Пастернак и ЦРУ

[Vegelij]

КАК ЦРУ ИЗДАВАЛО РОМАН "ДОКТОР ЖИВАГО"
25 декабря 2006

Американцы, преследуя свои политические интересы, оказали услугу русской культуре

Иван Толстой, известный исследователь истории русской эмиграции, готовит к изданию трехтомник, который во многом перевернет наши представления об этом феномене. По крайней мере, сюжет о Нобелевской премии Бориса Пастернака предстает в его рассказе "МН" в новом, неожиданном свете.

- До сих пор история издания "Доктора Живаго" рассказывалась со стороны самого Бориса Леонидовича, после его кончины друзьями и благожелателями, а в новые времена старшим сыном поэта Евгением Борисовичем и теми, кто исследовал взаимоотношения Пастернака и советской власти. И единственное, что никогда не обсуждалось, это самая деятельная часть истории: кто финансировал издание романа по-русски. Ведь Нобелевская премия присуждена за издание на родном языке романа, как и должно быть по ее уставу. Первый издатель итальянец Фельтринелли утверждал, что в отсутствие издания на языке оригинала тот язык, на котором произведение напечатано в первый раз, становится оригинальным языком издания. И юристы по авторскому праву с этим согласны. Однако для Нобелевского комитета эта логика не работает. И в 58-м, когда роман был выдвинут на премию, один из "выдвигателей", Альбер Камю (лауреат 57-го года), получил следующий ответ: комитет хочет присудить премию, но нет русского издания.


- Почему было его не выпустить? Было же понятно, что в Москве книгу не напечатают.


- Но кто заплатит такие большие деньги, чтобы выпустить роман ограниченным тиражом? В конце 50-х покупателей русских книг было мало, это был демографический и культурный провал в эмиграции. Никто из издателей не хотел рисковать. В частности, и сам Фельтринелли, обладавший оригиналом, правда, неправленым, только для перевода, где нюансы не так важны. Кроме того, он понимал, что издание книги на русском языке на Западе - это политический жест, очень неприятный для Москвы. Не надо забывать, что Фельтринелли был коммунистом. Он порвал с итальянской компартией, которую в течение ряда лет финансировал, но остался верен идее коммунизма и не хотел быть ее подрывником.


Патовая ситуация, когда комитет согласен, друзья очень хотят, но нет денег. Оказалось, что требуется бог из машины, черт из коробочки - кто угодно; некая сила, которая бы это издала. Потому что сгущение туч вокруг Пастернака достигло такой степени плотности, что без Нобелевской премии поэту грозила публичная казнь.


И здесь на сцене появляются американцы. Шла холодная война, и американцам было важно показать - особенно в Европе, где коммунистические настроения были крайне сильны, что XX съезд партии остался голословным, что Сталин разоблачен только на бумаге. В действительности же цензура лютует, свободы нет, и творческий человек при коммунистическом режиме не может сказать того, что думает. И за эту историю взялось ЦРУ, решившее оплатить издание романа по-русски. ЦРУ решило подготовить книгу параллельно по двум линиям. Одна - американская, другая - европейская.


На каждой из них ЦРУ расставляло капканы и волчьи ямы, так что люди, выполнявшие задание по выпуску романа, не знали не только, что делает их партнер по другой линии, но и того, что делает следующее звено или делало предыдущее. Так они "отмывали" эту рукопись. Вульгарное, но точное отражение процесса. Ценой была Нобелевская премия. Ценой была победа в холодной войне. Книга легла на стол перед шестью членами Нобелевского комитета в срок, в августе 58-го года. Она вышла совершенно неожиданно для всех участников процесса и друзей Пастернака.


- И Фельтринелли не знал?


- Узнал в самый последний момент. Это был "слив" информации. Книгу нужно было легитимизировать, потому что ЦРУ подготовило книгу без названия типографии и имени издателя. Для Нобелевского комитета такая книга становилась "пиратской". Политбюро, несомненно, посоветовало бы Пастернаку опротестовать ее по этой линии. В результате на книге появилось имя Фельтринелли. Однако имя издателя есть, но нет одной маленькой буковки, которая решает все: значка копирайта.


- Коммуниста Фельтринелли не смутило участие в делах ЦРУ?


- Очень смутило. Но он понял, что это - сила, которую он при всей своей издательской хитрости одолеть не сможет. В конце концов, ЦРУ не присваивало себе никаких прав, только оплачивало самую неприятную часть этого дела: издание.


- В результате был выпущен неправленый экземпляр?


- Да. И это еще одна человеческая драма. Ее жертвой стала друг Пастернака графиня Жаклина де Пруаяр, французский славист, директор музея Льва Толстого в Париже. Она единственная на Западе обладала правленой рукописью. Но выпустить ее не могла. Сама напечатать книгу по финансовым причинам она не сумела, а отдать рукопись в руки ЦРУ означало бы на всю жизнь попасть в глазах общества в связку: ЦРУ - Жаклина де Пруаяр. Для нее это означало гибель карьеры. ЦРУ не любят везде, а уж во Франции с традиционным антиамериканизмом - тем более. И, обладая всеми полномочиями, выданными письменно Борисом Леонидовичем, она делает шаг в сторону и умолкает. И книгу выпускает ЦРУ по неправленому экземпляру. Жаклина де Пруаяр подсчитала, что там больше 600 ошибок, мелких неточностей, выпавших строк, эпиграфов. Только через 9 лет, в издании Мичиганского университета, Жаклин смогла выпустить свой текст, и с тех пор на Западе он стал основным, перечеркивающим все остальные.


- Откуда ЦРУ взяло свой экземпляр?


- Вокруг этой операции сложилась легенда (пока не подтвержденная документально), что американские агенты похитили на два часа чемодан с рукописью у одного из авиапассажиров внутриевропейского рейса. В своей книге я рассказываю, как ЦРУ облапошивало всех участников процесса. Затем ЦРУ выпускало дополнительные тиражи в малом формате, так называемые засылочные книжечки, которые многие из нас читали в свое время.


- Это было довольно трудно вообразить тогда...


- Более того, без ЦРУ после войны в русской эмиграции ни одна книга не издавалась. Конечно, были ведомственные издания, книги, издаваемые богачами на свои деньги, церковные издания. Но я говорю о мейнстриме - о романах, мемуарах, собраниях сочинений, документальных книгах, о всем том, что определяло общественный литературный фон. Иногда это было прямое финансирование, но чаще всего применялся другой метод - издатель на свой страх и риск издавал книгу под некоторое общественное обещание. Это обещание можно сформулировать так: издай книгу - а мы у тебя закупим треть тиража. Треть тиража оправдывала затраты, но не давала доходов. Эта треть поступала в распространители эмигрантской книги, которые многие застали, поехав на Запад в раннюю перестройку. Квартиры без всяких вывесок в Риме, Париже, Лондоне, Нью-Йорке, куда вас приводили знакомые эмигранты и где бесплатно раздавались книги. Это и были те самые конторы ЦРУ для непрямой, полуприкрытой оплаты этих тиражей.


- То есть издатели знали, на какие деньги это издается?


- Все знали. Только никто об этом не говорил вслух, как о полуприличной болезни. В своей книге я провожу такую мысль: конечно, в эпоху холодной войны обе стороны применяли самые разные средства. Но в том, что касается идеологического подрыва советской власти американцами, методы были чистыми. Вместо ядов, пускания поездов под откос, вместо похищения людей ЦРУ подрывало Кремль русской культурой, которую советскому человеку запрещалось и знать, и помнить. Они выпустили Мандельштама, Гумилева, дневники Чуковской, Ахматову, Анненкова. Выпустили те самые две книжечки Набокова, которые читали все в свое время - "Защиту Лужина", трехцветную, как пастила, и "Приглашение на казнь" в пошлой обложке то ли с восходящим, то ли с заходящим солнцем. Ужасная, всеми осужденная организация - и такие для русского читателя приятные поступки. Так и вспоминается: "Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо".


- Как вы вышли на эту тему?


- Я занимаюсь эмиграцией, сколько себя помню, а 15 лет назад начал собирать энциклопедию "тамиздата". Правда, жанр и углы зрения меняются, по-видимому, это будут три тома под условным названием "Русская эмиграция в холодной войне". Не благостное изучение того, какие балы устраивали члены Общества памяти священномучеников Николая Александровича и Александры Федоровны, а история участия русских писателей, художников, общественных деятелей, военных в строительстве той России, которую каждый из них представлял по-своему. Мне хотелось показать, чем каждый день занималась русская эмиграция. Почитаешь некоторых исследователей - и, кажется, что все они писали стихи, лили слезы, посылали черную розу в бокале. Конечно, кто-то занимался и этим, но в основном эмиграция вела политическую борьбу. Сильнее и слышнее всего были те круги, которые концентрировались вокруг "Нового русского слова" в Нью-Йорке, "Русской мысли" в Париже, проводивших определенную политику. Пусть она была недальновидной, глупой, слепой, мертворожденной - не имеет значения. Эти люди действовали. Этих людей, их использование спецслужбами - американскими, французскими, британскими и, может быть, в наибольшей степени, советскими - я хочу показать. Русская эмиграция была тем пирогом, который делили самые разные разведки в своей борьбе за влияние, за победу в холодной войне.


- Эмиграция вряд ли будет довольна такой книгой.


- Что такое русская эмиграция? Если ее представлять как сидящих в креслах за чашкой чая собеседников, вспоминающих о вечнозолотых годах, то такие эмигранты будут недовольны. Но, по-моему, таких просто не существует. Они выдуманы российскими журналистами. Русская эмиграция всегда представляла собой комнату, наполненную пауками, как, впрочем, любое сообщество, в котором шла борьба за свои идеалы, свои принципы. В ней были люди чести, истинные патриоты, а также малодушные глупцы, предатели, готовые служить кому угодно. Я хочу показать реальную эмиграцию, совсем ее не оскорбляя, но показывая, что в тех обстоятельствах можно было либо умирать с голоду, либо понять, какой вклад ты можешь сделать в строительство "своей" России. Во время войны кто-то шел с Гитлером, но не меньшее число - в Сопротивление. А после войны кто-то соглашался сотрудничать с ЦРУ, видя смысл своей жизни в том, чтобы переправлять в Советский Союз запрещенные книги. Кстати, в истории с "Живаго" все участники операции поставили единственное условие: никакого гонорара. Издание "Живаго" - одна из самых привлекательных страниц истории. Здесь совершенно понятно, кто в белых ризах, а кто - в черных.


Ольга ТИМОФЕЕВА


“Московские новости”. 15.12.2006 года

[Drankel]

Да, интересно.
Вспоминаю, как в первый раз прочел этот роман и не понял
а)за что ему присудили Нобелевскую премию?
и б)за что травили автора?
Книга вполне приличная, интересная, ничуть не диссидентская, но - на мой, конечно, взгляд, Пастернак как поэт и переводчик сильнее Пастернака-прозаика.

Толстой, кстати, совершенно верно сказал об эмиграции, как о комнате, набитой пауками. Приходилось на Всемирных конгресах Украинцев сталкиваться с представителями этой самой (но не русской,а украинской) эмиграции. Куда там паукам! Скорпионы, тигры, гиены - грызут друг друга с удовольствием, причем публично. Порой жалко было, что упоминавшийся как-то недавно Богдаша Сташинский не до всех добрался.

[Адинаг]

- Более того, без ЦРУ после войны в русской эмиграции ни одна книга не издавалась. Конечно, были ведомственные издания, книги, издаваемые богачами на свои деньги, церковные издания. Но я говорю о мейнстриме - о романах, мемуарах, собраниях сочинений, документальных книгах, о всем том, что определяло общественный литературный фон. Иногда это было прямое финансирование, но чаще всего применялся другой метод - издатель на свой страх и риск издавал книгу под некоторое общественное обещание. Это обещание можно сформулировать так: издай книгу - а мы у тебя закупим треть тиража. Треть тиража оправдывала затраты, но не давала доходов. Эта треть поступала в распространители эмигрантской книги, которые многие застали, поехав на Запад в раннюю перестройку. Квартиры без всяких вывесок в Риме, Париже, Лондоне, Нью-Йорке, куда вас приводили знакомые эмигранты и где бесплатно раздавались книги. Это и были те самые конторы ЦРУ для непрямой, полуприкрытой оплаты этих тиражей.


Интересно, Григория Климова тоже ЦРУ издавало? Не первый роман - "Берлинский Кремль" - тот несомненно, а вот последующие? Они же довольно резко направлены не только против СССР, но и против США и порой сильно критикуют евреев?

[Vegelij]

Да, интересно.
Вспоминаю, как в первый раз прочел этот роман и не понял
а)за что ему присудили Нобелевскую премию?
и б)за что травили автора?

Так за что "травили" Пастернака? - Ваша версия!

[Drankel]

Прошло пятьдесят лет, и во вполне демократической обстановке современной Украины украинские письменники и прочие деятели культуры открыто по ТВ и в газетах травили писателя Олеся Бузину за неортодоксальную оценку деятельности Шевченко, а Андрея Данилко (Верку Сердючку) за антиукраинскую культурную диверсию, опорачивание образа Украины на мировой сцене. Эти деятели культуры, профессиональные патриоты, - такая клоака, и они загрызут любого, кто хоть чем-то отличается от их ублюдочных стандартов и отклонится от генеральной линии. А в 50-е годы ситуация была еще хуже..

[Drankel]

Вообще в послесталинское время неугодных писателей, художников, композиторов преследовал не столько КГБ, и даже не партия, а именно Союзы писателей, композиторов, художников и т.д. До сих пор удивительно, сколько энергии они потратили на борьбу с художниками-авангардистами, с писателями из "Метрополя", с рок-музыкантами, с мини-юбками и с длинными волосами! Но дай им волю - они и сейчас делали бы то же самое. Только под другим соусом - антирусская поэзия, бездуховное искусство и т.д.

[boper]

"КП" 22.01. 2009
22.01.2009
Спустя 50 лет после присуждения Борису Пастернаку Нобелевской премии в области литературы за роман «Доктор Живаго» стали известны подробности той нашумевшей истории. В Стокгольме преданы гласности архивы Нобелевского комитета за 1958 год.

Но еще до этого российский журналист Иван Толстой в своей книге «Отмытый роман. Загадки первого русского издания «Доктора Живаго» заявил версию о том, что Пастернака в лауреаты продвинуло... ЦРУ. Якобы именно американская разведка инспирировала издание романа на русском языке и «в последний момент» распространила его среди членов Нобелевского комитета.

ЦРУ было крайне заинтересовано в присуждении Пастернаку престижной международной премии. Потому что тогдашний советский лидер Никита Хрущев считал его «махровым антисоветчиком» и чуть ли не личным врагом. А подтолкнуть высокое жюри к нужному выбору американцам якобы помог не кто иной, как Генеральный секретарь ООН швед Даг Хаммаршельд, входивший тогда в число членов шведской академии, формирующей Нобелевский комитет. Кстати, в СССР его открыто называли агентом ЦРУ. Мол, Даг сумел сагитировать академиков и весь Нобелевский комитет, желая привлечь внимание мира к «антисоветским пассажам», содержащимся в романе.

Но в открывшихся архивных материалах подтверждений этой версии не нашлось. «Там нет никаких признаков того, что решение было принято по политическим соображениям, - сообщил известный шведский исследователь Кай Шулер, первым ознакомившийся с архивами. - Хаммаршельд, которого представляют главным «агитатором», не присутствовал на заседании, не входил в Нобелевский комитет и не имел отношения к выбору «отцов-нобелевцев».

Версию об участии ЦРУ в подготовке триумфа Бориса Пастернака прокомментировал для «КП» председатель Нобелевского фонда Михаил СУЛЬМАН:

- Я считаю это абсурдом. Нобелевская медаль плыла в руки Пастернака и без помощи ЦРУ. Его ведь выдвигали еще с 1946 года. Писатель стал мировой величиной. А тут еще на Западе вышел «Живаго», мгновенно ставший бестселлером. ЦРУ вовсе не требовалось выпускать рукопись «в последний момент» непременно на русском - нет такого параграфа в уставе Нобелевского комитета, который предписывает обязательное наличие издания на родном языке автора. Академики заранее обеспокоились поиском оригинала, чтобы именно по нему, а не по искусству переводчиков судить о достоинствах произведения.

Наталия ГРАЧЕВА
Стокгольм.

И ВСЕ ЖЕ

Понятно, что на документах Нобелевского комитета мы не найдем штампа «Одобрено ЦРУ». Эти следы надо искать в других архивах...

Но все же интересно, кто оплатил срочное издание на Западе русской версии романа. И почему тогдашний секретарь Нобелевского комитета Андерс Эстерлинг, поддерживавший другого номинанта, перед самым голосованием вдруг поменял свое мнение.

УТЕЧКА

Как роман попал на Запад

«Здравствуйте, синьор Пастернак, я итальянский журналист Серджо Д'Анджело. Прошу, доверьтесь мне» - с этих слов началась детективная история, связанная с выходом в свет «Доктора Живаго».

Встречу с Пастернаком на его даче в Переделкине в мае 1956 года Д'Анджело подробно описал полвека спустя в книге «Дело Пастернака: воспоминания очевидца».

- Когда в моих руках оказалась самиздатовская копия «Живаго», я сразу почувствовал, что это великая вещь, и помчался к автору, - вспоминает Д'Анджело. - Я произвел хорошее впечатление на Ольгу, подругу писателя, и благодаря ей он проникся ко мне доверием. Дав добро на выход романа, Пастернак сказал: «Пусть он увидит мир». А потом добавил: «Теперь вы приглашены на мою казнь». Он понимал, что появление на Западе «Живаго» даром ему не пройдет.

Д'Анджело провез текст через границу, и роман вышел на итальянском языке 23 ноября 1957 года. А та самая самиздатовская копия вскоре и оказалась на рассмотрении Нобелевского комитета.

В СССР решение нобелевцев отметить «антисоветчика» было воспринято резко негативно. Началась травля Пастернака, его называли «Иудой, продавшимся за тридцать сребреников». И тогда писатель принял решение отказаться от премии.

Владимир ЗИБРОВ (Наш соб. корр.)