояние полной боевой готовности для своих войск, вызванное Карибским кризисом: «22.11.62, 17.30-17.55, отдельно или маленькими группами выходящие с объекта солдаты и офицеры, производят впечатление довольных людей, видимо, это первые их увольнительные с начала Карибского кризиса».


в) В рутинной круговерти – наблюдатели на местах


В пятидесятых годах Организация Гелена и Федеральная разведывательная службы добилась ряда успехов в вербовке граждан ГДР, которые потом вызвали общественный резонанс. При этом лишь в очень редких случаях речь шла о высокопоставленных функционерах. Особенно известным был случай Германа Кастнера (1886-1957), бывшего недолгое время сопредседателем Либерально-демократической партии Германии и заместителем премьер-министра Отто Гротеволя. Кастнер, проходивший в Организации Гелена под агентурным псевдонимом «Хельвиг», уже с 1948 года шпионил на ЦРУ, а с начала 50-х - также и на Пуллах, причем до сих пор нельзя сказать с уверенностью, не служил ли он при этом еще и Советам. Старшая секретарша Гротеволя Хелене «Элли» Барчатис (1912-1955) тоже была завербована Организацией Гелена не позднее 1952 года и до своего ареста и казни в 1955 году выполняла задания Пуллаха. Кстати, в отличие от Кастнера, ее вполне можно назвать типичным примером агента БНД: занимала такое положение в центре, которое позволяло ей узнавать многое из-за кулис восточногерманской политики, но не обладала никакой самостоятельной политической значимостью, и как обычная служащая не игравшая важной роли и не привлекавшая к себе большого внимания в государственной администрации. Точно по такой же схеме и ЦРУ с 1955 по 1966 годы курировало небольшую агентурную группу из двух женщин, работавших в качестве технического персонала в здании ЦК СЕПГ на площади Вердершер Маркт в Восточном Берлине. Положение Вальтера Грамша на различных руководящих должностях в транспортных учреждениях Восточного Берлина можно назвать средним между Кастнером и Барчатис. Грамш (1897-?) был возможно самым ценным источником в ранний период истории западногерманской разведки. Примерно такое же положение занимал и Гюнтер Кифер (1911-1966), начальник отдела в Центральном статистическом управлении при Совете министров ГДР. Он шпионил для БНД с начала пятидесятых годов до своего ареста в 1962 году.

Но заполучить подобных топ-агентов в военной области было намного труднее. Правда, нельзя сказать, что это было совсем невозможно, и это доказывает ЦРУ, внедрившее в 50-х годах женшину-агента в качестве экономки к руководителю военной разведки ННА. Кстати, ранее та же женщина служила у Евгения Петровича Питовранова, резидента МГБ/КГБ в Карлсхорсте, и, разумеется, шпионила за ним. Перебежчиков из ННА, впрочем, всегда хватало, в том числе из самых секретных сфер, и они много рассказывали о внутренней жизни восточногерманских вооруженных сил. Дезертиры из ГСВГ тоже сообщали много интересного.

Но у наблюдения за военными объектами на местах была одна важная задача, которую не смогли бы самостоятельно решать отдельные топ-агенты. С одной стороны оно служило составлению полной картины общего стратегического положения. Но особенно в кризисные моменты Холодной войны главной целью слежения за военными объектами было раннее предупреждение о возможной угрозе военного нападения. Таким образом, наблюдение за военными объектами означало массированную разведку и массированный анализ в максимально быстром режиме времени, с быстрой передачей полученных сведений. Большое количество советских военных объектов в ГДР, столь же значительное количество восточногерманских гарнизонов и дополнительная необходимость ведения наблюдения за автомобильным и железнодорожным движением и за перемещениями войск означали необходимость задействования тысяч наблюдателей, которые вплоть до постройки Стены шпионили «извне» за казармами ГСОВГ и ГСВГ. Другим направлением разведывательной работы было приобретение внутренних агентов в советских казармах, причем БНД в первую очередь уделяла внимание вербовке не советских офицеров и солдат, а граждан ГДР. На долгое или на короткое время пребывавших на советских военных объектах: машинисток, телефонисток, переводчиков, ремесленников, кочегаров, уборщиц, работников прачечных, поставщиков топлива и провизии. Эта проблема сохраняла свою остроту для Второго главного отдела МГБ и после постройки Стены, так как именно восточногерманская сторона отвечала за контрразведывательное обеспечение инфраструктуры используемых русскими объектов. Пусть количество попыток вербовки уменьшилось ввиду ухудшения условий после закрытия границы, однако потенциальные кандидаты на вербовку из числа восточных немцев по-прежнему посещали казармы ГСВГ.

В 1960-х годах Федеральная разведывательная служба использовала для агентурной вербовки граждан ГДР в некотором смысле новую тактику. Вопреки распространенному среди широкой публики представлению, ни МГБ, ни БНД не делали свою ставку на шпионские сети, объединявшие большое количество агентов и курьеров, ибо такие разветвленные структуры не могли обеспечить нужной скрытности уже из-за большого числа связанных с ними людей. Вместо этого Пуллах попытался вербовать так называемые шпионские ячейки. С их помощью БНД хотела по принципу снежного кома заполучать новых информаторов, которые в наилучшем случае были бы связаны друг с другом семейными узами. В таком случае гарантировалась скрытность, к тому же агенту легче было бы завербовать своего родственника, нежели человека со стороны. В идеальном варианте в такой семейной шпионской ячейке один из членов был западным немцем, который в ходе своих поездок на Восток регулярно собирал бы и доставлял информацию. Восточногерманская разведка тоже полагалась на «тандемы» из супружеских пар – в качестве как резидентов-«нелегалов», так и курьеров.

Очевидно, такой подход принес западногерманской спецслужбе некоторый успех. Ведь не зря масштаб всех попыток шпионажа в общей сложности был расценен органами контрразведки МГБ ГДР так высоко, что в начале 60-х годов там уже заговорили даже о «тотальном шпионаже». Из-за мощного военного потенциала ГСВГ (и постоянно возраставшей силы ННА) советские войска в Германии обоснованно рассматривались как ударный клин первого наступательного эшелона Варшавского договора, потому и следить за ними нужно было по возможности повсеместно, непрерывно и очень внимательно. Ежедневный сбор сведений о боевом порядке и боевом расписании войск, т.н. «order-of-battle-intelligence», для самих агентов-наблюдателей выглядел обычной рутиной, ничем не примечательной, которая, тем не менее, в случае их разоблачения грозила весьма строгими наказаниями. Единичный внешний источник или даже внутренний источник из числа восточногерманского технического персонала, наблюдая за своим крохотным кусочком всей гигантской военной машины Советов, только в редких случаях – например, в упомянутом случае с увольнительными для солдат в ноябре 1962 года – мог сообщить сенсационную информацию, имеющую большое самостоятельное значение. И только благодаря труду аналитиков БНД собранные множеством информаторов кусочки головоломки приводились в единую систему. Как писал в своих мемуарах Хайнц Фельфе: «Из многочисленных цветных камешков получалась красивая картина». Анализ результатов военной разведки от сырого донесения агента до окончательных выводов („finished intelligence“) всегда был тщательным, требующим большого внимания и скрупулезности делом, хотя, конечно, во много раз менее опасным, чем сама добыча информации. Подсчитывать танки, пушки и самолеты, идентифицировать погоны и нашивки военнослужащих, подгладывать за учениями и, основываясь на солидных военных знаниях, делать выводы о структуре, боеготовности и общем военном потенциале ГСОВГ и ГСВГ, равно как и других армий Варшавского договора – вот что было повседневным занятием военных аналитиков.

Давайте рассмотрим примеры двух «мозаичных камешков» из 1950-х и 1960-х годов, чтобы узнать, что, как, и в каком объеме узнавали наблюдатели на местах для составления своих донесений. Для этого анализа выберем места дислокации Бернау и Веймар, бранденбургский и тюрингский окружные города, с населением в те годы примерно 13 тысячи 65 тысяч человек соответственно. Бернау, городок в примерно двадцати километрах к северо-востоку от Берлина, из-за своей близости к этому центру шпионских операций обладал хорошими предпосылками для установления удобной связи агентов с действовавшими в Западном Берлине связниками и быстрой передаче собранных сведений. Веймар, с другой стороны, был очень интересен потому, что вблизи него размещался штаб и некоторые части 8-й Гвардейской армии, которая считалась самой мощной.

В Бернау Федеральная разведывательная службы помимо наблюдения за перемещениями войск и маневрами следила за 18 военными объектами: казармами, позициями зенитной артиллерии, военными городками и другими сооружениями. При рассмотрении разведывательных результатов общих наблюдений с 1951 по 1961 год получится следующая схема. Много и часто сообщалось о передвижениях войск. БНД обучала своих агентов с помощью наглядных таблиц, рисунков или образцов наносившихся на машины тактических знаков, чтобы те могли определять типы вооружения и боевой техники. Из таких сообщений аналитики БНД делали выводы о виде, размере, роде войск и пр. передвигавшихся частей. Для получения сведений о военно-техническом прогрессе в войсках, аналитики интересовались также детальными описаниями образцов вооружения и техники:
«15.5.1957 года источник заметил на объекте у ангаров 4 и 16а и 16б 12 бронемашин нового типа, экипажи нескольких из них занимались их техническим обслуживанием. Описание: база как у Т-34 с 5 ребристыми катками. На базе бронированная надстройка в форме ящика, немного сужающегося кверху. В середине надстройки справа круглая башня, лишь немного выдающаяся вверх и в сторону».

Помимо казарм, следили и за другими военными сооружениями:
«На дороге в Лобеталь, севернее объекта, стоят 4 мачты из проволочной сетки и 4 мачты из дерева, соединенные между собой (антенны). Кроме того, на одной из металлических мачт установлено два СВЧ-рефлектора.
На одной вилле в объекте Ладебург живет генерал, а в других домах офицеры его штаба».

Не только инфраструктура и материальная часть вызывали интерес, но и советские солдаты. Прежде всего, изменения в обычном внешнем виде войск. Идентификация советских офицеров по фамилиям тоже была важна. Наконец, интересовали и все события, и даже предположения, связанные с советскими военными. «14.5.53. По слухам склад военного обмундирования II уже в этом году должен снова расширяться для нужд оккупационной армии». «17.9.1954 один генерал посетил клубный зал (новостройка), бывшее здание финансового управления, тут же приказал остановить все строительные работы из-за возможности обвала. Строительные работы на подобных новостройках в Фюрстенвальде и в Эберсвальде тоже были немедленно остановлены».

Если большинству объектов в Бернау были посвящены только немногочисленные наблюдения, то за бывшей казармой войск связи ВВС, складом военного обмундирования/I и бывшим питомником почтовых глубей СС велась очень интенсивная слежка. На сотне заполненных мелким почерком карточек Пуллах регистрировал донесения о казарме войск связи ВВС с октября 1951 по апрель 1973 года. Согласно обзору мест дислокаций советских войск в Восточной Германии, который вела БНД под названием «Справочник о войсках противника», в этой казарме размещались: штаб 6-й гвардейской механизированной дивизии (с 1957 года – 6-й гвардейской мотострелковой дивизии), 35-й гвардейский механизированный полк, гаубичный артдивизион, гвардейский инженерно-саперный батальон, учебный танковый батальон, гвардейский дивизион реактивной артиллерии и гвардейский батальон связи. Донесения о происходящем в казарме поступали примерно один раз в неделю, среди них было много сообщений о заполненности объекта людьми, сделанных явно по виду. «12-23.11.1956. Объект теперь кажется переполненным, потому что построенная для казармы насосная станция больше не справляется с канализацией объекта, так что фекальные воды заполняют кюветы вдоль шоссе». «20.2.1958 один трубочист рассказывал, что он, получая плату за выполненную работу по очистке дымоходов, каждый раз должен предоставить в знак подтверждения восемь подписей (из восьми различных мест расквартирования), потому можно предположить, что на объекте размещаются восемь подразделений». Что касается количества сообщений, то октябрь 1959 года можно назвать типичным примером: в этом месяце, не отличавшимся значительно ни в большую, ни в меньшую сторону от других, БНД получила о казарме войск связи ВВС семь донесений от четырех разных агентов.

Как изменилась ситуация с поступлением сообщений в 1961 году, когда постройка Берлинской стены создала во втором полугодии совсем другие условия для агентурной связи, нежели в первом? Учитывая повторы (шпионы со своими сообщениями не придерживались ни начала, ни конца месяца), с января по июль выходило от пяти до восьми донесений в месяц, только июнь несколько выделяется. Но уже через несколько месяцев после августовского закрытия границы - в ноябре и декабре - снова были достигнуты июньские показатели.

Количество поступивших отчетов из Бернау/казарма войск связи ВВС за январь-декабрь 1961 года

Месяц Количество отчетов
Январь 5
Февраль 7
Март 7
Апрель 8
Май 8
Июнь 13
Июль 6
Август 10
Сентябрь 6
Октябрь 7
Ноябрь 12
Декабрь 13
Всего (с повторами) 93


Удивительное постоянство поступления информаций, к концу года даже возрастание, что можно было бы объяснить лишь тем, что агенты БНД заранее получили инструкции о новых каналах связи на случай невозможности личных встреч, при более подробном рассмотрении, однако, выглядит иначе. До 13 августа 1961 года (дня постройки Стены) все сообщения кроме одного (опрос беженца) исходили от собственных источников в ГДР, затем до конца года поступили еще 34 донесения от источников БНД, но еще восемь или девять пришли уже от союзных спецслужб, четыре от американской армии и одно – снова опрос беженца. Это смещение, правда, еще не означало полного провала. Это видно в сравнении с поступлением донесений за 1960 год. За год, предшествовавший году постройки Стены, БНД получила 105 донесений о казарме войск связи ВВС, из которых 101 сообщение было послано собственными источниками. В 1961 году аналитики БНД получили 93 донесения, из них 45 после 13 августа. Из общего числа донесений 79 были присланы собственными источниками, 11 были от союзных служб и от американской армии, три – опросы беженцев. Очевидно, что и в «огражденной» ГДР собственные связи БНД продолжали работу. После 13 августа до конца 1961 года семь разных наблюдателей по-прежнему информировали западногерманскую разведку о наблюдениях за казармой войск связи ВВС. Информация, приходящая от союзных спецслужб не принималась на веру и вначале вовсе не заменяла собственную агентурную сеть. Однако постепенно начало происходить разрушение агентурных связей БНД. Из 95 сообщений за 1962 год, только две трети (62) были от всего шести собственных источников, одна треть (33) от союзников. После этого общее количество поступавших от всех источников сообщений сначала резко уменьшилось наполовину, а с 1965 года вовсе начало катастрофически падать.

Количество поступивших отчетов из Бернау/казарма войск связи ВВС в 1962-1973 годах

Год Количество отчетов
1962 95
1963 44
1964 49
1965 4
1966 1
1967 0
1968 3
1969 4
1970 8
1971 17
1972 7
1973 4

С весны 1963 года в карточках отсутствует отметка о том, что сведения поступили от собственного источника БНД, но встречаются указания о сообщениях иного происхождения. Потому уже невозможно точно определить количество военных шпионов и объем донесений, поступавших от отдельных агентов Пуллаха. ИЗ 49 сообщений за 1964 год 25 получены от «Нарцисса», то есть, от французской разведки, два – от англичан, десять – от беженцев. Но девять сообщений все-таки исходили от сети БНД. Все четыре сообщения 1965 года пришли от «Нарцисса», как и единственное сообщение за весь 1966 года. Это означало катастрофически резкое падение не только частоты поступления, но и объема, точности и качества донесений – об отчетах уже не приходилось и говорить. Единственное донесение за 1966 год звучит удивительно кратко: «7/66. На объекте есть авторемонтная мастерская /гарнизона 6-й гв мсд». В 1968 и 1969 годах снова появилось по одному собственному агентурному сообщению, в 1969 году, кроме того, еще три донесения после опроса беженцев. Но этот круг лиц не был подготовлен к опросам, в большинстве своем не акцентировал внимания на военных вопросах и, собственно, и не обучался никогда разведке боевого порядка и боевого расписания, „order-of-battle intelligence“. Увеличение числа донесений в 1970 и 1971 годах произошло не благодаря вербовке новых наблюдателей на местах, а только благодаря поступлению информации от союзных спецслужб, получивших ее от своих военных миссий связи, а также от опросов беженцев. Три источника БНД с 1972 по 1973 год получили от аналитиков самую низкую оценку достоверности „F 6“, что было связано, очевидно, с тем, что это были новые агенты и их сообщения с трудом поддавались проверке. Из всего этого можно сделать вывод, что в середине 1960-х годов Федеральная разведывательная службы лишилась собственных источников информации о казарме войск связи ВВС в Бернау.

В Веймаре наблюдение осуществлялось в общей сложности за 17 советскими объектами среди них несколько казарм, позиции ракет и зенитной артиллерии, госпиталь, клуб и даже школа для советских детей, причем гражданские сооружения не представляли для БНД большого интереса, и потому о них поступало существенно меньше донесений. В Веймаре помимо штаба входившей в 8-ю Гвардейскую армию 13-й зенитно-артиллерийской дивизии и 1173-го зенитно-артиллерийского полка, дислоцировались также 91-й полк связи, 65-й гвардейский механизированный полк, 581-й гвардейский полк реактивной артиллерии, а также три батальона (связи, инженерный, транспортный) и центральный госпиталь 8-й Гвардейской армии. БНД вела в общей сложности 69 карточек о наблюдениях за этим местом дислокации. Штаб армии располагался на авиабазе Нора за пределами самого Веймара, потому карточки наблюдений за ним подлежали отдельной регистрации.

Наблюдение за бывшей казармой Танненберг в Веймаре было не таким интенсивным, как в случае с казармой войск связи ВВС. Для этого было, вероятно, несколько причин: в казарме в Бернау среди прочих частей находился и штаб важной в военном отношении мотострелковой дивизии. А главное, Бернау был намного ближе к Берлину, что создавало замечательные возможности для агентурной связи, которых не было в Веймаре. То же самое можно сказать и о важном месте дислокации Нора, сведения о котором хоть и поступали к аналитикам БНД с постоянством, однако, они заняли всего 12 карточек. Еще больше затруднял деятельность наблюдателей тот факт, что в казарме размещался сборно-пересыльный пункт армии.
«11-21.11.1957. Как и в предыдущем, так и в этом году казарма Танненберг служит местом для приема и размещения демобилизованных солдат, прибывших сюда из других военных городов армии, собранных тут для дальнейшей отправки домой. Дать обзор ситуации в настоящий момент невозможно. Объект сейчас похож на муравейник».

Отчеты о месте дислокации Веймар начинаются с общих наблюдений и с наблюдения за казармой Танненберг в октябре 1951 года. В сравнении с Бернау этот объект тоже представлял интерес для разведки, но донесений о нем поступало значительно меньше.


Количество поступивших отчетов из Веймара /казарма Танненберг в 1951-1964 годах

Год Количество отчетов
1951 (с октября) 7
1952 24
1953 40
1954 32
1955 35
1956 16
1957 27
1958 10
1959 11
1960 10
1961 11
1962 6
1963 1
1964 2

Значительное уменьшение объема поступающих разведданных произошло в Веймаре еще до постройки Берлинской стены. По сравнению с четырехлетним периодом 1952-1955 годов объем направленных в БНД донесений за четыре года (1958-1961) уменьшился на две трети. Самое раннее донесение 1958 года охватывало лишь период с 27 марта по 12 апреля этого года. За июнь и июль было сделано лишь одно донесение сборного характера. Тем самым наблюдение за веймарской казармой Танненберг – в отличие от шпионажа против казармы войск связи в Бернау – может, по меньшей мере, считаться признаком начавшегося в 1958 году кризиса в работе БНД, о чем пишут в литературе, и что особенно выразилось в деятельности БНД в ГДР.

Появление Берлинской стены нанесло агентурному наблюдению в Веймаре значительно больший ущерб, чем в случае с Бернау. Например, агент V-4549 до июля 1961 года четыре раза сообщал о происходящем на объекте, затем он замолк до мая 1962 года. Из пяти сообщений БНД за 1962 год, опиравшихся на источники, одно исходило от американцев, а четыре – от упомянутого агента. Донесение этого источника за 29 июля 1962 года было последней конкретной информацией о казарме Танненберг до начала 70-х годов, начиная с которых заканчиваются доступные на сегодня карточки из картотеки наблюдений БНД за местами дислокации. Параллельно со сведениями о казарме Танненберг агент V-4549 сообщал и о казарме Лютцендорф, тоже в Веймаре. Но и здесь донесения от него перестали поступать в БНД в первой половине февраля 1962 года. Связь с источником V-4549 очевидно не прерывалась, что вначале можно предположить исходя из долгого перерыва вплоть до возобновления составления отчетов о казарме Танненберг. Уже 27 октября 1961 года этот шпион БНД сообщал о казарме зенитной артиллерии в Веймаре. Но то ли установление связи было слишком осложнено, что часто происходило из-за радикально изменившихся 13 августа 1961 года обстоятельств, то ли информатор уже не мог передвигаться так свободно, как прежде, и следить за военными объектами с прежней регулярностью, что можно предположить в случае с агентом V-4549.

В случае с казармой Лютцендорф поступление донесенйи тоже прервалось в 1961 году. Четыре сообщения за этот год поступили уже не от агентов-наблюдателей БНД, а одно – от союзной спецслужбы «Астра» (англичане), одно от советского дезертира и два от так называемых чувствительных источников, в том числе один из них принадлежал к ННА. Но донесений о казарме зенитной артиллерии приходило все же довольно мало: всего 21 сообщение зарегистрировано с 1962 по 1970 годы, двенадцать из них – от собственных источников, четыре – от союзных разведок, четыре – составлены на основании опросов беженцев, одно от «чувствительного» источника. Это не было полной потерей, как в случае с казармами Танненберг и Лютцендорф, но положение, в общем, было схожим. Ведь, как и в случае с Бернау, для ведения наблюдения за дислокациями всех советских воинских частей в Восточной Германии самым главным была частота отправляемых донесений, их актуальность, объем и широта географического охвата, без чего слежка за действиями советских военных не могла играть своей роли индикатора раннего предупреждения о подготовке возможного нападения Востока на Запад.

Пусть даже опытный базис подробно рассмотренных здесь примеров Бернау и Веймара довольно узок, достаточно лишь одного взгляда на обширную, сложную в использовании картотеку БНД, чтобы понять, что если бы мы и расширили количество рассматриваемых мест дислокации, это не изменило бы существенным образом сделанные нами выводы. Федеральной разведывательной службе после 1961 года пришлось научиться опираться на использование в качестве военных шпионов уже не восточных, а западных немцев и разработать стратегию своих действий в условиях снижения возможностей разведки. К каким результатам привел этот процесс переучивания, мы рассмотрим в четвертой главе.


г) О профиле агента БНД – два примера


До дела Гюнтера Гийома, пожалуй, самым известным шпионом восточной спецслужбы в ФРГ был Хайнц Фельфе, целое десятилетие шпионивший для КГБ в Пуллахе. Позднее сам Фельфе так описывал получение информации от агентурных источников:
«Массу военной информации не так тяжело, особенно в мирное время, получить от так называемых наблюдателей на местах, то есть агентов, живущих вблизи какого-либо военного объекта, которые способны без большого труда узнавать о любых происходящих там изменениях, к примеру, о расквартировании войск в казармах, о размещении аэродромов, о времени и масштабах учений, о составе офицерского корпуса, о сменах командования и о многом другом. Конечно, наблюдатель на месте может вести наблюдение только снаружи, тогда как разведке необходимо знать и то, какие планы составляет иностранная или, тем более, вражеская армия, как устроены и как снабжаются, например, ее оборонительные сооружения и т.д. Для этого разведке нужно найти источники, имеющие доступ к особо защищенным объектам и самым секретным документам. Здесь получить подходящую информацию было уже очень сложно, но все же возможно».

Федеральной разведывательной службе это очевидно удалось. Для примера рассмотрим два источника из тех, кто занимался уже упомянутым выше наблюдением за местами дислокации в Бернау и Веймаре.

V-13870 впервые упоминался в карточках с данными о так называемом общем наблюдении в Бернау за 21 февраля 1952 года. Его информация была тогда оценена как «F 3». Но надежность нового источника – был ли он мужчиной или женщиной, нам выяснить не удалось – уже с его вторым сообщением в октябре того же года поднялась до степени «С», а осенью 1954 года – даже до «В». Такая высокая оценка встречается нечасто. До прекращения регистрации карточек общего наблюдения в 161 году источник V-13870 отправил 18 отчетов, но это было самой незначительной частью поступавшего от него потока донесений. Ведь с февраля 1953 года информатор шпионил за казармой войск связи ВВС и послал об этом 129 донесений до марта 1963 года, когда его номер перестал упоминаться в картотеке наблюдений за местами дислокации БНД. «Второе место» по интенсивности наблюдения в Бернау занял склад военного обмундирования I, о котором с февраля 1953 по март 1963 года агент V-13870 послал в Пуллах 109 донесений. Это не было единичным случаем. Сравнив общее количество донесений, мы находим еще четыре источника с аналогичной частотой передачи сведений. В условиях открытой границы эти шпионы могли на протяжении очень длительного времени заниматься шпионажем и передавать сообщения, не подвергаясь при этом арестам со стороны органов государственной безопасности. Были ли они отключены после 1963 года, перешли ли к отправке собранных сведений по радио, что регистрировалось уже в другой картотеке БНД, или даже попали в руки восточногерманской контрразведки – этот вопрос пока остается открытым.

Если в отношении топ-агента в Бернау можно предположить, что ему только потому удавалось так интенсивно заниматься шпионажем сразу на нескольких военных объектах, что у него был доступ к ним, то в случае с уже упоминавшимся источником V-4549 в Веймаре это можно сказать с уже большей уверенностью. Этого агента впервые зарегистрировали в картотеке наблюдений после сообщения о казарме Лютцендорф в конце октября 1953 года. Из всех 193 сообщений об этой казарме, поступивших в БНД до октября 1964 95, т.е. почти половина были составлены на основе его наблюдений, а остальные были на счету нескольких других военных шпионов. Из 212 сообщений о казарме Танненберг с 1951 по 1960 годы 103 исходили от V-4549, из 266 донесений о казарме зенитной артиллерии с ноября 1951 по март1963 года этот же агент составил тоже 103. Только между октябрем 1951 и серединой августа 1955 года из 133 донесений об общих наблюдениях в Веймаре 46 были на счету информатора V-4549. Но этот агент БНД действовал не только в Веймаре. В картотеке есть также полученные от этого источника сведения о советских гарнизонах в Эрфурте и в Йене.

Таким образом, можно говорить о ядре особо упорных, действовавших долгое время и хорошо размещенных источников, значительно превосходивших своими достижениями других агентов, посылавших свои отчеты лишь время от времени. Многое говорит в пользу того, что агент V-4549 в Веймаре и агент V-13870 в Бернау не были стационарными внешними источниками, которые, к примеру, могли просто наблюдать за событиями во дворах советских казарм из окна своей квартиры на верхнем этаже стоявшего напротив объекта дома. Ведь эти агенты отмечали процессы, происходившие в нескольких казармах, как и на других военных объектах Советов в обоих городах, в таком объеме, что они обязаны были очень часто соприкасаться с ними по роду своей деятельности. Можно предположить, что эти плодотворные источники были завербованы по классическому образцу, часто используемому и стороной противника, из числа немецкого технического персонала, находившегося на временной или постоянной работе при советских объектах. Хотя такой метод не ускользнул от внимания МГБ. Второй главный отдел и советская военная контрразведка осознавали, что это сизифов труд, с которым им вряд ли удастся справиться. Пока граница в Берлине оставалось открытой, сведения утекали, и не только потому, что разоблаченные шпионы тут же заменялись новыми. Гораздо важнее было то, что немало информаторов БНД смогли проработать, не будучи разоблаченными, свыше дюжины лет и все это время с прежним энтузиазмом поставляли информацию. Проблема эффективности разведывательной работы до и после строительства Стены была для БНД поставлена совершенно по-разному. Перед 1961 годом это было, прежде всего, проблемой аналитиков, которые должны были с тем же усердием, что и агенты, из множества различных камешков мозаики своевременно составлять точную картину ситуации. После 1961 года тем же аналитикам пришлось более чем целое десятилетие с большим трудом справляться с составлением своих отчетов на основе все более оскудевавшего потока поступавшим от агентов донесений.

[Morgenstern]

д) Разведка БНД и возведение Берлинской стены


В первой половине 1961 года американские спецслужбы предположили, что Советский Союз, после того как ему пришлось в 1959 году во время второго Берлинского кризиса отказаться от своего ультиматума, не добившись никаких результатов, наконец, попытается выгнать западные державы из Берлина, чтобы укрепить режим Ульбрихта и не дать ГДР развалиться, что представлялось уже вполне вероятной перспективой ввиду продолжавшегося массового бегства восточных немев на Запад. Прежде всего, ЦРУ интересовало, будет ли по желанию Хрущева осуществлена попытка блокирования допуска западных союзников в Берлин – потому что только это могло бы побудить президента США Джона Ф. Кеннеди пойти на решительное противостояние этим советским планам, в том числе и с использованием силы. Для аналитиков в Лэнгли, таким образом, на первом месте в повестке дня стояли не прогнозы о времени осуществления акции по отгораживанию Восточного Берлина от Западного, а «изолированно и искусственно» разыгрываемые сценарии реагирования на те или иные варианты действий Советов. Конечно, западными союзниками еще в 50-е годы был разработан план военного решения на тот случай, если права западных держав-победительниц в Берлине будут нарушены. Во фронтовом городе Берлине, однако, события 13 августа 1961 года в разной степени оказались сюрпризом для всех сторон. Возмущенный Правящий бургомистр Западного Берлина ввиду невозможности немедленно прибегнуть к эффективным контрмерам, потребовал от западных комендантов заявить русским решительный протест. Лишь много позже Вилли Брандт признал: «Если бы я в то воскресное утро 13 августа сохранял больше хладнокровия, то заметил бы, что уважаемые господа коменданты сами вели себя беспомощно, были обескуражены и не располагали никакими инструкциями».

Райнхард Гелен всегда настаивал на том, что за исключением точного дня, его Служба заранее сообщала о «предстоящем герметичном закрытии границы между зонами, особенно в Берлине», информируя, в том числе, о «складировании легких материалов для устройства заграждений». БНД якобы еще в январе 1961 года информировала Ведомство Федерального канцлера о перепланировке улиц вблизи границы секторов в центральной части Восточного Берлина. С приближением дня постройки Стены появлялись все более точные признаки. 19 июля БНД установила, что руководство СЕПГ подготовило специальные подразделения и разработало чрезвычайные планы по блокированию всех основных точек в центре Восточного Берлина. А 1 августа Служба даже сообщила о предстоящем блокировании границы секторов в Берлине и о прекращении движения метро и городской электрички.

Только по прошествии лет закрытие лазейки в Западный Берлин путем насильственного «ограждения» представляется вынужденной и необходимой мерой. Западногерманские политики рассматривали три возможных варианта максимального обострения во время второго Берлинского кризиса, «основываясь на сообщениях собственной разведки и разведок союзников»: первый – тотальная блокада, как в 1948-49 годах; второй – требование Москвы передать контроль над западноберлинскими аэропортами в руки Советов или ГДР и третий – заграждение границы между секторами. Четвертая альтернатива – военная оккупация русскими Западного Берлина – полностью исключалась. Согласно Францу Йозефу Штраусу, Федеральному министру обороны в 1961 году, больше всего тогда опасались именно первого варианта, считавшегося наихудшим – повторения сталинской блокады 1948-1949 годов. При этом наблюдатели БНД на местах – «у нас было полное представление о противнике» - летом 1961 года интенсивно сообщали о маневрах и о передвижениях войск в ГДР. Но ведущих западногерманских политиков подстегивало не только это опасение. Через несколько недель после постройки Стены Федеральный канцлер Конрад Аденауэр в беседе с журналистами заявил, что «в зоне чувствовалось, что там готовится какой-то удар». Но, по словам Аденауэра, Бонн не рассчитывал на закрытие границы: «У нас были сведения, что в Зоне может вспыхнуть восстание».

Таким же драматичным, как страх перед блокадой или восстанием, было опасение того, что Хрущев теперь всерьез сможет пойти на претворение в жизнь той угрозы, которую западные державы со времени ультиматума советского партийного вождя в 1958 году в политическом плане боялись больше всего. Если западные страны не соглашаются на статус «свободного» и демилитаризованного города Берлина, то Хрущев может пойти на заключение сепаратного мирного договора с ГДР. В таком случае советские суверенные права на управление советским сектором Берлина могли бы быть перенесены и на ослабевавший режим Ульбрихта. Потому можно сказать, что не западные спецслужбы работали неэффективно, а что союзники, по словам Брандта, «были запуганы ожиданием не того кризиса».

Впрочем, существуют и другие объяснения. Западные державы уже много лет ожидали от ГДР и СССР шагов по физической изоляции Западного Берлина в качестве реакции на особую ситуацию, сложившуюся в разделенном городе. В последней декаде января 1953 года, например, Организация Гелена предсказывала полную «герметизацию» Берлина еще в том же месяце. В 1957 году ЦРУ рассуждало о возможности перекрытия границы секторов. В Восточном Берлине на самом деле уже с 1952-1953 годов рассматривались такие меры. Со временем сообщения такого рода стали привычными, превратившись в рутинную информацию для западных политиков. Драматическое обострение Берлинского кризиса летом 1961 года было воспринято в Бонне и в Западном Берлине всерьез, но вот постройка Стены для западногерманской стороны представлялась маловероятным вариантом развития событий. То, что отчеты БНД, как явствует из известных на сегодня документов, подчеркивали именно такой вариант, возможно, не встретило должного понимания со стороны многих западногерманских политиков. Разведывательный анализ собранных в Пуллахе сведений подчеркивал, в конце концов, именно узкое поле для игры западногерманских политиков в случае подобных действий Ульбрихта и Хрущева в Берлине.

Отчет БНД о военной ситуации за июль 1961 показывает, что разведка была хорошо проинформирована. В отчете точно и подробно описаны советские задачи и планы на тот случай, если будет заключен сепаратный мирный договор с Восточным Берлином: политическая и экономическая изоляция Западного Берлина, преграждение потока беженцев туда и в Западную Германию, тем самым «консолидация режима СОЗ» и «признание де-факто режима в Панкове»; вследствие этого прекращение влияния свободного Западного Берлина на «территорию СОЗ» и смена статуса восточной части Берлина как города, управляемого четырьмя державами, «с полной окончательной интеграцией Восточного Берлина в СОЗ». С точки зрения БНД руководство СЕПГ уже готово к тому, чтобы претворить в жизнь «давно и систематически подготавливавшиеся планы по преграждению или контролю за доступом из Восточного Берлина или СОЗ в Западный Берлин»,либо при заключении сепаратного мирного договора между СССР и ГДР либо даже до этого. «При дальнейшем увеличении потока беженцев в Западный Берлин нельзя исключать возможность того, что советский режим еще до этого срока решится провести блокирующие мероприятия». Одновременно в Федеральную разведывательную службу поступало все больше сообщений от ее военных шпионов о многочисленных перевозках войск и техники из СССР в ГДР и в западные области Польши. Больше всего Пуллах обеспокоила переброска новых танков в район Берлина и в приграничные с ФРГ районы.

1 августа в Пуллах поступило сообщение, датированное последними числами июля, о том, что «бегство из Республики» превратилось в первоочередную проблему для ГДР. Цитировавшийся в донесении «высокопоставленный функционер» СЕПГ подчеркивал, что планы по прекращению потока беженцев были разработаны уже давно, но Советы не давали своего разрешения на их осуществление. Аналитик БНД констатировал, что со стороны руководства СЕПГ предпринимались решительные шаги, чтобы получить согласие русских на «закрытие границы секторов в Берлине и прекращение движения метро и городской электрички». Это сообщение сначала было зарегистрировано с пометкой «срочно», но затем было отправлено как обычное телетайпное сообщение в Ведомство Федерального канцлера, в МИД и в Федеральное министерство обороны – то есть главным органам, принимавшим решения в Федеративной Республике. О предстоящих «действительно полномасштабных действиях по перекрытию границы» было сообщено также Министерству по общегерманским вопросам и секретным службам западных союзников.

9 августа в Пуллах пришло сообщение о состоявшемся с 3 по 5 августа в Москве заседании руководителей стран Варшавского договора. Федеральная разведывательная служба сделала на основе имевшееся информации вывод, вошедший в ее недельный отчет, что усилия Ульбрихта по закрытию границы между секторами вполне могут воплотиться в жизнь, но дополнила этот вывод пометкой, что следует подождать, сможет ли Ульбрихт в Москве добиться разрешения на такие меры. В Пуллахе тогда так и не узнали, что Хрущев уже принял решение по этому поводу. Это естественно – очень немногие высокопоставленные советские и восточногерманские партийные функционеры заранее знали об этом решении, тем более о точной дате закрытия границы. Судя по всему, БНД ничего не узнала и о беседе между начальником штаба ГСВГ генерал-лейтенантом Григорием И. Арико и начальником Главного штаба ННА генерал-майором Зигфридом Риделем 25 июля 1961 года, на которой обсуждались подробности мероприятий по закрытию границы секторов и координации действий по созданию так называемого кольца вокруг Берлина. Зато военные шпионы БНД и действующие в ГДР агенты других западных служб в преддверии строительства Стены продолжали интенсивно сообщать о крупномасштабных перемещениях войск ГСВГ и Национальной народной армии в окрестностях Большого Берлина. Только 4 и 5 августа 1961 года туда прибыло около 4600 советских солдат. Кроме того, продолжались отмеченные еще в июле переброски войск из Советского Союза в ГДР и на западные польские территории. По информации БНД, подтвержденной также в досье Бундесвера, Советский Союз с мая по август 1961 года увеличил численность своих войск в Восточной Германии на 37500 человек – до 380 тысяч человек. Параллельно к этому на вооружение ГСВГ поступили более 700 новых танков. Эти пополнения соответствовали примерно двум-трем танковым дивизиям. В то же время на западной границе Польши были дополнительно размещены 70 тысяч советских солдат, переброшенных туда из военных округов Советского Союза. Военное руководство СССР усилило и свою группировку в Венгрии на 10 тысяч человек. Тем самым общая численность личного состава советских войск в Центральной Европе перед днем возведения Берлинской стены увеличилась примерно на 25% и превысила 545 тысяч человек. Таким образом, Советский Союз мобилизовал почти треть всех своих сухопутных войск для военного обеспечения закрытия границы в Берлине.

Другим демонстративным шагом с советской стороны было назначение маршала Ивана Степановича Конева главнокомандующим ГСВГ. Заслуженный полководец Второй мировой войны был специально отозван из запаса ради назначения на эту должность. Назначение Конева, что прекрасно понимал Хрущев, имело, прежде всего, важное символическое значение с точки зрения внешнеполитического и военного влияния. Именно так воспринимали этот факт и в БНД. Менее известно, правда, что в те же дни для руководства войсками на чувствительных западных границах Варшавского пакта были назначены два других выдающихся полководца времен войны – маршал Константин Константинович Рокоссовский и маршал Кирилл Афанасьевич Мерецков. Новоназначенные главнокомандующие (стратегических направлений) были непосредственными представителями Верховного главнокомандования (Ставки), в отличие от прежних командующих, отвечавших за свой «географический» участок территории. Они могли при необходимости даже управлять своими войсками прямо из Москвы и располагали куда большими полномочиями, чем их предшественники. Но важнее всего было то, что они подчинялись только напрямую Хрущеву. Сам Хрущев добивался этим с одной стороны, что в самых горячих точках кризиса находились самые опытные боевые генералы, с другой – что они поддерживали самый тесный контакт с политическим руководством государства.

Но в западные и юго-западные военные округа СССР не только направлялись самые опытные и заслуженные военные. Одновременно советское командование в начале лета 1961 года систематически увеличивало количество находившихся тут воинских частей и соединений. Закарпатский военный округ получил дополнительно около 30000 человек, Одесский – 15000, Киевский – 22000, Прибалтийский – 8500, Закавказский – 4300 и Белорусский 16500 человек. Северный флот получил две тысячи дополнительных военнослужащих, Черноморский флот - одиннадцать тысяч. Внутренние военные округа тоже были усилены – Туркестанский на 3300, Сибирский на 3500, Уральский на 2200 человек. В общем и целом, вместе с уже упомянутыми перебросками советских войск в ГДР, Польщу и Венгрию советские вооруженные силы возросли к концу июля 1961 года примерно на 280 тысяч человек. Это соответствовало увеличению общей численности войск приблизительно на 10%. Стоит заметить, что Федеральная разведывательная служба обладала информацией и об этих фактах.

Когда 13 августа, в день строительства Берлинской стены, в руки аналитиков попало сообщение о решениях заседания Народной палаты от 11 августа, точность сообщения была блестящим образом подтверждена, хотя в качестве прогноза оно слишком опоздало. Расплывчатое решение парламента ГДР, которое тремя днями раньше было в куда более четкой и обязательной форме принято Политбюро, «передавало Совету министров все полномочия» по борьбе «с незаконным переходом границы» и «торговлей людьми». Источник Федеральной разведывательной службы сообщал, что в решениях Народной палаты именно потому не было уточнения времени и характера мероприятий, «чтобы правительство СОЗ обеспечило для себя эффект внезапности». По информации с одной конференции при ЦК СЕПГ, закрытия границы восточного сектора Берлина следует ожидать в ближайшие дни. Но точную дату выяснить не удалось. В день возведения Стены Федеральная разведывательная службы сообщила в Бонн, как уже говорилось, о назначении маршала Конева главнокомандующим ГСВГ и в своих выводах подчеркнула драматичную серьезность положения, складывавшегося в и вокруг Берлина. Федеральному правительству снова были предоставлены доказательства того, что советские войска на возможные военные меры Запада тоже отреагируют с применением военной силы.

Строительство Берлинской стены для западных спецслужб перевернуло «оперативный мир с ног на голову», как сказано в книге Бейли, Мерфи и Кондрашова «Поле битвы Берлин». Через месяц после физического разделения города ЦРУ сообщало в Вашингтон:

«Уникальные возможности для связи в Берлине теперь ушли в прошлое. Но важно запомнить два момента: движение все еще пересекает границу в обоих направлениях; … и уникальная природа границы между секторами до 13 августа означает, что ни в Западной Германии, ни где-либо еще нет никакой замены для этого метода получения доступа к Восточной Германии».

В качестве установок для продолжения шпионажа меморандум содержал ряд рекомендаций: реактивацию тех агентов, контакт с которыми был за это время потерян, вербовка новы источников особенно из среды коммерсантов и студентов, поддерживающих контакты между востоком и западом, начало активных мероприятий по «запугиванию восточногерманского режима», действия для «драматизации берлинского вопроса во всем мире», для «поддержания морального духа Западного Берлина». Последняя идея была совсем новой в истории противостояния разведок в разделенном Берлине, ибо честно признавала, что произошедшее в Берлине нельзя повернуть вспять. «Мы все в Берлине, сами западные берлинцы, армия США, Государственный департамент вполне понимаем, что ни самая мощная пропаганда, ни самые талантливые дезинформационные операции, никак не смогут реально изменить положение в Берлине».

Но нельзя сказать, что западные разведки были совсем не подготовлены к закрытию границы. Они еще с 50-х годов считались с возможностью новой блокады и с прекращением непосредственного доступа к их источникам по берлинским каналам. Уже в начале пятидесятых годов Пуллах снабдил своих агентов-радистов радиостанциями, не в последнюю очередь на случай советского военного нападения, которое прервало бы все контакты по системе обычной агентурной связи, вынудив перейти к радиопередачам. Теперь этих радистов можно было активировать. С начала пятидесятых в течение больше чем десятилетия шпионил в пользу Пуллаха работник «народного предприятия «Функверк Берлин» Франц Панкрац. Еще до постройки Стены он с энтузиазмом использовал рацию для передачи информации на Запад. На своем радиозаводе Панкрац, представший перед судом в 1966 году, поднялся до командира Боевой группы рабочего класса. Считается, что среди поставленных перед ним Пуллахом заданий была и вербовка новых агентов-радистов из числа бывших радистов Вермахта. По данным МГБ основные задачи, которые получали агенты-радисты, касались военного шпионажа. Благодаря аресту в 1957 году одного рабочего после пяти лет его шпионской деятельности восточногерманская контрразведка в деталях узнала и о другом методе передачи сведений - о так называемых «мертвых почтовых ящиках». Тайниковая система связи защищала агентов, ибо курьеры, доставлявшие или забиравшие донесения, не знали ни имени, ни внешних примет агента. Но, как показали еще события 17 июня, во время кризисов такая система оказывалась очень уязвимой, потому что многочисленные «мертвые почтовые ящики» размещались обычно неподалеку от военных объектов, где именно в кризисные моменты концентрировались войска, и риск использования тайниковой связи был слишком велик. Потому после постройки Стены основным средством связи между источниками и их «кураторами» однозначно стал использовавшийся и ранее метод почтовой связи с использованием невидимых чернил, который, правда, при долгосрочном использовании тоже был чреват большим риском разоблачения. 94% всех пойманных в Потсдамском округе военных шпионов использовали этот вид связи. Тем не менее, по оценкам МГБ ГДР после закрытия границ, из всех западных служб к продолжению шпионажа в новых условиях БНД была подготовлена лучше всего.

С уверенностью можно сказать, что Федеральная разведывательная службы в преддверии произошедшего 13 августа 1961 года закрытия границы секторов, корректно передала боннским политикам, по меньшей мере, «форму произошедшего» (по выражению Вилли Брандта). Одновременно нужно оценить и активную агентурную деятельность западногерманской разведки, источники которой сообщали информацию, очевидно, даже из высших кругов СЕПГ. Эти действия и тот факт, что информационный поток поступавших в БНД сведений продолжался и после 13 августа, показывают, что физическое разделение Берлина не прервало мгновенно связь Федеральной разведывательной службы с ее собственными агентами. Однако в последовавшие за этим недели Службе было очень тяжело предсказать дальнейший курс Москвы и Восточного Берлина. Хотя основные оперативные предпосылки для ведения разведывательной деятельности в Восточном Берлине продолжали существовать, у экспертов возникли огромные проблемы с точной интерпретацией происходивших там процессов. И основной причиной этих трудностей были не сами противоречивые поступавшие «оттуда» сообщения, а укоренившаяся в их головах идея-фикс, приписывавшая восточным противникам прямолинейное выполнение их мастерски продуманного плана по заключению сепаратного мирного договора и передаче суверенных прав на Восточную Германию от Москвы «режиму в Панкове».

В среднесрочной перспективе впервые после операций МГБ против Организации Гелена во времена Эрнста Вольвебера для восточногерманской контрразведки снова наступило время успехов. Уже в 1962 году она арестовала в два с половиной раз больше агентов западных спецслужб, чем за предыдущий год. В 1963 году – даже в семь с половиной раз больше! И еще в 1964 году этот показатель оставался вчетверо большим. Из 258 агентов, о которых упомянул отвечавший за проведение расследований Девятый главный отдел МГБ с августа 1961 по декабрь 1965 года, 156 человек, почти 60%, работали на БНД, еще 27, т.е. 10% на Федеральное ведомство по охране конституции. Но при всем этом восточногерманским охотникам на шпионов нужно было учитывать следующее: успех настоящего выдает много о неудачах прошлого. Она вовсе не была всемогущей, контрразведка МГБ. Иначе как могло случиться так, что одному арестованному в феврале 1965 года восточно-берлинскому главному инженеру удалось беспрепятственно работать на Гелена с 1947 года?


IV. Разведка БНД против ГСВГ и контрразведка МГБ ГДР в 1970-1989 годах


1. Взгляды на оперативную работу по противнику


a) Стратегии Пуллаха

Строительство Берлинской стены заставило Федеральную разведывательную службу предпринять новые шаги по ведению разведки за советскими гарнизонами и воинскими частями в ГДР. Однако из-за того, что постоянно увеличивающиеся потери старых агентурных ячеек нельзя было мгновенно восполнять новыми источниками, Пуллах сделал большую ставку на радиотехническую и радиоэлектронную разведку (SIGINT). Гелен лично проявлял большой интерес к техническим возможностям получения информации о противнике таким путем, который не грозил бы опасностью ни собственному персоналу, ни завербованным агентам. Техническая разведка позволяла избежать риска ареста и возможной ликвидации шпонов и курьеров или пропагандисткой шумихи вокруг неудач БНД, которую так любило раздувать руководство госбезопасности с той поры, когда ее в 1953 году возглавил Эрнст Вольвебер. Но с другой стороны технические виды разведки – SIGINT и IMINT, несмотря на свою полезность в плане «профилактической» защиты источников агентурной разведки (HUMINT), обладают и существенными недостатками. Когда эта техника «скрупулезно производит потоки фотографий и радиоперехватов без критериев разделения на важное и маловажное», она оказывается «структурно глупой». У радиоперехвата, подслушивания, дешифровки, радиолокационной разведки, радиопеленгации и снимков со спутников для актуализации оперативных сводок о положении противника были в Холодной войне свои жесткие ограничения.

«Техника фиксирует лишь то, что есть. Но только человек может узнать, что будет! Только человек, сам получивший доступ к секретной информации, то ли взломав сейф, то ли изготовив запасной ключ к нему, то ли сделав на одну копию больше, получив в свои руки письмо, чертеж, план, может заглянуть в будущее. Только человек, который в разговоре с собеседником, обладающим знаниями или принимающим решение, сможет умело заставить того сказать больше, чем тому следовало бы, убирает занавес, скрывающий сценарий будущего».

На усложнившийся доступ в Восточную Германию и постепенное «отмирание» своих старых связей с агентами-наблюдателями БНД со второй половины 60-х годов и еще больше в следующем десятилетии отреагировала новой стратегией шпионажа за советскими войсками. Место граждан ГДР, наблюдателей на местах, живших поблизости советских военных городков, все чаще занимали граждане ФРГ или западные берлинцы. Либо во время своих гостевых поездок в ГДР либо при транзитных путешествиях они должны собрать как можно больше информации об инфраструктуре и передвижениях войск ГСВГ. Помимо этого, БНД усиленно занялась созданием уже упоминавшихся семейных шпионских ячеек.

Целью транзитного шпионажа было ежедневное наблюдение о самых актуальных событиях и процессах в военной сфере в ГДР с информированием о них, по возможности, в масштабе реального времени.

«Благодаря системе точно скоординированных мероприятий, например, ежедневному использованию, как минимум, одного шпиона (установлено, что на различных маршрутах ежедневно действуют до трех шпионов) на одном из девяти транзитных транспортных коридоров ФРГ - Западный Берлин (железнодорожных и автомобильных), и немедленной передаче донесений путем звонков на автоответчики, БНД постоянно и непрерывно получает актуальные сведения о военных объектах, которые видны при движении по транзитным коридорам, а также о военных перемещениях по этим трассам или в непосредственной близости от них».

Разъездной шпионаж был направлен в большей степени на получение или на актуализацию базовых знаний о советских гарнизонах, инфраструктуре, полигонах, личном составе, сооружениях, военной технике. Легендой для таких шпионских вылазок часто становились различные хобби. Эти шпионы, прозванные в МГБ «хобби-путешественники», «проявляли явный интерес к вокзалам, мостам, портовым сооружениям и т.д. и старались сделать фотографии таких объектов. Другие хобби-путешественники интересовались старыми замками и крепостями. С этих, часто размещенных на возвышенности строений, открывался действительно хороший обзор окружающей местности и располагавшихся вокруг военных объектов и сооружений».

По данным МГБ Федеральная разведывательная служба полностью использовала возможности путешествий своих источников: «Если в начале сотрудничества с БНД задания касались лишь отдельных объектов, то по мере того, как шпион набирался опыта, диапазон поставленных перед ним задач, как правило, становился намного шире».

Основываясь на собиравшихся еще с конца сороковых годов сведений, разведке не пришлось начинать с нуля, и она с выгодой пользовалась накопленными ранее знаниями. Несмотря на Стену, Западный Берлин по-прежнему оставался важной базой для шпионажа. Оттуда Пуллах отправлял транзитных шпионов по железной дороге, по шоссе или речным транспортом через территорию ГДР. Из военных шпионов БНД, арестованных с 13 августа 1961 года по август 1965 года 91% были завербованы в Западном Берлине, лишь оставшиеся 9% в самой ГДР.

Источники из архивов БНД, в которых содержатся детали о получении информации путем использования транзитных и разъездных шпионов (т.н. «маршрутников»), в настоящее время еще не открыты для ученых. Только на основании открытых политических и военных недельных и месячных отчетов, то есть посредством „finished intelligence“, можно попробовать установить, какой объем информации утекал на Запад после закрытия границы – хотя в таких документах нельзя отделить информацию, полученную от собственных агентов, от информации , полученной от SIGINT, от союзных служб или из открытых источников.

Исходя из имеющихся на сегодняшний день сведений, можно сделать вывод, что БНД, перейдя в ведении военной разведки в ГДР на использование западногерманских и западноберлинских граждан, не удалось собираемыми ими сведениями в полной мере заменить в количественном и качественном плане информацию, получаемую ранее от агентурных сетей постоянных наблюдателей на местах. В своих мемуарах Рихард Майер пишет, что в момент его вступления в должность начальника оперативного отдела (агентурной разведки) в 1970 году, БНД располагала «лишь несколькими настоящими секретными источниками заграницей» - транзитные шпионы и «маршрутники» к таким агентам не относились. Это было связано не только с собственно оперативной работой по противнику, в которой действительно были достигнуты успехи – показанные в этой книге примеры новой методики шпионажа начались именно в семидесятых годах. Но самой Федеральной разведывательной службе как учреждению независимо от трудностей в полевой работе с массой агентов, задействованных против ГСВГ, пришлось преодолевать серьезнейшие внутриведомственные проблемы. Среди этих проблем самые серьезные последствия для внутренней жизни Службы имело предательство Хайнца Фельфе. Конечно, арест и тюремное заключение Фельфе, после которых советская и восточногерманская контрразведки спокойно могли разоблачать шпионов БНД, без прежних опасений «засветить» своего «крота» в Пуллахе, не оказали немедленного, непосредственного и существенного для крупномасштабной массовой агентурной разведки влияния на HUMINT в ГДР. Разоблачение Фельфе, тем не менее, привело к деморализации в Пуллахе, последствия которого ощущались даже спустя десятилетие. Штаб-квартира БНД и особенно оперативное управление, очевидно, попали в состояние некоей «самоблокады», причиной которой были не столько практические последствия потери информации от агентов и «кротов», сколько, прежде всего, состояние шока в умах многих сотрудников. Оценка Майера подтверждается и другими описаниями, как исходящих из среды самой БНД, так и в книгах, посвященных общей истории западногерманской разведки. Так, президентство Герхарда Весселя (1968-1978) представляется эпохой ломки закостеневших структур Службы, которая, по крайней мере, в интерпретации авторов «со стороны», как в идеологии, так и в кадрах представляла собой вплоть до последних лет правления Гелена продолжение старого отдела Вермахта «Иностранные армии Востока». Рихард Майер, возглавивший оперативное управление, был разведчиком-профессионалом, который перестроил пусть полностью конспиративную внутри самой Службы, но неэффективную работу на новых основах. Поимо воодушевления и порыва, которые принесли Службе новые руководители, на БНД повлияли и перемены в западногерманском обществе, выразившиеся в частности, в крупномасштабной реформе образования 60-х годов. Эту «академизацию», к примеру, можно увидеть на примере обязательного с 1973 года обучения офицеров Бундесвера в собственных высших учебных заведениях. Министр Ведомства федерального канцлера Эмке настаивал на открытом найме на работу в БНД пополнения из числа молодых ученых. Потому многие молодые люди с высшим образованием смогли сделать быструю карьеру, что с одной стороны повысило уровень аналитической работы Службы, но с другой привнесло в нее открытую политизацию и негативно повлияло на кадровую политику Пуллаха. Но не только политические условия, вызванные «новой восточной политикой», но и технический прогресс в БНД, к примеру, внедрение электронной обработки данных, которая среди всех федеральных учреждений ФРГ впервые была в крупном масштабе внедрена в Федеральном ведомстве уголовной полиции, Федеральном ведомстве по охране конституции и в Федеральной разведывательной службе, не оставляли в кадровой области никакого выхода, кроме постепенного увольнения бывших офицеров Вермахта геленовской закалки.

Что касается агентурной разведки в ГДР, то вторая половина шестидесятых годов представляется на фоне произошедших событий периодом застоя – справедлива такая оценка или нет, на нынешнем уровне знаний нельзя сказать однозначно. Лишь частично этот упадок компенсировали начавшееся еще при Гелене и форсированное Весселем развитие технической разведки и расширение деятельности БНД в некоторых других регионах мира. Это новое направление, как представляется сегодня, пошло в ущерб разведке БНД в ГДР, которая после строительства Стены, предательства Фельфе и «аферы с журналом «Шпигель»» на некоторое время отошла на второй план. Гелен в своих мемуарах подчеркивает, что состояние мировой политики в большой степени повлияло на оперативные возможности его Службы: «ведь и от соответствующих внешнеполитических условий зависит, нужно ли проявлять в первую очередь большую активность или же большую осторожность, иными словами, как говорят в армии, когда нужно сначала атаковать, а потом окапываться, а когда наоборот».

В общем и целом эта стратегическая зависимость Пуллаха от политического главенства Бонна описана Геленом верно. Этот аргумент нельзя толковать только лишь как снятие с себя вины за собственные ошибки, упущенные возможности и провалы. Но с точки зрения оперативной работы по противнику нельзя не заметить, что в высказывании Гелена желание снять с себя вину все-таки занимает немалое место.

«К сожалению после первых неудач и казавшейся нам почти непроницаемой плотной контрразведывательной сети в Восточном блоке у нас привыкли стремиться лишь к тому, что можно сделать, чего можно достичь. Мы стали уклоняться от сложных задач. Если на пути к вербовке внутреннего источника, к «проникновению» на важный объект оказывались серьезные препятствия, то вокруг объекта просто размещалось несколько внешних наблюдателей, который – пусть не с такой же точностью – следили за объектом. Для самоуспокоения мы тогда говорили себе, что задание, мол, выполнено». (Марквардт, «Пережитая БНД»)

Вальдемар Марквардт, в настоящий момент самый подробный источник о времени, когда агентурной разведкой БНД руководил Рихард Майер (кроме мемуаров самого Майера), сообщает, что методичное претворение в жизнь директивы социал-демократического министра Ведомства Федерального канцлера Хорста Эмке о новом усилении разведки в ГДР можно назвать первоначальным достижением Майера. При этом и Майер в основном ориентировался на использование «маршрутников» и транзитных шпионов, но настаивал и на заполучении внутренних источников – прежде всего, путем вербовки тех граждан ГДР, которые выезжали из своей страны в третьи страны.

Эта стратегия БНД сохранялась с некоторыми изменениями и даже интенсифицировалась и в годы президентства Клауса Кинкеля (1978-1982), Эберхарда Блума (1983-1985) и Ганса-Георга Вика (1985-1990). Хотя информация об этом открыта только в общих чертах, мы знаем, что в восьмидесятых годах состоялось несколько структурных реформ в БНД, которые не только – как в свое время сложная сеть «филиалов» Гелена – служили конспирации, но и представляли собой гибкий ответ на изменения положения в мире, в политике и в разведке. В конце десятилетия один из пяти подотделов Первого отдела БНД (оперативная агентурная разведка) отвечал за «Советский блок». А в нем из двенадцати рефератов три занимались в основном ГДР:

Реферат 12 В - ГДР: политика, экономика, наука и техника
Реферат 12 С – ГДР: вооруженные силы на юге
Реферат 12 D – ГДР: вооруженные силы на севере.

По сведениям МГБ, по поручению этих находившихся в штаб-квартире рефератов были созданы отделения по управлению агентурной работой в Бремене, Мюнхене и Гамбурге. В каждом из отделений работало от 30 до 40 человек. Бремен подчинялся реферату 12 D, управлявшему военным шпионажем на севере ГДР. Это отделение в 80-егоды специализировалось на массовой вербовке водителей–дальнобойщиков из ГДР.
Мюнхен обрабатывал войска ГСВГ и ННА, дислоцированные на юге. Помимо сбора сведений с помощью завербованных «маршрутников» и транзитных шпионов, это отделение специализировалось на получении информации в ходе целенаправленных опросов. Гамбургское отделение подчинялось не подотделу «Советский блок», а подотделу центральных заданий и межрегиональной разведки, в который входил реферат морской разведки. Это реферат помимо сбора сведений о судоходстве ГДР, собирал также данные о польском и советском судоходстве, а также о верфях, портовых сооружениях, пароходствах и прочих подобных предприятиях и организациях социалистических стран, имевших выход к Балтийскому морю. При этом МГБ, видимо, ничего не знало о «структурной и организационной системе» отделений БНД, поскольку ему не удалось внедрить туда своих разведчиков или завербовать информаторов.

В Третьем, аналитическом отделе БНД был в то время специальный подотдел «Военный анализ», в котором несколько рефератов обрабатывали сведения о разных аспектах военной ситуации в Восточной Германии: о военной стратегии и об Объединенных вооруженных силах Варшавского договора, о сухопутных войсках, военно-воздушных силах и о военно-морском флоте. Разведка и анализ полученных разведкой сведений из ГДР в семидесятых годах переживали свой ренессанс, во многом благодаря результатам успешного радиоперехвата. В «разведывательном сообществе» НАТО БНД снова считалась разведкой, располагавшей самыми лучшими знаниями о ГДР. И именно работа аналитиков пользовалась там заслуженной славой.

Несмотря на улучшившиеся возможности радиоразведки (SIGINT), в 1970-е годы особенно в плане подслушивания восточногерманского государственного аппарата, для особых условий превентивной разведки боевого порядка и боевого расписания против ГСВГ по-прежнему основное значение играло агентурное слежение за этой мощной военной машиной. «Внешнее слежение за военными объектами путем визуального наблюдения и в настоящее время играет большую роль в разведывательной деятельности империалистических спецслужб». Так было сказано в 1984 году в отчете отдела НA II/4 восточногерманского МГБ. Такое непосредственное наблюдение за гарнизонами перемещениями войск обеспечивало Пуллаху, по оценкам МГБ, «в основном точное определение оснащения и численности войск на военных объектах на основании собранных внешними шпионами данных». До собственного конца «Штази» фиксировала непрерывно возраставшие «усилия БНД по качественному и количественному улучшению своей агентурной работы, несмотря на постоянно развивающиеся возможности технической разведки». Этим самым «снова подтверждалось, что объекты ГСВГ находятся в центре внимания БНД».


б) ГСВГ в период от постройки Берлинской стены до вывода из Германии


После постройки Берлинской стены и постепенного затихания второго Берлинского кризиса советское военное руководство вернуло в СССР значительную часть тех воинских контингентов, которые были летом 1961 года переброшены в ГДР для военного прикрытия закрытия границы. До 1964 года численность советских войск в ГДР уменьшилась до 331 тысячи человек. Это сокращение соответствовало тогдашней стратегии Хрущева, считавшего, что военный конфликт с НАТО возможен лишь в форме «неограниченной атомной войны» и потому стремившегося усилить стратегические ядерные силы СССР за счет сухопутных войск.

Когда в 1964 году Хрущев лишился власти и на его место пришел новый Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев, в военном руководстве СССР снова начали прорабатывать вероятность того, что конфликт между НАТО и Варшавским договором, по крайней мере, в своей начальной стадии может носить и обычный, неядерный характер. Потому в конце шестидесятых годов ГСВГ снова была усилена. В этот раз, правда, усиление происходило не за счет переброски новых частей и соединений в Германию, а путем увеличения личного состава уже размещенных там войск и оснащения их большим количеством новой, более мощной боевой техники – артиллерией, танками и т.д. В 1969 году, к примеру, ЦК КПСС приняло решение увеличить личный состав советских дивизий с 8000 до 12000 человек и значительно усилить их артиллерией.

Это вовсе не означало, что советские маршалы отказались от доминирующей идеи использования в войне ядерного оружия. как и раньше, планируемые наступательные операции характеризовались «высоким темпом наступления, быстрыми глубокими прорывами, внезапностью, комбинированием движения и атомной, биологической и обычной огневой мощи, использованием воздушных и морских десантов и массированным использованием авиации». Поэтому увеличивалась и ядерная мощь Группы, достигнутая введением в ее состав дополнительных ракетных бригад и увеличением уже существующих частей в ее составе, оснащенных ядерным оружием.

В конце 60-х годов по оценкам Федеральной разведывательной службы, ГСВГ вместе с войсками Варшавского договора была в состоянии без предварительной мобилизации осуществить наступление в качестве первого эшелона в рамках «стратегической наступательной операции» на западном ТВД и, пройдя территорию ФРГ, за 20 дней достичь французского, испанского и португальского побережья Атлантики, а также французского и испанского побережья Средиземного моря. БНД пришла к выводу, что из-за все большего насыщения существующих войск Варшавского договора и особенно советских войск в ГДР современным обычным вооружением, «своевременное распознание признаков подготовки к наступлению становится очень трудным».

Личный состав и вооружение ГСВГ в 1961-1975 годах (по данным БНД)

Год Личн. состав, чел. Из них 16-я Возд. армия Танки Опер.-такт. ракеты Истреб. Истр.-бомбард. Разведч. Бомбард. Трансп. самолеты Вертолеты
1961 417000 42000 7700 н/д 575 12 н/д 122 н/д н/д
1961 380000 46000 н/д 42 624 60 133 178 62 75
1963 386000 46000 7500 100 537 108 108 142 46 75
1964 331000 46000 н/д 100 484 146 101 122 46 80
1965 347000 46000 н/д н/д 456 168 95 122 40 80
1966 347000 46000 6200 114 474 166 90 122 42 80
1967 347000 46000 6100 114 469 162 2 122 42 80
1968 347000 45000 6200 114 466 162 91 40 42 95
1969 355000 45000 5600 139 375 258 97 40 42 102
1970 348000 38100 5850 134 360 250 110 - 60 90
1971 349000 38500 6000 134 380 270 140 - 60 85
1972 356000 38500 6288 134 380 270 130 - 40 90
1973 399375 46313 6700 146 400 270 145 - 35 180
1974 423040 46000 7700 152 410 290 120 - 25 200
1975 429000 45475 7900 152 436 276 99 - 20 261

(н/д – нет данных)

Эту оценку подтвердило участие двух армий ГСВГ в операции по оккупации Чехословакии в августе 1968 года. Федеральная разведывательная службы с середины мая 1968 года фиксировала прибытие подкреплений в ГДР из военных округов Советского Союза, а с 19 июля наблюдала развертывание готовившихся к вторжению войск. Уже непосредственно после начала вторжения БНД сделала следующий вывод из большой численности оккупационных войск: «Советские войска в ЧССР готовятся там к долговременному размещению и снабжению». СССР этой рискованной военной операцией не только завершил «Пражскую весну», но и кардинально изменил «стратегическую ситуацию в Центральной Европе». НАТО теперь непосредственно по всему фронту от Альп до Балтики противостояли советские войска первого стратегического эшелона Варшавского договора.

В семидесятых и в начале восьмидесятых годов продолжалось усиление боевой мощи ГСВГ за счет перевооружения как ядерным, так и обычными видами вооружений. В частности, наступательные возможности группировки значительно возросли после дислокации в ГДР десантно-штурмовой бригады и поступления на вооружение большого числа боевых вертолетов. Этой цели служила и передислокация 10- танковой дивизии из Крампница под Потсдамом в городок Альтенграбов, находящийся в 100 километрах западнее.

В сравнении с 1968 годом советская танковая дивизия в 1981 году насчитывала на 2 тысячи человек больше. Она получила дополнительно 150 боевых машин пехоты, количество артиллерийских орудий возросло с 36 до 126. За тот же период советское военное руководство усилило каждую мотострелковую дивизию на 76 танков, 100 БМП, 21 орудие и 2000 солдат.

В 1980 году из-за советского вторжения в Афганистан из Виттенберга была выведена 6-я гвардейская танковая дивизия. Для компенсации этой потери боевой мощи в 1982 году две мотострелковые дивизии были преобразованы в танковые. Теперь их общее количество в Группе достигло одиннадцати. Одновременно изменилась структура подчиненности некоторых дивизий. После этого, к примеру, 3-я Ударная армия, дислоцированная в районе Магдебурга, превратилась в «чистую» танковую армию. Но, несмотря на постоянное увеличение обычных вооружений советские военные стратеги и в середине восьмидесятых годов видели войну в Европе в первую очередь атомной. Именно поэтому в 1979 году в ГДР были размещены две ракетные бригады и два отдельных ракетных полка, оснащенные ракетами средней дальности (900 км) SS-12/22 (ТР-1). В кульминационный момент претворения в жизнь т.н. «двойного решения НАТО» и дебатов о довооружении советские войска в ГДР насчитывали более 400 тысяч человек, около 7000 танков, 10000 бронемашин, 5000 орудий и минометов, 700 боевых самолетов и 220 ракетных систем класса «земля-земля». Тем самым размещенные в ГДР советские войска «по-прежнему представляли собой краеугольный камень системы» и защищали установившийся там «реальный социализм».

Лишь в 1987 году под влиянием реформаторской политики Горбачева началось переосмысливание военной стратегии, что нашло, в частности, символическое отражение в переименовании ГСВГ в Западную группу войск (ЗГВ). В конце 1988 года советский партийный лидер заявил о выводе из ГДР двух танковых дивизий и нескольких других частей явно наступательного характера. Этот вывод предвещал конец ГДР и тем самым потерю причин для дальнейшей дислокации советских войск в Германии. К концу лета 1994 года Западная группа войск полностью покинула территорию уже объединившейся Федеративной Республики. Этим закончилась и эра слежения за ней агентов Федеральной разведывательной службы.

[Morgenstern]

в) Второй главный отдел МГБ после 1970 года


Последствия возведения Берлинской стены потребовали не только от БНД выработки новой стратегии оперативной работы. Министерству государственной безопасности тоже пришлось отреагировать на изменившиеся условия. Хотя вначале закрытие границы облегчило работу контрразведчикам, борьба с разведкой боевого порядка и боевого расписания осуществлявшейся путем наблюдения за военными объектами Советов, не потеряла своего значения и после 13 августа 1961 года. Первоначальной задачей контрразведки МГБ было как можно быстрее определить, каким образом в будущем западногерманская сторона будет использовать своих военных шпионов в ГДР, какую систему связи она предпочтет, и какую альтернативу изберет Пуллах для продолжения шпионажа за советскими войсками в ГДР, после того как связь с прежними агентами БНД будет постепенно прекращаться. Используя внедрение агентов и проникновение в аппарат служб безопасности ФРГ информаторов, которыми управлял Второй главный отдел - а не Главное управление разведки Маркуса Вольфа, активный контршпионаж МГБ ГДР достиг больших успехов на западногерманской территории, особенно с начал семидесятых годов. По данным бывших сотрудников контрразведки между 1977 и 1986 годами МГБ почти 50 процентов всех первоначальных «наводок» на западных шпионов в ГДР получало от неофициальных сотрудников и с использованием средств и методов из т.н. «оперативной области», т.е. в Западной Германии. Чуть больше 30% приходилось на сведения, полученные с использованием почтовой цензуры, прослушивания телефонных переговоров и радиоперехвата и оперативных мероприятий в самой ГДР. С 1983 года усилилось сотрудничество Второго главного отдела с Главным управлением разведки, поэтому контрразведка успешно использовала сведения, собранные внешней разведкой ГДР.

После реорганизаций 70-х и 80-х годов четвертый отдел Второго главного отдела больше не занимался вообще борьбой с действиями разведки БНД а ГДР, а сконцентрировал свою работу на более узком, но приобретавшем все большую важность участке военной контрразведки. Он включал в первую очередь контрразведывательную защиту советских военных объектов, но также и борьбу со шпионажем против Национальной народной армии. Но, во всяком случае, HA II/4 отвечал лишь за инфраструктуру и передвижения войск, на «внутреннюю жизнь» советских и восточногерманских военных объектов его компетентность уже не распространялась. Зато помимо БНД, ему приходилось бороться и с разведками других западных стран, тогда как другие отделы Второго главного отдела, занимавшиеся прежде иностранными разведками, усиленно переключались на работу с западными дипломатами, журналистами, деятелями культуры и с гражданами ГДР, искавшими контактов с гражданами западных стран. Контрразведывательная борьба с БНД и другими западными спецслужбами в сферах политики, экономики и науки перешла в руки шестого отдела Второго главного отдела (HA II/6). Эта функциональная дифференциация Второго главного отдела была результатом общего расширения Министерства госбезопасности в условиях политики разрядки в первой половине 70-х годов. Новая относительная свобода передвижения с Запада на Восток и наоборот обеспокоила охраняемый МГБ режим СЕПГ по двум основным причинам. Во-первых, приезжавшие в ГДР многочисленные гости с Запада оказывали своим свободным и обеспеченным образом жизни «нежелательное» влияние на восточных немцев, во-вторых, упростившийся доступ западных иностранцев в ГДР облегчал и реальные возможности для действий иностранных разведок.

«В этих условиях разведки государств НАТО, прежде всего США и ФРГ, активно используют возможности иностранцев, посещающих социалистические страны для внедрения своей агентуры и маскировки ее деятельности путем «растворения в большом потоке путешественников»». Именно так считала советская военная контрразведка. Число иностранцев из капиталистических стран, «деятельность которых носила признаки военного шпионажа», как написано в докладе КГб, направленном в адрес МГБ в 1976 году, существенно увеличилось за последние два-три года.
«В результате вступления в силу известных договоров и соглашений о Западном Берлине, в ходе нормализации отношений между обоими германскими государствами и ввиду существенно возросшей международной роли ГДР можно отметить значительное увеличение числа иностранцев из разных стран, приезжающих в ГДР и пребывающих на ее территории.
В поведении попавших в наше поле зрения иностранцев из западных стран очень часто было замечено стремление проникнуть на территорию советских военных объектов, вести зрительное наблюдение за объектами дислоцированных в ГДР советских вооруженных сил или проявлять неоправданный интерес к советским гражданам».

Политические условия семидесятых годов привели к такому росту задач для контрразведки что только Второй главный отдел – без вторых отделов в 15 окружных управлениях МГБ, который с 1954 года по 1970 год возрос лишь на шестьдесят человек – с 156 до 216, насчитывал в 1981 году уже 1180 сотрудников. Если не считать Главного отдела кадров и обучения, то Второй главный отдел больше всех других служб увеличился в ходе общего увеличения численности персонала МГБ. В первой половине восьмидесятых годов «Штази», очевидно, под влиянием опасений в высших партийных, государственных и армейских кругах СССР, нашла явную связь между ставшей более агрессивной в годы правления в США президента Рональда Рейгана стратегией НАТО и вытекавшей оттуда необходимостью для Запада собрать как можно более точную информацию о военном потенциале Варшавского договора. Действовавшая с мая 1982 года в НАТО доктрина «воздушно-наземной операции» была, по мнению советских военных, «стратегией отрубания головы». Для претворения ее в жизнь Западу требовалось узнать точное расположение и качественные характеристики тех военных целей и центров управления коалиции социалистических стран, уничтожение которых предусмотрено в первую очередь. «Тем самым военный шпионаж западных спецслужб против вооруженных сил стран социализма становится еще более важным, чем прежде». Так считали в МГБ, указывая – хоть и не говоря прямо, что тем самым повышается значение и борющейся с таким видом шпионажа контрразведки. Вслед за вызванным внутриполитическими и общественно-политическими причинами быстрым увеличением численного состава контрразведки МГБ в 1970-х годах, в следующее десятилетие внешнеполитическая и военно-политическая ситуация привели к дальнейшему, хоть и более медленному увеличению Второго главного отдела и вторых линий в окружных управлениях МГБ.



г) Другие силы и средства МГБ ГДР, участвовавшие в контрразведывательной деятельности

Но мероприятия МГБ по борьбе с действиями западногерманских спецслужб в ГДР не ограничивались, однако, деятельностью лишь Второго главного отдела. Прежде всего, по взглядам «Штази», под контролем следовало держать: а) туристов и прочих иностранцев, приезжавших в ГДР, б) телефонную связь с Западом и в) почтовую переписку, в том числе телеграммы, бандероли и посылки. Именно эти пути открывали разнообразные возможности для шпионажа в Восточной Германии и для установления связи с разведслужбами противника.

(а) Непосредственно после постройки Берлинской стены в Министерстве госбезопасности появился розыскной реферат, сотрудники которого действовали в форме служащих народной полиции. Их основной задачей было разоблачение путей побега из ГДР на Запад. Кроме того, они оказывали поддержку контрразведке. Сотрудники этого реферата особенно часто использовались на пограничных переходах из Восточного в Западный Берлин. А в августе 1962 года была образована рабочая группа паспортного контроля и розыска на транзитных путях между Западным Берлином и ФРГ. Задачи рабочей группы, как и задачи розыскного реферата, состояли в розыске и перекрытии лазеек, используемых для побега на Запад, и в предотвращении несанкционированных контактов между восточногерманскими и западногерманскими гражданами. Так как транзит в Западный Берлин и обратно в ФРГ предоставлял хорошие возможности для установления агентурной связи, слежка за такими путями коммуникаций и предотвращение шпионских контактов, наряду с предотвращением попыток бегства стали одними из важных причин для введения контроля и наблюдения за пассажирскими перевозками и туризмом. В 1964 году рабочая группа была преобразована в Главный отдел паспортного контроля и розыска, в 1970 году после слияния этого подразделения с таможенной контрразведкой был образован Шестой главный отдел. Этот главный отдел с того времени занимался всеми вопросами, связанными с западным туризмом в ГДР, а также с наблюдением за пассажирскими перевозками в целях поиска и разоблачения лиц, подозреваемых в шпионской деятельности. Этот факт говорит о том, что значение шпионов-«маршрутников» и транзитных шпионов в качестве угрозы в глазах аналитиков МГБ возросло. До 1989 года Главный отдел разросся до двух тысяч сотрудников, вместе с работниками шестой линии в окружных управлениях, «Шестерка» в конце существования ГДР насчитывала свыше 7600 штатных сотрудников (из 91 тысячи во всей госбезопасности), будучи самой большой по численности персонала линией во всем МГБ.

После вступления в силу в декабре 1971 года Транзитного соглашения между Бонном и Восточным Берлином наблюдение за туристами и гостями ГДР еще больше разрослось и эту задачу пришлось переложить на плечи нескольких разных служб. Шестой главный отдел по-прежнему отвечал за контрольно-пропускные пункты на границе и за все вопросы, связанные с пересечением границы. Восьмой главный отдел (наружное наблюдение и расследование) занялся секретным контролем автотранспорта, Девятнадцатый главный отдел (разведывательный контроль транспорта, почты и связи) организовывал наблюдение за железными дорогами и речным транспортом. Контрразведка в чистом виде, следует заметить, была лишь одной из задач этих главных отделов, но с другой стороны, это означает, что у Второго главного отдела не было монополии на контрразведывательную работу.

Необходимо было держать под контролем транспортные перевозки, как людей, так и грузов – задача почти непосильная. В середине шестидесятых годов одиннадцать автомобильных, железнодорожных и речных путей транзитом проходили через ГДР. Уже в 1972 году только сухопутным путем в Берлин и из Берлина проехало одиннадцать миллионов человек, в 1984 году число транзитных путешественников составляло уже 32,2 миллиона. Только в 1980 году 2,7 миллионов западных немцев посетили ГДР, кроме того, 2,6 миллиона западных берлинцев приезжали в восточную часть города и в ГДР, и еще 1,4 миллиона западных немцев совершили «однодневные поездки» (без ночевки) в Восточный Берлин. В среднем каждую субботу этого года 40000 граждан западных государств приезжали в Восточный Берлин.

(б) Уже через год после создания МГБ, то есть, в 1954 году было образовано подразделение для контроля телефонных переговоров, преобразованное год спустя в самостоятельный отдел. В 1960 году он получил название, под которым просуществовал до самого конца – Отдел 26. С середины 70-х годов на него были возложены в большей степени контрразведывательные задачи, обозначенные как «Задание Х». К репертуару относились активные и пассивные и мероприятия, от установки защищенных от «прослушки» телефонов и использования специальных приборов для установки помех, мешавших противнику прослушивать разговоры до слежки за телефонами, владельцы которых вызывали подозрения. Масштабы прослушивания телефонов, наконец, возросли настолько, что в Восточном Берлине все абоненты открытой телефонной сети при необходимости могли прослушиваться и одновременно записываться до двух тысяч телефонных переговоров. Первое было возможно лишь потому, что в Восточном Берлине на 100 жителей приходилось в начале 80-х годов лишь четыре телефона (в ФРГ в то же время – целых 43!). Два десятилетия Отдел 26 следил за телефонными звонками на Запад, но в 1983 году эта задача была передана повышенному в статусе до Главного отдела Третьему отделу радиоперехвата и радиотехнической разведки. Тем самым в организационном и техническом планах деятельность «Штази» по контролю за телефонным звонкам внутри ГДР и из ГДР в ФРГ была разделена. Если Третий главный отдел подслушивал беспроводную связь, радиопереговоры, связь со спутников и автомобильных телефонов, а теперь и зарубежные звонки с телефонов и телефаксов, то Отдел 26 по-прежнему отвечал за проводную телефонную связь в самой ГДР. Впрочем, использование этого отдела в контрразведывательных целях возросло. Восьмидесятых годах Отдел 26 получал большинство запросов на прослушку от Второго главного отдела, например, в 1985 году – 299 запросов на прослушивание телефонов и 59 на акустическое слежение за помещениями, причем это количество почти удвоилось в сравнении с началом десятилетия.

(в) Уже с начала шестидесятых годов «Штази» интенсивно разыскивала шпионов с помощью почтового контроля. За это отвечал, в первую очередь, Отдел М, но в 1950-х годах основной его задачей все еще был поиск писем с критикой восточногерманской действительности, составление отчетов об общественных настроениях и поиск «наводок» на попытки бегства из страны. Зато в следующем десятилетии основную роль уже играла борьба с разведывательными контактами между Западом и Востоком. Даже когда в семидесятых годах важной задачей почтовой цензуры снова стала слежка за попытками сбежать или эмигрировать, идентификация разведывательных агентурных связей сохраняла свое значение до самого конца существования МГБ. Предпосылкой к облегчению такого контроля стало, в частности, введение в 1961 году в ФРГ цифровых почтовых индексов. Почти в тоже время контрразведка выяснила, что западные спецслужбы после постройки Стены перевели свои агентурные контакты на использование почтовой переписки, интенсивно пользуясь невидимыми чернилами. Потому главной задачей стал поиск писем со скрытыми сообщениями, написанными симпатическими чернилами между строк безобидного послания. В принципе этот способ бесконтактной связи между оперативниками БНД и их агентами в ГДР был известен «Штази» еще с середины 50-х годов. Но в 1964 году – дополнительно к Отделу М – внутри Второго главного отдела был создан специальный Отдел 6, анализировавший все известные госбезопасности методы использования противником почтовой связи и создававший на их основе таблицы-модели с образцами для поиска подобных признаков, основным смыслом которого было точное распознание метода агентурной связи между источниками и их «кураторами». После того как отдел HA II/6 с 1978 года стал заниматься политической и экономической контрразведкой, его задачи были возложены на отдел HA II/5. Оба подразделения тесно сотрудничали с Шестым главным отделом и с Отделом М.

В Пуллахе, очевидно, не догадывались, что методы работы восточногерманской контрразведки по контролю за почтовой связью достигли уровня точной науки, и госбезопасности удалось во многом проникнуть в тайны агентурной переписки. как и при всяком массовом использовании агентурной разведки (HUMINT), перед Пуллахом уже из соображений экономии труда встала проблема стандартизации своих методов работы. Никак нельзя было придумывать для каждого наблюдателя, каждого транзитного шпиона и каждого «маршрутника» свои, особые инструкции по легендированию, методам работы и поведению. Тем не менее, вполне можно говорить об излишней беспечности Федеральной разведывательной службы в тех случаях, когда ее источники по-прежнему должны были отправлять свои написанные невидимыми чернилами сообщения на одни те же адреса в Баварии, Баден-Вюрттемберге, Нижней Саксонии и в Западном Берлине. Количество таких адресов было невелико, и когда на эти «адреса прикрытия» направлялось слишком много писем, это уже вызывало подозрение у скрупулезных контрразведчиков из Отдела М, предполагавших шпионскую подоплеку. Так как невидимые донесения обычно вписывались между строк заранее подготовленных БНД безобидных писем, то Второй главный отдел вскоре завел у себя центральную картотеку почерков, и специалисты по почеркам вскоре смогли идентифицировать в этих заранее подготовленных ничего подозрительного не содержавших текстах по почерку признаки определенных авторов писем из БНД. Но эта методическая изобретательность мастеров из МГБ не соотносилась с само собою разумеющимися организационными возможностями для улучшения слежения за операциями БНД. Хотя Отдел М и его филиалы в окружных управлениях МГБ после 1961 года значительно расширили систему почтового контроля, но в важной децентрализованной работе второй линии в округах только в 1984 году отделы М окружных управлений были подчинены руководителям вторых отделов.


д) Лицом к лицу с БНД


Хотя в начале семидесятых годов глава Ведомства Федерального канцлера Хорст Эмке потребовал от БНД добывать больше информации о политических процессах в Восточном Берлине, разведка боевого порядка и боевого расписания ввиду сохранявшейся, хоть и скрытой военной угрозы во время Холодной войны, оставалась постоянной задачей для источников БНД по восточную сторону Железного занавеса. Пусть БНД в то время отправляла в Бонн больше отчетов о политической ситуации в ГДР, но среди добытой Службой информации превалировали конкретные сведения, касающиеся именно военного шпионажа. В середине семидесятых Второй главный отдел МГБ сообщал, что «военный шпионаж для БНД по-прежнему играет очень большую роль. Подтверждено, что все подразделения БНД свою деятельность посвящают исключительно организации военного шпионажа, проводя широкомасштабные действия против ГДР».

Служебные подразделения МГБ ГДР, занимавшиеся контрразведывательной деятельностью (1980-е годы)

Первый главный отдел Военная контрразведка: контрразведывательное обеспечение Национальной народной армии пограничных войск
Второй главный отдел Контрразведка
Третий главный отдел Радиоперехват, контрразведка SIGINT, контроль телефонных переговоров с зарубежными абонентами
Шестой главный отдел Паспортный контроль, контрразведывательное обеспечение туризма, пассажирского ( в т..ч. и транзитного) движения
Седьмой главный отдел Контрразведывательное обеспечение военизированных подразделений Министерства внутренних дел («полиция готовности» - гражданская оборона – боевые группы трудящихся)
Восьмой главный отдел Контрразведывательное обеспечение транзитного автомобильного движения, наблюдение за военными миссиями связи и военными инспекциями
Девятый главный отдел Проведение расследования и сбор доказательств для судебных процессов над военными шпионами
Восемнадцатый главный отдел Контрразведывательное обеспечение строительства военных объектов, специальной торговли, а также государственных учреждений, предприятий и организаций военной промышленности и научно-исследовательских институтов, имеющих военное значение
Девятнадцатый главный отдел Контрразведывательное обеспечение почтовой и телефонной связи, зарубежных грузовых перевозок, военных транспортных перевозок, государственной железной дороги («Дойче Райхсбан»), речного и морского судоходства
Двадцатый главный отдел Контрразведывательное обеспечение военных узлов связи, военной техник связи и контроль над Обществом спорта и техники
Отдел М Почтовый контроль (письма, посылки, телеграммы)
Отдел 26 Телефонный контроль и прослушивание, прослушивание помещений, оптическое наблюдение и документирование, конспиративное проникновение на объекты
Рабочая группа Е Материально-техническое обеспечение и реализация внешнего обеспечения основных военных объектов и разработка технических средств для борьбы с автоматическими разведывательными системами противника
Главное управление разведки Контршпионаж

(В принципе, в МГБ само собой подразумевалось, что и все остальные подразделения и работники отвечают за контрразведку, если они в своей сфере деятельности сталкиваются с какими-либо проявлениями разведывательной активности противника.)

Надо сказать, что МГБ отмечало и тот факт, что «источники западногерманской разведки порой оставляют вне внимания даже другие выгодные возможности для шпионажа (например, в области науки и техники), только для того, чтобы полностью сконцентрироваться на военном шпионаже». В 1978 году отчет Второго главного отдела подчеркивал, что «БНД, используя военных шпионов, направляемых с территории ФРГ и из Западного Берлина и злоупотребляя туристическим и транзитным перемещениями граждан по и через ГДР постоянно получает современную информацию» и не только о военной ситуации в ГДР, стоящей в отчете на первом месте, но также и «о политическом положении, о настроениях и мнениях в среде населения ГДР». Ответственный за военную контрразведку Первый главный отдел в середине восьмидесятых годов сообщал, что «противнику удалось выведать дислокацию, структуру и основные детали вооружения сухопутных войск ННА. Личный состав, боеготовность и оперативное подчинение в общем и целом оцениваются противником правильно».

Это положение не прошло и мимо внимания военной контрразведки КГБ в ГДР. Уже в середине семидесятых годов советская военная контрразведка отмечала, что количество лиц, в поведении которых после приезда в ГДР отмечались признаки военного шпионажа, значительно увеличилось после заключения соглашений о нормализации взаимоотношений между обоими германскими государствами и возросшего международного признания ГДР. Справиться с возросшим потоком приезжающих, среди которых немало шпионов, тяжело. «Оперативно-чекистская практика показывает, что в условиях массового въезда иностранцев в социалистические страны практически невозможно спрятать места дислокации частей и соединений Группы войск». Такое признание советских контрразведчиков указывает не только на разведывательную деятельность агентов иностранных спецслужб, но и на возможности западной радиоразведки, и в еще большей степени на огромный потенциал оптической разведки (IMINT). Даже не учитывая разведку со спутников и дальнее наблюдение с высотных разведывательных самолетов, которые могли вести разведку, барражируя вдоль границ и не залетая в воздушное пространство ГДР, даже полеты по трем воздушным коридорам в Западный Берлин позволяли с «потолка» в три тысячи километров следить с помощью авиационных фотоаппаратов за шестой частью восточногерманской территории.

Открытые на сегодня отчеты БНД (finished intelligence) показывают, что Служба, несмотря на потерю собственных наблюдателей на местах и многих внутренних источников из числа восточных немцев, вполне была в состоянии создать реальную картину боевого потенциала советских войск. Это касалось не только ГСВГ в Восточной германии, Северной группы войск в Польше, Центральной группы войск в Чехословакии и Южной группы войск в Венгрии, но и отдельных военных округов в самом СССР, вплоть до восточных округов, таких как Среднеазиатский, Сибирский, Забайкальский и Дальневосточный. Но из отчетов БНД нельзя с уверенностью узнать, на каких именно источниках они основывались. Помимо собственной агентурной разведки, заметно частое использование сведений радиоперехвата. Открытым остается вопрос, в какой степени Федеральная разведывательная служба могла пользоваться результатами спутниковой и авиационной разведки англичан и американцев. Классический отчет „order-of-battle“ о 2-й Гвардейской армии ГСВГ за 1970 год при перечислении отдельных ее соединений и частей называет и последнее подтверждение сведений, которое смогла добыть сама Федеральная разведывательная служба. В случае с некоторыми полками и батальонами они доходят до 1963 и 1964 годов, когда еще не была разрушена агентурная сеть БНД, созданная до Стены. Но сведения о дислокации других частей армии были в последний раз подтверждены источниками БНД в 1965, 1966 и 1967 годах. В это время БНД уже признала неопределенность некоторых сведений в своих отчетах. В них появились такие выражения как «уже не определяемые части» и «возможно находящиеся в данных районах части», «изменения, не поддающиеся точному определению», «вероятные сообщения», «предполагаемые наблюдения», «недостаточные сведения» а о некоторых батальонах и полках даже сказано «место дислокации неизвестно».

Так как Федеральная разведывательная служба в принципе с успехом могла в своей работе пользоваться накопленными за десятилетия базовыми «сравнительно полными сведениями» о военных объектах и войсках ГСВГ (и Национальной народной армии), ей удавалось держать свой уровень знаний о противнике на стабильном уровне. В 1970-х и 1980-х годах западные спецслужбы целенаправленно охотились за сведениями о любых изменениях в войсках, особенно об изменениях, затрагивающих смену войск, модернизацию боевой техники, улучшение методов работы военных штабов и текущей учебной подготовки, проведения маневров и т.д. Но из-за уменьшившегося или запаздывающего поступления информации с одной задачей разведка боевого порядка и боевого расписания уже не могла справиться в надлежащей степени. Речь идет о постоянном, лучше всего ежедневном сбое сведений, позволяющим по определенным признакам определить, не являются ли передвижения войск противника непосредственной подготовкой к его наступлению. Передача подобных сведений требовала быстроты, иначе сведения «прокисали». Правда, с шестидесятых годов развитие технической разведки помогло частично заменить агентов в выполнении этой задачи, но ее возможностей было недостаточно для создания полной картины дислокации войск противника и его намерений. Впрочем, после Карибского кризиса в отношениях между Москвой и Вашингтоном постепенно появились признаки разрядки, достигшей своего апогея в начале семидесятых годов, что в какой-то мере гарантировало невозможность нанесения внезапного военного удара.

Самыми актуальными в информационном потоке Пуллаха были так называемые ВМ-донесения – результаты радиоперехвата. Потому легче всего западногерманской разведке удавалось идентифицировать те части, которые проявляли активность в эфире, например подразделения радиоэлектронной борьбы. В принципе, части и подразделения войск связи, радиолокационные подразделения, а также подразделения ВВС являлись более легкой целью для радиотехнических и радиоэлектронных средств разведки БНД, чем сухопутные войска. Примером может послужить ведение разведки за разведывательным авиаполком, дислоцировавшимся в Алльштедте и входившим в 16-ю Воздушную армию ГСВГ. В отчете об этой части содержатся детальные сведения о полетах самолетов этого полка, причем эти данные явно технического характера и не могли быть получены от агентурных источников, сопровождавшиеся общими знаниями о советских ВВС и сделанными на их основе выводами о численном и структурном составе этого полка.. Достоверность правильности и полноты важных наблюдений оценивалась БНД в 85%. Проникая в радиосвязь и обрабатывая радиолокационные данные, Пуллах мог сделать выводы о методах летной подготовки, об уровне обучения летчиков, часах и задачах полетов, выполнении заданий и зависимости от метеоусловий. Наблюдатели на местах, конечно, не могли бы получить такие знания. Очевидно, тщательное наблюдение велось и за другими полками 16-й Воздушной армии, потому что только путем сравнения аналитики могли прийти к выводу, что из всех тактических авиачастей этой армии именно разведывательный авиаполк в Алльштедте обладает «наилучшей боевой и ночной летной подготовкой».

Особо хорошие знания о советских ВВС и тем самым более простое и легкое использование методов SIGINT в сравнении с HUMINT подтверждаются и годовым итоговым отчетом БНД за 1975 год. В нем детально описывается перевооружение с самолетов второго на самолеты третьего поколения в истребительных, истребительно-бомбардировочных и разведывательных авиаполках 16-й Воздушной армии в ГДР. Доклад свидетельствует и о хорошей информированности о войсках ПВО СССР, о сухопутной ПВО в Группах войск в странах-сателлитах, об организации системы связи и наведения истребителей-перехватчиков. Нельзя исключать, что какие-то сведения исходили от агентов, но незаурядная глубина и детальность доклада объясняются исключительно использованием различных электронных средств разведки (COMINT и ELINT). Потому следующие десять лет ВВС и ПВО занимали основное место в западной разведке – и не только из-за их боевого значения, но и по причине большей «доступности для разведки».

По данным восточногерманской госбезопасности Федеральная разведывательная служба и ее западные партнеры в первую очередь при ведении разведки против сухопутных войск ГСВГ в семидесятых и в восьмидесятых годах интересовались следующими вопросами:
поступлением, количеством, дислокацией и характеристиками новых видов боевой техники, например, танков Т-72 и Т-80;
сведениями о боевых вертолетах, новых зенитных, противотанковых ракетах и ракетах класса «земля-земля»;
модернизацией существующих автоматических систем управления огнем, радиолокационной техники и систем связи;
наблюдением за специальными машинами для перевозки ядерных боеголовок.

Очень часто западные разведки и военные миссии связи интересовались и точными сведениями о вооружении и боевой технике Варшавского договора. По сведения МГБ, их интерес к танку Т-72 касался таких вопросов:
лазерный дальномер;
система управления огнем;
дальнейшее развитие 125-мм гладкоствольной пушки;
улучшение бронирование путем использования нового материала;
повышение мощности двигателя.
Другие моменты были менее важны, поскольку, по словам Первого главного отдела, о «снабжении боеприпасами и топливом, а также о резервных складах противник обладает полными сведениями».

Задача БНД и других западных служб состояла в создании общей картины военных возможностей Восточного блока – посему за арсеналом оружия и техники следовало шпионить столь же тщательно, как за инфраструктурой и текущими маневрами и учениями – а также и его намерений. Поскольку в шестидесятых годах, насколько нам известно, (а более широкое открытие архивов БНД в будущем позволит, вероятно, узнать это более точно!) с каждым годом все реже удавалось внедрить своего агента из числа немецкого вспомогательного персонала на советские объекты, узнать о намерениях можно было только продолжая использовать опробованную стратегию интенсивного наружного наблюдения. Но и дл этого Федеральной разведывательной службе необходимо было пополнить свой кадровый резервуар. После того, как старая сеть из граждан ГДР, использовавшихся как наблюдатели за гарнизонами, была разрушена не позднее начала семидесятых годов, Пуллаху оставалось лишь увеличивать число своих транзитных и разъездных шпионов. «С точки зрения полиции и госбезопасности транзитные автобаны представляли собой просто продление государственной границы ГДР внутрь страны». Они считались «пространством, по которому агенты, диверсанты и шпионы с Запада сравнительно легко могли проникать в ГДР».

Именно «маршрутники» и транзитные шпионы стали головной болью для советской военной контрразведки в ГДР. Разумеется, нередко ей удавалось задокументировать на месте шпионские действия некоторых лиц, к примеру, наблюдение за каким-либо объектом. Но офицерам особых отделов КГБ в ГСВГ не удавалось засечь момент собственно передачи шпионских сведений, поскольку такая передача происходило обычно в ФРГ или в Западном Берлине. А без доказанного факта такой передачи судебное преследование агентов не представлялось возможным. Только в сотрудничестве с МГБ постепенно открывались возможности более активно бороться с такими формами шпионажа.

Гельмут Вагнер, в свое время офицер Второго главного отдела, в своих воспоминаниях описывает сконцентрированную операцию МГБ против транзитных шпионов, действовавших с одной из неофициальных резидентур БНД в Берлине. В операции участвовали помимо Второго главного отдела министерства также сотрудники вторых линий окружных управлений Берлина, Потсдама, Геры, Шверина, Магдебурга и Эрфурта, а также подчиненные МГБ службы паспортного контроля. С 1966 по 1978 год шпионы как перелетные птицы под руководством берлинского филиала БНД ездили через ГДР. Только по железной дороге ежедневно путешествовали до шести агентов. В ходе долгосрочной операции МГБ „Angriff“ («атака, нападение, наступление») за семидесятые годы было арестовано почти 40 из 75 идентифицированных шпионов. Только в 1977году в сети МГБ попали 14 завербованных БНД лиц, в основном транзитных шпионов. Их арест и последующее судебное наказание МГБ вполне могло считать своим оперативным успехом, и. что касается судьбы отдельных арестованных «перелетных птиц», то трудно подобрать другую оценку. Однако, с другой стороны операция «Атака» почти на десятилетие сковала значительную часть сил госбезопасности, и при всем этом контрразведка так и не добилась окончательного успеха: военная разведка БНД в ГДР не прекратила надолго свою деятельность. Кроме того, Второму главному отделу пришлось признаться себе в том, что разоблаченные транзитные шпионы и «маршрутники» не были бабочками-однодневками, а уже долгое время беспрепятственно занимались шпионажем за военными объектами и войсками.
Среди арестованных в 1977-1986 годах шпионов спокойно смогли шпионить в пользу западных спецслужб:
40 процентов на протяжении до трех лет до момента ареста;
22 процента – от трех до пяти лет;
23 процента – от пяти до десяти лети;
и 15 процентов – более десяти лет.
В литературе назывались даже имена таких «долгоиграющих» шпионов. Например, западноберлинец Карл Рехенберг, шпионил на БНД СС 1969 года и в феврале 1982 года был приговорен к 15 годам тюрьмы, Зигурд Вебер, с шестидесятых годов по поручению БНД в течение пятнадцати лет наблюдавший за советскими маневрами в районе Магдебурга, или «деликатесная шпионка» Хильдегард «Хелла» Цикманн, приговоренная к двенадцати годам тюрьмы в 1987 году. Фрау Цикманн еще с пятидесятых годов и вплоть до постройки Стены, а затем снова – с середины семидесятых годов до своего ареста шпионила в пользу разведки американской армии. На дрезденском рынке «Дрезденер Марктхалле» она занималась особым снабжением советских офицеров продуктами и выспрашивала в разговорах с ними о многих интересных для американцев вещах. Зная это, преисполненные гордости рассказы бывших сотрудников МГБ об их успехах в противоборстве с якобы «прозрачной для них» БНД, представляются уже в несколько ином свете.

С апреля 1977 по декабрь 1981 года по подсчетам МГБ благодаря сотрудничеству военной контрразведки КГБ в ГСВГ и Второго главного отдела было разоблачено 37 западных шпионов. Начальник Третьего главного управления КГБ (военная контрразведка) генерал-лейтенант Николай А. Душин за период с 1977 по март 1983 года насчитал несколько меньше – 25 разоблаченных шпионов западных спецслужб. 60% из них работали на БНД. С 1982 по март 1985 года, согласно Душину, были арестованы еще 24 шпиона, занимавшиеся разведкой против ГСВГ. 80% из них выполняли задания БНД. Среди арестованных были, как и прежде, граждане ГДР, а не только транзитные и разъездные шпионы из ФРГ и Западного Берлина – на жаргоне МГБ, «агентуры». Только в 1987 году «Штази» арестовала за военный шпионаж как минимум пятерых восточных немцев, из них четверо работали на БНД: Йоханнес В. (оперативные дела «Инженер» и «Игла»), которому к моменту ареста исполнился уже 81 год; Бернд М. (оперативное дело «Кукла»), 1942 года рождения, переехал лишь в 1985 году из ГДР в Западный Берлин, где был торговцем и контрабандистом антиквариата; супружеская пара Зигфрид и Ева Х. (оперативное дело «Бербер»), 1933 и 1927 года рождения; Ульрих Л. (оперативное дело «Фотограф»), 1953 года рождения. Пятым агентом была уже упоминавшаяся 62-летняя Хильдегард Цикманн (оперативное дело «Антенна»), выполнявшая задания американского армейского Командования разведки и безопасности (INSCOM). Несколькими годами ранее Второй главный отдел установил, что 70% всех военных шпионов БНД прибывали из «оперативной области», то сеть, были западными гражданами, но оставшиеся 30% по-прежнему составляли граждане ГДР, действовавшие в качестве «агентур на местах». Среди них, несомненно, были и внутренние источники, например, завербованный БНД электрик Герхард Д., работавший в центральной ремонтной мастерской ГСВГ в Цеезене. В рамках «народного предприятия специального строительства и специальной торговли», занимавшегося инфраструктурой и снабжением советских объектов, в советских гарнизонах и учреждениях постоянно работали более двух тысяч граждан ГДР, и еще шесть тысяч работали временно – на договорной основе. Под натиском требований Советов оперативная ответственность за наблюдение за этим кругом лиц была возложена на Второй главный отдел МГБ.

После того, как в пятидесятых годах БНД в основном делала ставку на граждан ГДР, используемых как внутренние источники и внешние наблюдатели за военными объектами, со второй половины шестидесятых годов началась усиленная вербовка транзитных агентов и «маршрутников», а в семидесятые годы под руководством Рихарда Майера западногерманская разведка стала вербовать, в основном, в третьих странах «выездные кадры» - восточных немцев, выезжавших за рубеж по профессиональной надобности, то с началом эры Клауса Кинкеля в инструментарии БНД появилась новая категория потенциальных агентов - «лица с большими возможностями передвижения по ГДР», попросту говоря, профессиональные водители-дальнобойщики – как западногерманские, так и из ГДР, а также сотрудники восточногерманской железной дороги «Дойче Райхсбан» и западногерманские речники. В середине восьмидесятых годов 72%, то есть почти три четверти всех идентифицированных «Штази» информаторов БНД были из числа лиц, занимавшихся международными грузовыми перевозками. Кроме того, в продолжении стратегии Майера БНД целенаправленно пытался вербовать восточных немцев, имевших право выезда заграницу, в основном из экономического сектора ГДР, а также пенсионеров – как по возрасту, так и инвалидов. Сорок процентов выехавших в 1985 году в зарубежные командировки граждан ГДР ездили именно в ФРГ. Из 61 тысячи человек, выезжавших в этом году зарубежных командировок в несоциалистические страны – в конце 1986 года таких было уже 70 тысяч (что составляло примерно 0,42% населения ГДР) из сфер промышленности, транспорта, здравоохранения, высшего образования, науки, культуры и спорта, примерно одну десятую составляли сотрудники МГБ. В отдельных секторах их количество было значительно выше. Среди всех неофициальных сотрудников Восемнадцатого главного отдела (защита народного хозяйства) в середине восьмидесятых годов почти половину составляли «выездные кадры». В Девятнадцатом главном отделе (зашита транспорта) среди неофициальных сотрудников право на загранкомандировки имели четверть сотрудников.

Госбезопасность быстро узнала о попытках БНД вербовать граждан ГДР, выезжавших заграницу. На самом деле, некоторые «выездные кадры» в качестве так называемых «неофициальных сотрудников, контактирующих с противником», по заданию МГБ специально «подставлялись» вербовщикам БНД, чтобы узнать больше о персонале и о методах действий Федеральной разведывательной службы. Но характер двойной игры БНД и МГБ в равной степени «просчитывался» обеими спецслужбами. Ведь каждая из сторон надеялась, что спецслужба противника раскроет больше своих методов, чем ее собственный аппарат. Стоило Восточному Берлину начать такую игру, как ему тут же приходилось снабжать своих агентов так называемым «игровым материалом», то есть, правдивыми сведениями, и таким образом Пуллах мог узнавать реальную информацию. Хотя МГБ в восьмидесятых годах даже провоцировало подобные процессы так называемой «работой в поле зрения», когда оно специально подводило «выездные кадры» ГДР на Западе к агентуристам БНД, чтобы создавать контролируемые информационные каналы и предотвращать другие попытки разведывательных операций противника против определенной цели, в госбезопасности прекрасно осознавали двойственность эффекта от таких шпионских игр. Это тоже не ускользнуло от внимания БНД. Пуллах поддавался на такие игры, хорошо зная, что «Штази» придется давать в руки своим «наживкам» настоящий материал, чтобы тех не разоблачили сразу.
«Сведения, столь безопасно добытые, стекались в БНД, а оттуда в обработанной форме после оценок и анализа направлялись Федеральному правительству и другим заинтересованным учреждениям. Они правдиво и полно охватывали факторы, процессы и оценки ситуации в политической, военной, экономической и научно-технической сферах».
Речь тут идет об информации, которую, по мнению БНД, «рано или поздно можно будет проверить с помощью тех путешественников на Запад, в том числе и западных граждан, действия которых не контролируются и не направляются МГБ». И время от времени граждане ГДР действительно сотрудничали с БНД, причем МГБ не удавалось идентифицировать источник. По словам генерала «Штази» Вернера Гроссманна, «хотя мы и определяли измену и ее масштаб, но нам не удавалось собрать доказательства для разоблачения агента».

Для восточногерманских ученых в арсенале Пуллаха имелось еще одно специальное средство давления. Им могли пригрозить, что в будущем им не будут выдавать визы для посещения ФРГ, а также других западных стран.
«И тогда почти неожиданно появлялась новая мотивация для шпионской деятельности граждан стран Восточного блока в пользу западных разведок. Это были озабоченность и страх, что они как ученые и исследователи могут потерпеть неудачу, сломать свою многообещающую карьеру, если утратят вожделенный контакт со свои коллегами на Западе, где исследования и наука процветают. Кроме того, они опасались, что могут лишиться своего привилегированного статуса как признанные МГБ «выездные кадры»». (Марквардт, «Пережитая БНД»)

Когда в 1985 году президентом БНД стал Ганс-Георг Вик, госбезопасность, как ей казалось, разгадала новую вариацию методики работы Федеральной разведывательной службы – уменьшение – но не прекращение - массовой вербовки разъездных внешних источников, поскольку результаты, в особенности, транзитного шпионажа не входили ни в какое соотношение с долей потерь среди завербованных агентов. Вместо этого началось наступление с целью активной вербовки и внедрения эффективных внутренних источников («агентур», по жаргону МГБ) в среду вооруженных органов ГДР, то есть помимо ННА и МГБ, также в пограничные войска, в Народную полицию и в таможенную службу.
«С начала 80-х годов БНД форсировала усилия по количественному и качественному усилению своей агентурной разведки, несмотря на дальнейшее развитие технических разведывательных средств, поскольку агентура по-прежнему остается незаменимой составной частью общей разведки и необходимым дополнением результатов технической разведки».

Мы не можем предоставить подтверждения обсуждаемой в «Штази» новой методики агентурной разведки на основании досье из Пуллаха, поскольку к таким документам БНД доступа пока нет. В любом случае, МГБ ежегодно фиксировало около 40 вербовочных подходов к гражданам ГДР, занимавшим значительные должности в государственном, армейском аппаратах и в аппарате служб безопасности. Примерно половину этих вербовок пыталась проводить БНД. В этот период, когда в военно-политической сфере самым острым вопросом было размещение в ГДР советских ракет SS-20, военный шпионаж, по оценкам МГБ, стал особо приоритетным для БНД. «Поэтому и в будущем военная контрразведка тоже будет одной из первоочередных задач МГБ и Второго главного отдела». Такова была оценка руководителя Второго главного отдела в его докладе в первый год президентства Ганса-Георга Вика.

Вся ГСВГ, как и три другие советские Группы войск в восточноевропейских странах, из-за ее численности личного состава мирного времени, по классификации БНД попадала в первую, наивысшую категорию боеготовности (из трех). В начале семидесятых годов БНД полагала, что за исключением кадрированных частей, боевая техника которых находится на складах, и они только в случае войны развертываются до 100% численности, все четыре дислоцированные за пределами СССР Группы войск укомплектованы личным составом на 100%. Среди 16 военных округов на территории СССР такой уровень боевой готовности был тогда только в двух – в Забайкальском и в Дальневосточном, а также в советских войсках в Монголии. Причиной этого был продолжавшийся советско-китайский конфликт, апогеем которого был пограничный конфликт на реке Уссури в 1969 году, а также столкновения на Амуре, в Казахстане и Синьцзяне. Итак, БНД в своей классификации указывала, что в ГСВГ показатели численности наличного состава были равны численности штатного состава, то есть, в мирное время войска насчитывали столько же людей, что и военное время при полном развертывании. Численность Групп войск по данным Пуллаха в 1973 году была такой: ГСВГ - 321000 человек, Северная группа войск – 46400 человек, Центральная группа – 95650 человек. В Южной группе подтвержденным считался показатель в 64000 солдат, но предполагалось большее их число.

В самой Группе советских войск в Германии по оценкам МГБ Федеральная разведывательная служба больше всего интересовалась 8-й Гвардейской армией, потому что она, расположенная в южных округах ГДР, в советском боевом порядке занимала ключевую позицию и была лучше всего вооружена и обучена. К соединениям 3-й Ударной армии к западу и 2-й Гвардейской танковой армии к северу и северо-западу от Берлина подобный интерес со стороны западногерманской разведки мог только предполагаться, но не подтверждаться, ибо интенсивность разведывательных операций в местах дислокации этих оперативных объединений значительно уступала интенсивности слежения за 8-й Гвардейской армией. Это, конечно, не означает, что военные шпионы в северной части ГДР бездельничали. В шести округах: Росток, Шверин, Нойбранденбург, Магдебург, Франкфурт-на-Одере и Потсдам находилось 266 важных военных объекта советских войск, и МГБ в период с 1977 по 1982 год зафиксировало попытки разведывательных действий западных спецслужб против 121 из них, то есть почти 45%. Из 183 объектов Национальной народной армии в этих же шести округах за тот же отрезок времени шпионажу подверглись 85, то есть больше 46%.

Разведывательные акции западных спецслужб против объектов ГСВГ и ННА в шести северных округах ГДР с 1977 по 1982 год

Округ Военные объекты Из них ГСВГ Из них ННА Разведывательные акции западных спецслужб и военных миссий связи Из них против ГСВГ Из них против ННА
Росток 47 12 35 24 (=51%) 7 (=58%) 17 (=49%)
Шверин 54 30 24 39 (=72%) 22 (=73%) 17 (=71%)
Нойбранденбург 56 23 33 49 (=88%) 19 (=83%) 30 (=91%)
Магдебург 60 44 16 39 (=65%) 28 (=64%) 11 (=69%)
Франкфурт (Одер) 91 52 39 25 (=27%) 21 (=40%) 4 (=10%)
Потсдам 141 105 36 30 (=21%) 24 (=23%) 6 (=16%)
Всего 449 266 183 206 (=46%) 121 (=46%) 85 (=46%)

В четырех их шести северных округов БНД и другие западные разведки шпионили за половиной, в Шверине и Нойбранденбурге даже примерно за тремя четвертями военных объектов ГСВГ. Даже в Потсдамском округе с его наименьшей долей МГБ все-таки зафиксировало разведывательные операции против почти четверти советских объектов. ННА при этом тоже была важной целью, причем военные мисси связи западных союзников интересовались ею сравнительно мало, зато большой интерес проявляла к ней БНД. Только при таком условии сведения из источников «Штази» сходятся с открытой на сегодня информацией из архивов американской военной миссии связи и воспоминаниями офицеров американской и британской миссий.